– Вдруг в этой истории не все так просто? – осторожно предположил главный по пиару. Его покоробил цинизм Джека. В последнее время на него страшно давили. Рейтинг программы Мэдди падал с каждым днем, потому, наверное, босс и смешивал ее с грязью. Но при этом все понимали, что она не виновата, и твердили об этом Джеку, который ничего не желал слышать.

По дороге домой он продолжал бушевать, требуя от Мэдди обещания, что она положит конец своим встречам с Лиззи. Но та была тверда. К полуночи он так разошелся, что ушел из дома и отсутствовал до утра. Мэдди понятия не имела, куда он исчез. Убедившись, что дом осадили телевизионщики, она не решилась догонять мужа. Теперь ей оставалось вести себя так, как она советовала Лиззи: сидеть спокойно. Лиззи ночевала у подруги, поэтому ее не нашли; босс разрешил ей не приходить на работу в ресторан до конца недели – так его впечатлило то, что у него трудится дочь самой Мэдди Хантер.

Не впечатлился один Джек. Он на две недели отлучил Мэдди от эфира в наказание за устроенный ею скандал и велел убрать за собой, то есть отказаться от дочери под угрозой увольнения с работы. Она полностью лишилась его доверия. Он со страшным лицом проорал, что если она хотя бы еще раз посмеет его обмануть, то он ее убьет. Слушая это, Мэдди чувствовала одно – свою вину. Что бы ни происходило, виноватой всегда оказывалась она.

В сентябре таблоиды стали понемногу терять интерес к Мэдди и ее дочери. Раз-другой репортеры совались в мемфисский ресторан, но босс Лиззи прятал ее в чулане до их ухода, и в конце концов им это бессмысленное занятие наскучило. Мэдди приходилось труднее: она была больше на виду, ей оказалось сложнее избегать прессы, чем Лиззи. По настоянию Джека она никому ничего не комментировала, так что ничем другим, кроме фотографии после мюзикла «Король и я», репортеры не разжились. Мэдди не подтверждала и не отрицала, что Лиззи – ее дочь, как ей ни хотелось провозгласить на весь мир, что она ею гордится и восхищена тем, что Лиззи ее нашла. Ради Джека она молчала.

Они с Лиззи решили, что девушке пока не следует появляться в Вашингтоне, однако это не мешало Мэдди искать ей место в Джорджтаунском университете. Билл тоже делал все, чтобы им помочь. Лиззи была перспективной студенткой: у нее высокие оценки и прекрасные рекомендации от мемфисских преподавателей.

Заседания комиссии первой леди продолжались, и Билл был счастлив встречаться на них с Мэдди. Правда, он замечал, как она угнетена, утомлена, встревожена. Атака таблоидов не прошла незамеченной, к тому же она не скрывала, что Джек никак ее не простит. Кроме того, его злили ее рейтинги: теперь он утверждал, что это результат скандала из-за незаконнорожденной дочери. Билл многое знал о жизни Мэдди из ежедневных телефонных разговоров с ней, но одно оставалось неясным: наберется ли она мужества уйти от Джека. Эту тему она больше не поднимала, более того, теперь винила почти во всех своих семейных проблемах одну себя.

Билл был так этим огорчен, что на очередном заседании комиссии завел разговор с доктором Флауэрс. Та не раскрыла ему никаких тайн, но по крайней мере обнадежила.

– Многие женщины терпят жестокое обращение долгие годы, – сказала она, оценив его неравнодушие. Было видно, что из-за Мэдди он лишился покоя. – Здесь мы сталкиваемся с самым иезуитским тиранством. Такие мужчины, как Джек, в этом деле большие мастера. Он заставляет ее считать себя ответственной за то, что сам вытворяет, выставляя жертвой себя. Но обратите внимание, Билл, она позволяет ему делать это.

– Как мы можем ей помочь? – Ему было невыносимо бездействие, но все его попытки что-либо придумать оказывались безуспешными.

– Оставаться ее друзьями. Слушать. Ждать. Честно говорить, что мы думаем и видим. Если ей хочется считать себя виноватой перед Джеком, значит, так и будет. Рано или поздно она разберется, как ей из всего этого выпутаться. Пока что вы делаете все, что можете.

Юджиния умолчала о том, что знала от Мэдди о ежедневных звонках Билла. Эта дружеская преданность вызывала у нее уважение. Вопрос, что это – просто дружба или нечто большее, возникал сам собой, но Мэдди настаивала, что они всего лишь друзья и что у обоих нет даже мыслей о романе. Доктор Флауэрс подозревала, что это не совсем так. В любом случае она симпатизировала Биллу и испытывала к нему и к Мэдди огромное уважение.

– Боюсь, что он вот-вот сбросит маску и покажет себя во всей красе, – сказал Билл. – Как бы не поднял на нее руку…

– Он и сейчас причиняет ей боль, – сказала психиатр. – Обычно такие, как он, не переходят к рукоприкладству. Не могу вам обещать, что этого не случится, просто надеюсь, что у него хватит ума сдержаться. Хотя чем больше шанс, что добыча от него ускользнет, тем больше опасность. Просто так он ее не отпустит.

После ухода Мэдди Билл и Юджиния еще немного поговорили. Домой он возвращался в плохом настроении. Такую же беспомощность до этого он чувствовал единственный раз в жизни. И был уверен, что его страх за Мэдди проистекает из горького опыта – похищения и убийства Маргарет. До этого дня Билл не верил в возможность подобного кошмара.

На следующей неделе он вручил Мэдди чистовую распечатку своей книги. За выходные она успела прочесть половину. Джек застал ее в слезах за чтением.

– Что тебя так расстроило? – полюбопытствовал он.

Они проводили дождливый уик-энд в Виргинии. Мэдди полдня пролежала на диване, читая и обливаясь слезами. То, как Билл описывал похищение жены террористами, разрывало ей сердце.

– Книга Билла Александера. Очень хорошо написано.

– Зачем тебе эта ерунда? Этот тип – форменный лузер, трудно поверить, что он способен накропать что-то стоящее. – Джек не испытывал к Биллу ни малейшего уважения, он был ему скорее неприятен. Знай он, как Билл поддерживает Мэдди, неприязнь сменилась бы лютой ненавистью. Она боялась, как бы Джек не почувствовал, что между ней и Биллом существует некоторая связь.

– Получилось очень трогательно.

Джек больше об этом не заговаривал, но вечером она хватилась распечатки: ее нигде не было. Пришлось спросить Джека, не видел ли он.

– Не просто видел, а решил избавить тебя от слез и отправил ее туда, где ей самое место, – на помойку.

– Выбросил?! – не поверила своим ушам Мэдди.

– Ты могла бы проводить время с большей пользой. Поработала бы, к примеру, над повышением рейтинга своей программы.

– Ты знаешь, как я стараюсь! – обиделась она. Ее внимание сейчас занимал назревающий в ЦРУ скандал и еще один сюжет – о нарушениях таможенных правил. – И вообще программа теряет популярность не из-за моей лени.

– Из-за чего же еще? Может, из-за того, что ты стареешь? Понимаешь, зрителям не нравятся женщины старше тридцати. – Джек был готов брякнуть любую чушь, лишь бы унизить Мэдди.

– Ты не имел права выбрасывать эту книгу. Я еще ее не дочитала и обещала автору вернуть копию.

Но Джеку не было никакого дела до ее огорчения. Просто еще один повод проявить неуважение к жене и Биллу Александеру. На счастье, это была только копия, а не оригинал.

– Не трать зря время, Мад.

И он отправился наверх, в спальню. Когда она легла, Джек занялся с ней любовью. В последнее время Мэдди замечала, что он опять стал допускать при этом грубость, как будто наказывая ее за многочисленные грехи. Это была не жестокость, на которую можно всерьез жаловаться, поэтому он отмахивался от упреков жены, объясняя их ее воображением. Но убеждай не убеждай – в подобных вещах обманывать было трудно.

На следующей неделе, когда Хантеры вернулись в Вашингтон, Брэд удивил всех, решив главную проблему их программы. Он собрался поговорить с Джеком, а перед этим сказал Мэдди, что понимает – ему нелегко вести программу даже с такой опытной партнершей, как она.

– Я всегда думал, что хорошо работаю в эфире, но оказалось – это совсем не то, что повисеть пару минут на дереве или покрасоваться на танке. Кажется, я для этого не очень гожусь. Честно говоря, мне самому такая работа не доставляет большого удовольствия.