И солдаты, уходившие на охрану границы в первый раз, и солдаты, уходившие в сотый, а кто и в тысячный раз, выслушивали приказ в торжественном молчании, стоя по команде «смирно».

Замирал по стойке «смирно» и Вовка, и даже Светка опускала руки по швам.

Сутки на заставе начинались не в двенадцать часов ночи — так живут в Армавире или в Москве, — а в восемь часов вечера, или, как говорят военные, в двадцать ноль-ноль. Они начинались с этого короткого, волнующего приказа, когда новый очередной наряд уходил на границу…

Бессменно охраняло границу только солнце. Утром над верхушками деревьев — на востоке, в полдень — над воротами заставы, вечером — отражённое в зеркале озера, а глубокой ночью — над крышами склада, кухни и конюшни на севере. Таков был путь солнца… В полночь оно опускалось пониже, чтобы по привычке сесть, но вспоминало, что не время, что стоит полярное лето, и снова начинало подниматься, чтобы сделать новый круг по небу.

Вовка ещё никогда не видел ночного солнца.

— Ночь есть ночь, — говорил отец, — и детям ночью положено спать.

Но вот однажды… Однажды Вовка проснулся от шума в комнате и сел на кровати. Отец торопливо одевался. И минуты не прошло, как он был уже одет по всей форме.

— Что случилось, Боря? — шёпотом спросила мама.

— Тревога! Дана команда «застава в ружьё», — тоже шёпотом ответил отец. — Значит, что-то случилось на границе. Скорее всего, дозорные обнаружили след…

— Чей след? Шпиона? На КСП? — спросил Вовка.

— Проснулся? — повернулся к нему папа. — Смотрите, разбирается уже!

У крыльца послышались быстрые шаги, и папа выбежал за дверь. Вовка немедленно выскочил вслед за отцом. Никакой суматохи на заставе не было. Солдаты-пограничники строились перед казармой напротив ворот. Куликов держал на длинной сворке нервно повизгивающего Хмурого. Они первыми выбежали за ворота заставы, как только была дана команда на преследование нарушителя. За ними убежали остальные. Вовкин отец торопливо зашагал в дежурку — особую комнату в казарме, — где стоят телефоны и радиоаппаратура, где неотлучно находится дежурный по заставе. Во дворе остался только часовой под грибом. Он спокойно посматривал по сторонам, положив руку на приклад автомата, висящего на груди.

Сначала Вовке показалось, что на всей заставе остался один часовой, но скоро из казармы стали выбегать ещё солдаты, вооружённые автоматами. Ими командовал Светкин отец.

— Построиться! — коротко приказал он.

И солдаты построились перед казармой в две шеренги.

Заместитель начальника заставы внимательно осмотрел строй и скомандовал солдатам «вольно». Вовке, ясное дело, хотелось подойти к Светкиному папе и хорошенько расспросить его обо всём, но Светка крепко его обучила, и он знал: в такие минуты заводить разговоры ни с солдатами, ни с командирами не положено… Но всё же, улучив минутку, когда повар Иван Иванович, тоже одетый по форме и тоже с автоматом, немного отошёл в сторонку от остальных солдат, Вовка подлетел к нему и боязливым шепотком спросил:

— Они что, шпиона побежали ловить?

— Да кто его знает… — также шёпотом ответил Иван Иванович. — След, стало быть, на полосе обнаружен. Вот и надобно выяснить — кто к нам с сопредельной стороны пожаловал? Будем ждать дальнейших событий… А ты бы, дитё, спать шёл. Солнце-то видишь где? На севере… Стало быть, полночь сейчас.

И тут увидал Вовка солнце там, где никогда его ещё в своей жизни не видел. Оно свисало низко над лесом, грустное, усталое. И не лучистое — на него можно было смотреть не жмурясь. А тишина кругом такая, что слышен шум водопада. Не того, что на Бешенке, а того, что на реке, вытекающей из озера. Вовка ни разу ещё его не видел, но Куликов говорил, что этот падун всем водопадам водопад. Река за озером течёт по тесному ущелью всё быстрее и быстрее, а потом грохает с огромной высоты. Если в падун унесёт дерево, то оно в щепки разбивается о валуны под водопадом. А если человека туда река унесёт, то его можно без оглядки списывать с довольствия…

Днём, пусть даже слабый ветерок, — шума падуна на заставе не слышно, а сейчас, ночью, когда на деревьях ни один лист не дрожит, ни одна травинка не колыхнётся, точно понимая, что и солнцу надо хоть чуточку отдохнуть, шум падуна был хорошо слышен. Вовка даже представил себе, как там пенится вода, разбиваясь о валуны, как мечутся в этой пене огромные рыбины…

В дверях показалась мама:

— Иди-ка, сынок, домой… Утром папа всё тебе расскажет.

Вовка улёгся. Нет, он ни за что не уснёт… От одной мысли, как он завтра расскажет Светке про ночную тревогу, не уснёшь. Она-то, девчонка, проспала всё на свете и ничегошеньки не знает… Вовка закрыл на минутку глаза, представил себе лицо Светки, когда она узнает про ночное происшествие, — да и не открыл больше до самого утра…

Мама никак не могла его разбудить.

— Поймали нарушителя? — спросил он, едва открыв глаза.

— Одевайся и умывайся быстрее… — крикнула ему мама из кухни, — я всё равно ничего не слышу!

Вовка вставал по-военному, вместе с солдатами. Конечно, и жерлицы полагается проверять спозаранок, а главное — не пропустить утреннюю зарядку.

Летом отец приучил Вовку умываться на озере. Вовке это пришлось по вкусу. Он опускался на мостках на колени, зачерпывал пригоршнями ещё холодную воду и, поёживаясь, плескал её на лоб, на нос, на щёки. Лицо сразу начинало гореть, и Вовка хватался за полотенце. День ото дня вода в озере становилась всё теплее и теплее, и Вовка плескался всё дольше и дольше, а когда озеро прогрелось так, что можно было, сидя на мостках, запустить ноги в воду, болтать ими и разгонять волны аж до самой середины озера, умывание затягивалось на целый час.

Он возвращался с озера в ту пору, когда на спортивной площадке свободные от наряда солдаты и сержанты выстраивались на утреннюю зарядку! Проводил её главный физкультурник заставы сержант Степанов, а когда он бывал в наряде, заменял его Куликов.

Как-то Вовка подошёл к спортивной площадке и стал смотреть, как солдаты делают упражнения. Степанов увидел его, скомандовал «вольно» и сказал:

— А почему это, товарищи, рядовой Вовка Клюев от нас в стороне, поглядывает, как другие делают наклоны вперёд и назад, а сам ни тпру ни ну! Непорядок это…

— Непорядок… точно, непорядок… — зашумели пограничники.

И тогда сержант подал команду:

— Рядовой Вовка Клюев, смирно!

Вовка вытянул руки по швам и застыл.

— В левый угол площадки шагом… арш!

Хорошо, что Степанов вместе с командой показал, где находится этот самый левый «угол», а то бы рядовой Клюев неизвестно куда забрёл, не очень-то он твёрдо знал — где лево, где право. И Вовка быстро очутился на своём месте.

— Следи за мной, — сказал Степанов. — Только я махну тебе рукой, прекращай делать упражнения…

— Почему? — вырвалось по привычке у Вовки.

— Рядовой Клюев! Запомните раз и навсегда: приказы командиров не обсуждают, а выполняют! Круговые движения туловищем. Руки на бёдра! И… раз, и… два, и… три, и… четыре!..

Через несколько дней Вовка знал все упражнения назубок и делал их так старательно, что Степанов часто говорил:

— Иванов! Петренко, Файзулин! Вы что, боитесь спины себе повредить? Берите пример с рядового Клюева, за одно старание ему следует вынести благодарность перед строем…

Бегать Вовке тоже не разрешалось столько, сколько бегали солдаты: он всего лишь до ворот, а они до самого мостика на Бешенке и обратно.

— А почему вы так много бегаете? — спросил как-то Вовка у Степанова после занятий.

— Шпионы, брат, заставляют, — совершенно серьёзно ответил Степанов.

— Как это они вас… заставляют? — спросил Вовка, думая, что Степанов подшучивает над ним.

— Очень просто. Они-то ведь тоже бегать умеют, да ещё как! Школу такую проходят, в которой и бегать, и бороться, и стрелять учат. Значит, чтобы их ловить, нам, пограничникам, надо и бегать быстрее, и бороться лучше их, и стрелять метко…

После зарядки подавалась команда на «водные процедуры». Солдаты вольным строем бежали к озеру, быстро стаскивали сапоги и брюки (летом они занимались голые до пояса) и без всякой команды бросались с мостков в озеро.