— Вестовой, Вестовой! Ко мне! — закричал Вовка.

Удивительное дело, никто Вестового не обучал плаванию, воды он терпеть не мог, а тут так заработал всеми четырьмя лапами, что уже через минуту справился с течением, а потом подплыл к плоту и стал карабкаться на него. Вовка протянул руку, ухватил щенка за загривок и выволок на плот. Вестовой стал с таким усердием отряхиваться, что чуть было снова не полетел в воду.

А на берегу все облегчённо вздохнули. Куликов принялся торопливо раздеваться.

— Ну, полдела сделано! — шутил он. — Хмурый, сидеть! Сейчас я, Мария Семёновна, постараюсь доставить рядового Вовку Клюева на берег для дальнейшего прохождения службы… Вовка! Плыву к тебе… А ты не теряй времени, лови…

Вовка нацепил на крючок самого толстого червя и забросил удочку. Он совсем успокоился — никто его не ругал, значит, всё в порядке. А то, что Куликову надо было лезть в ледяную воду, его нисколько не беспокоило. Он верил, что Куликов всё может и ему всё нипочём. Он смотрел теперь только на поплавок и не видел, как сержант разделся, как влез в воду, как выдернул из берегового ила шест и поплыл к плоту. Правда, услышав плеск, Вовка хотел было обернуться, но в это время красная головка поплавка слегка подпрыгнула над водой и тут же поплавок исчез в глубине. Вовка резко поднял удилище, думая выхватить рыбу из воды, но не тут-то было! Рыба не только не вылетала на плот, а изо всех сил стала вырывать удилище из Вовкиных рук. Вот тут Вовка испугался по-настоящему и заорал на всю округу:

— Куликов! Скорее, Куликов! Она отнимает у меня удочку!

— Держи, держи её, Вовка! Я уже рядом! — кричал сержант. — Ну вот, я уже на плоту… Ух! Как огнём жжёт! Спортивная водичка, для закалки солдатской в самый раз… Давай-ка удочку, а сам возьми Вестового да прикрой его полой, а то он совсем, бедолага, закоцуб.

Стоило Куликову взять в руки удилище, как он сразу понял, что попалась очень крупная рыбина. Её даже ото дна трудно было оторвать.

— Ого! Экземплярчик попался! Кажется, я вовремя подоспел. Утащила бы она тебя, Вовка, в своё царство-государство, под какой-нибудь камень, вот тогда бы ты знал, как своевольничать… Но от нас она не уйдёт, уже начинает уставать… Сейчас мы её, красавицу, на плот пригласим к нам, в гости… Ух ты! Не сойти мне с этого места, если она меньше пяти кило… В жизни такой не выуживал… Ай да Вовка! Ай да рыбачок!..

— Ай да я! Ай да рыбачок! А ты меня всё окуньков одних ловить заставляешь… — стал хвастаться Вовка.

— Ладно, ладно! Признаю — рыбак ты везучий… Второй срок я на заставе служу, а такой ещё не встречал…

— А я сейчас ещё крупнее поймаю… Вот увидишь! — расхрабрился Вовка.

Но Куликов сказал:

— Нет уж, Вовка… Хватит и этой… Надо нам восвояси перебираться, а то после купания холодновато… Ты воя как одет, а я в одних мокрых трусиках. Ну-ка, попробуем, что здесь за глубина!

Сержант взял шест и попробовал достать дно. Но шест весь ушёл в воду, а до дна так Куликов и не достал.

— Поганые наши дела, Вовка, — посерьёзнел Куликов. — Как мы теперь до берега доберёмся?

В это время с берега донёсся крик связиста Ершова:

— Товарищ сержант! Сейчас я приплыву к вам с концом телефонного кабеля… Уже раздеваюсь…

— Отставить заплыв! — крикнул Куликов. — Найдётся пловец получше! Прикрепите конец провода к поводку Хмурого и давайте побольше слабины… Хмурый! Сидеть!.. Прикрепили?

— Так точно! Готово! — ответил Ершов.

— а Хмурый! Ко мне! — подал команду сержант.

Хмурому никогда не надо было повторять приказание. И сейчас умный пёс понимал, в какую беду попали его хозяин и Вовка. Не раздумывая, он бросился в воду. Не прошло и трёх минут, как Хмурый был уже на плоту вместе с концом телефонного провода. Дальше всё делалось быстро, но без суеты, по-солдатски. Сержант прикрепил провод морским узлом к плоту, вытащил камень-якорь, и солдаты подтолкнули плот к берегу.

Рыболов наш сразу угодил к матери на руки. Мария Семёновна, плача и целуя Вовку, говорила:

— Вот подожди, неслух! Вернётся отец на заставу и поговорит с тобой как следует…

— Как мужчина с мужчиной? По душам?..

— Ну, если с перепугу душа у тебя будет находиться всё ещё пониже спины, то по душам… Заставил сержанта в ледяную воду лезть!..

— Ничего! Солдату это только на пользу… Для закалки… Вы уж не очень с ним строго поступайте: как-никак он теперь чемпион заставы! Небось и отец его такой никогда не лавливал!

— Везёт людям… — засмеялся Ершов. — Из такой рыбины можно чучело для музея сделать. Что же ты, Вова, собираешься с кумжей делать? Уху прикажешь сварить или зажарить?

Вовка наморщил лоб и стал соображать. И хотя он знал, что рыбина такой величины особенно хороша на вкус, решил пожертвовать добычу для науки.

— Ладно… Берите в музей… Мне не жалко. Я ещё крупнее когда-нибудь поймаю…

— Правильно! Я сам из неё чучело сделаю, — пообещал Куликов. — А вздыхаешь ты, Вовка, зря: чучело-то из шкуры делается, а мясо можно и в ухе использовать и котлет нажарить, а то и пельменей настряпать. Ну, а под чучелом мы обязательно такую табличку повесим: «Кумжа весом в пять килограммов, поймана рядовым Клюевым с риском для жизни». Пойдёт так?

— Пойдёт! — согласился Вовка.

На этот раз отец рассердился не на шутку:

— Что же это такое? Сам говоришь, что не маленький уже, а поступаешь, как несмышлёныш какой-то… Тебе в школу скоро, а ты соображать ещё как следует не умеешь. Как же тебя можно в интернат отправить? Ты же там такое натворишь, что нам с матерью краснеть придётся…

— Там Светка… — сказал Вовка.

Но отец ещё больше рассердился:

— Значит, тебе нянька нужна? Ясно. Вот что, мать, придётся тебе на поводке его водить, чтобы он ещё какой-нибудь фокус не выкинул. Удочки я запираю в чулан — и никаких рыбалок! К озеру подходить запрещаю…

— Совсем-совсем теперь нельзя мне рыбу ловить?

— Пока не поумнеешь, никакой рыбалки не будет, — сказал отец и ушёл в казарму.

— Ну как? Поговорили по душам? — спросила мама.

— Поговорили… — еле слышно ответил Вовка. — Как мужчина с мужчиной… Только, вот он увидит, я сразу же поумнею…

— Посмотрим… — сказала мама. — Иди во двор, но помни, что отец говорил… А то ведь он может и… берёзовой кашей тебя попотчевать.

Целый день Вовка ломал голову: что это за каша такая — берёзовая? Решил спросить у Ивана Ивановича. Кто-кто, а повар должен про каши знать всё.

— Иван Иванович, ты когда-нибудь потчевал солдат берёзовой кашей? — спросил Вовка.

Услыхав это, Иван Иванович чуть поварёшку не выронил.

— А за что же я их буду такой кашей потчевать? Чай, они не заслужили. Дело своё знают, дисциплину соблюдают, как солдатам положено…

— А она что, невкусная?

— Да. И горькая и горячая… Не советую и тебе пробовать. Ежели желаешь, могу показать. Есть у меня свеженькая.

Иван Иванович пошёл в угол и принёс оттуда новый… берёзовый веник. Вовка посмотрел на веник и легонечко отошёл от повара.

— Да ты не бойся… — усмехнулся Иван Иванович. — Пока это не берёзовая каша, а просто веник. Но из него можно сделать кашу, если кто заслужит. Я уверен, что ты больше не станешь на эту кашу напрашиваться…

— Не стану, — сразу же согласился Вовка. — Я теперь начну умнеть…

— Красота! Уже заметно, что ты умнеть начал! Ладно, бог с ней, с кашей с этой, перейдём сразу к третьему, — развеселился повар, налил в стакан клюквенного киселя и поставил на стол перед Вовкой. — Сними пробу… Как?

Вовка отхлебнул глоток, второй, провёл языком по губам и поднял большой палец: это значило, что кисель из свежей клюквы, уже тронутой морозцем, получился на славу.

Только тогда, когда первые крепкие морозы сковали озеро, а первый снег запорошил и двор и поляну перед заставой, получил Вовка полную свободу. Теперь он мог сколько угодно кататься на санках, которые смастерил ему дедушка Матвей, и ходить на лыжах его же работы. На лыжах хорошо было ходить по поляне и по двору, а лучше всего по озеру. Падать на ровном месте всё же удобнее, чем во дворе заставы, где тебя всюду подстерегают углы и выступы. На лыжи Вовка встал впервые в жизни — в Армавире не очень-то находишься на лыжах, да ещё в малоснежные зимы.