— Что ж, — сказал невольно соглашаясь старичек, — воля ваша, не смею спорить…. — и безнадежно сложил руки.

— И что с вами делать? — вот что-с: останетесь здесь, будете здесь у меня под носом жить: но если только что — повешу в пятнадцать минут, — поняли?

И старичок, еле живой убрался. А секретарю сказал Квартус:

— Вы позвоните Ольборгу: пусть пугнет и выгонит: вот мерзость какая….

Приехал Высокий, — тот, что ранее так назывался, а теперь носил имя Хатуса. Втроем шли они горами, а ветер привязывался к ним, назойливо, скучливо и злобно. Он поднимал сухой серый каменистый песочек и сыпал им, тоненькими струйками — безобразничал, скучал и баловался. По желто-серым кучам камня, гористого щебня пригибал он сероватую зелень, покачивая хвостик любопытной и непоседливой птички. Ухало вдалеке за обрывами море.

— В общем дело как будто и лучшает; — сказал Квартус, — целебесская флотилия вчера в шесть утра вошла в Баб. Вот-с, все-таки там, что то творят….

Аня молчала, вздохнула, подумав, что если бы армада Океании пришла туда на недельку раньше, ей бы не пришлось сюда ехать и вести все вот эти разговоры.

Они шли, отворачиваясь от ветра, пронзительно вскрикивавшего, а мрачный Хатус спорил с Квартусом:

— Вы с Магнусом…. ну я не спорю, у вас здесь все под руками, все видно, да и время не так бьется, как у нас там, да у вас потише и насчет геологии: — Европа теперь это сплошной пружинный матрас, все прикарпатское и прикавказское землетрясется по два раза в неделю, Черное море гуляет теперь там, где Дунай Иваныч бежал, да и в Альпах не все хорошо…. Так это потихоньку, не спеша Вулкан работает — а результаты мрачнейшие…. Ну и все же: возмущение последними вашими новостями адское — что вы выдумали с золотым обращением? Ведь это курам на смех — подумать страшно: стоило ли огород городить?…

— Вот, — перебила Аня, — а последние распоряжения об изъятии из рук частных лиц права выпуска бумажных денег — это на что похоже? И эти ваши двухмиллионные коллективы, которым передается право эмиссии, ведь это на деле сведется к восстановлению границ и к образованию государств, — так или нет? какая гадость!… восстанавливать границы, когда они уже сами собой отмирают…. и на севере их нет более, там не знают, что это за фронтьерка такая, вот в Скандинавии и….

— А много там народу, в этой Скандинавии? — спросил Квартус.

— В Стокгольме по последним сведениям одиннадцать тысяч человек…. — отвечал Хатус.

— А было?

— Ну, что об этом говорить, — отвечала она, — что было. Теперь это вовсе не мало — одиннадцать тысяч человек для центрального города; на ваш американский масштаб — это выходит другое, но ведь здесь не чудо было сохранить людей и жизнь, — а там, в Европе невесть какая резня шла, — вы ведь ее съели, Европу, а сюда уже явились либералами, чего уж хитрить.

— Да чего нам хитрить, — отвечал Квартус, — я с этим и не думаю спорить…. смотри, Магнусу не скажи, он этого не любит, а я ничего…. Но не в этом же соль. Вам то чего хочется? — добить обе Америки до того же, и когда в Чикаго останется два человека, брат Хатус въедет туда на палочке верхом, а призраки свиней будут кричать: банзай. Так? А чего вы в Африке добились, когда объявили новый золотой террор — я тогда еще Магнусу говорил, что вас оттуда убрать надо, а он вас заслушался, Африка-де совершенно девственная почва… Ну, и что у вас вышло? — опять заиграло, опять эны, опять каша и все прочее, а ведь это только упусти….

— Энов мы не выдумали, — отвечала она, — появились они потому, что мы их прижали — вот оно и полезло.

— Слышали, — репликовал Квартус, — это с Ольборгом два раза в месяц такая истерика: как почки начинают шалить, так два новых заговора: нахватает людей, заводит какую то кашу, а потом собственных корреспондентов начинает заточать, — а это то дурачье чем виновато? честно исполняло начальственные предначертания….

— Так что же ты думаешь, что в Танжере не было энов? Ну это уж, знаешь…

— Милая, они везде есть — и мы с тобой с точки зрения того же Лонгуса, который вчера нам прислал депешу в два тома — чуть что не войну нам объявляет…. на той неделе здесь будет, между прочим, — эны, эны, да еще хуже всяких энов!….

— Ну, — сказала она, свирепея, — ты уж Бог знает что…. Да тогда вся эновская аргументология вообще блеск и последнее слово науки, — они говорят: что сделали-бы? — культура разрушена….

— ….В Карпатах землетрясения…. — тихо добавил Квартус.

Но она не слушала:

— ….половила земного шара вымерла, вымрет и остальная, бестолочь идет невиданная с потопа….

— ….и кроме того в душе они — эны — заключил Квартус, — дело, дело, моя милая! — ну что за препустейшие разговоры, для чего я буду пробовать разрушать пустое место: к чему? кому нужно? ну рви динамитом Сахару, ну — отрицай нитроглицерин, ну — не давай прививать оспу: а она, голубушка, весь Китай съела!… Нужно делать то, что можно делать… а коли вам требуется аргументация и словесные орнаменты: телеграфируй в Пресбург, у меня там целое заведение из философов, — через два дня все будет готово, объяснят все, что хочешь, да так уж тонко и неопровержимо….

— Квартус милый, — сказал Хатус, — но ведь это неслыханный цинизм — ваше философское заведение, будем же откровенны!

— Отлично слыханный, — отвечал тот, — никогда они ничего другого и не делали, только раньше из любви к искусству, а теперь по телеграмме, — да как довольны, вы бы посмотрели.

— Как хотите, — говорил Хатус, — как хотите, но это просто, на мой взгляд — свинство….

— Что ж делать, — вскричал Квартус, — да ведь все, что было — и было ставкой на свинство…. Есть позитивизм и позитивизм: из того, что Кеплер позитивистичнее Птоломея не может следовать, что миропонимание ренессанса выше александрийцев… мы и сунули им самый горький, самый нищенский из позитивизмов — кто его абсорбировал, кто уселся на последний кирпич своего дома и сказал: «ну вот теперь я, слава Богу, пристроился»…. — кто начал славословить этот кирпич, сжигать ему жертвы — тот и есть последняя, никому никогда ненужная свинья и дело делает Плутон, когда он вашу освиневшую Европу в куски раскидывает…. туда и дорогу старой мерзавке. Подумайте-ка, без затей, — ведь все наши разговоры в общем тогда к чему сводились?… ну, если, разумеется, там всякое откинуть, орнаментацию и далее…. мир разваливается, вы это, друзья, не видите, но увидите через десять минут, ломай, — а не то, не дай Бог, он сам начнет ломаться, тогда ног не унесем. Катастрофу нечего предрекать и рассматривать: вот она, на носу! Вопрос сводится к тому: уцелеем или нет? Тут некогда разговаривать. Ставь возможный минимум требований: прожить до завтра, — лезь из кожи вон только для этого…. Вот как… Но вот тут-то и начинается трагедия раздавленного сознания: ему странно кажется — ведь очень понятно, как это в мозгах происходит — что эта рабочая программа, — вот, прожить до завтра во что бы то ни стало, — и исчерпывает задачи людей вовсе и навсегда. Раз такое решение въелось в голову, — крышка, человек кончен, начинай всего Дарвина сначала….

— Э! — обидчиво протянул Хатус, — отсюда это хорошо….

— Зря, зря! — и у нас не сладко: вон на Миссисипи третью неделю рыбий мор: все побережье заражено, с ног сбились — не завидуйте. Но человек обязан во всех случаях жизни бороться с миром, а не разводить орангутангов, которым на все начихать, лишь бы у них шерсть не лезла…

— Ну и опять выходит, — сердито сказала Аня — опять то же самое, что эны правы по всем пунктам.

— Вот им Верм все пункты теперь объяснит! — разозлился Квартус и, заметив, как вспыхнула она, закончил полегче, — эны просто дураки и больше ничего…. Да и потом, какие эны, их ведь масса…. а общая глупость в том, что вся эта свора полагает, что существуют какие-то незыблемые основы, только ты их восстанови, а там уж все и пойдет, как по маслу….