– Паршиво выглядишь, Мад, – вот и все приветствие Джека. Так оно и было, хотя, несмотря на усталость, Мэдди умудрялась прилично смотреться в эфире. Да уж, впалые щеки, мертвенная бледность, темные круги под глазами.

– Почему ты все время на меня злишься? – не сдержалась она.

Да, в последние месяцы она сумела его раздразнить: началось с ее незапланированных комментариев в эфире, продолжилось появлением Лиззи; кульминацией стали ее разговоры с Биллом. Но ее истинное преступление состояло в том, что она вышла из-под контроля. За это Джек ее ненавидел. Доктор Флауэрс предупреждала об этом, говоря, что он этого не потерпит, и оказалась права. Он видел в этом угрозу для себя. Но стоило Мэдди подумать о его ненависти, в памяти всплывали слова Джанет Маккатчинс, произнесенные четыре месяца назад: она тоже говорила, что муж ее ненавидит, а Мэдди отказывалась ей верить. Не поверить в ненависть Джека было невозможно: все его поступки свидетельствовали именно о ней.

– У меня есть основания негодовать, – ответил он холодно. – В последние месяцы ты только и делаешь, что предаешь меня. Тебе повезло, что я тебя еще не уволил.

Это «еще» должно было ее напугать, убедить, что увольнение может произойти в любой момент. От Джека вполне можно этого ожидать. Но главным чувством Мэдди была тревога. Бороться с мужем значило предвидеть все последствия. Но сложившаяся ситуация не оставляла ей выбора. Появление Лиззи и знакомство с Биллом изменили Мэдди. У нее появилось ощущение, что она обрела не только дочь, но и саму себя. Джеку это, конечно, не могло понравиться. В эту ночь он уснул, не сказав ей ни слова, утром тоже был непробиваемо холоден.

В последнюю неделю Джек превзошел суровостью самого себя: то он безжалостно критиковал Мэдди, то демонстративно игнорировал. У него почти не находилось для жены доброго слова, но ей уже было все равно. Недостающее одобрение она добирала в разговорах с Биллом. Однажды, когда Джек где-то задержался вечером, она отправилась к нему ужинать. В этот раз он сделал ей бифштекс, считая, что она по-прежнему трудится не жалея сил и нуждается в усиленном питании. Но для нее гораздо важнее были его внимание и забота.

Сначала они говорили о президенте. Он уже две недели находился в госпитале и со дня на день ожидал выписки домой. Мэдди и еще нескольким членам элитного пресс-пула разрешили коротко его проинтервьюировать. Президент исхудал и выглядел крайне утомленным, зато пребывал в приподнятом настроении и не уставал благодарить всех за преданность и участие. Мэдди сумела взять интервью и у его супруги.

Это были небывалые недели. Мэдди была горда своими репортажами, хотя Джек яростно их критиковал. Она даже добилась уважения своего соведущего Элиота Нобла. Он признал, что коллега – неподражаемый репортер, и весь канал был с ним согласен.

Билл взирал на подругу с нежностью и восхищением.

– Как вы теперь будете развлекаться? – спросил он после ужина. В президентов стреляли не каждый день, и ее новым репортажам, естественно, не будет хватать напряжения.

– Что-нибудь придумаю. Буду искать квартиру для Лиззи. – Дело было в начале ноября. – На это у меня есть еще целый месяц.

– Я бы мог вам помочь. – Теперь, дописав книгу, он был не так занят, как раньше, и подумывал о возвращении к преподаванию. Предложений хватало: и из Йеля, и из Гарварда. Мэдди радовалась за Билла, хотя понимала, что будет грустить, если он уедет из Вашингтона. Кроме него, у нее не было друзей.

– С этим придется подождать до следующего сентября, – успокоил он ее. – В новом году я попробую взяться за новую книгу. Возможно, теперь это будет роман.

Мэдди загрустила: радость за Билла сопровождалась чувством, что она упускает собственную жизнь. Она все больше убеждалась, с каким деспотом делит кров, но никак не могла решиться на разрыв. Билл ее не подгонял. Доктор Флауэрс говорила, что она сама предпримет необходимые шаги, когда будет готова, только на это могут потребоваться годы. Билл почти смирился, хотя не переставал за нее переживать. Две недели, проведенные в госпитале, где спасали жизнь президенту США, позволили Мэдди отдохнуть от Джека, хотя он не упускал случая спустить на нее всех собак по телефону. Билл всегда знал, что ей недавно звонил муж: у нее сразу менялся голос. Для этого Джеку не требовалось особого повода.

– Как вы проведете День благодарения? – спросил Билл, убрав со стола после ужина.

– Наверное, как всегда – в Виргинии. Ни у него, ни у меня нет родни. Иногда мы навещаем соседей. А вы, Билл?

– Мы каждый год ездим в Вермонт.

Она знала, ему тяжело: это будет его первый День благодарения без жены, он заранее боялся, как его переживет, и не скрывал своего страха.

– Я бы хотела пригласить Лиззи, – сказала Мэдди, – но не могу. Она пойдет на праздничный ужин в свою любимую приемную семью. Кажется, ее это устраивает. – Конечно, Мэдди предпочла бы, чтобы дочь впервые в жизни провела День благодарения с родной матерью, но пока это было невозможно.

– А вы сами? Вам не будет тяжело? – спросил Билл встревоженно.

– Надеюсь, что нет, – ответила она безо всякой уверенности. Она советовалась с доктором Флаэурс, и та порекомендовала ей примкнуть к группе женщин – жертв домашнего насилия. Мэдди обещала, что так и сделает. Группа собиралась после Дня благодарения.

Накануне отъезда в Виргинию Мэдди увиделась с Биллом. Оба были в подавленном настроении: он – из-за отсутствия жены, она – из-за того, что была вынуждена терпеть общество Джека, отношения с которым совсем испортились. Их словно током отшвыривало друг от друга, Джек смотрел на нее коршуном. Он совершенно перестал ей доверять. Хотя Билл звонил ей теперь не домой, а только на сотовый. Чаще всего Мэдди сама набирала его номер. Меньше всего ему хотелось причинять ей неприятности.

За день до Дня благодарения они опять встретились у него дома. Он сделал чай, она принесла коробку печенья. Они сидели в его уютной кухне и болтали. Погода испортилась, Билл сказал, что в Вермонте уже выпал снег, так что у него намечается катание на лыжах с детьми и внуками.

Мэдди словно забылась в его обществе, а потом спохватилась, что пора на работу.

– Берегите себя, Мэдди, – напутствовал ее Билл.

Его глаза были полны невысказанного чувства. Оба знали, что им не следует давать волю чувствам. Они еще не сделали ничего, о чем потом пожалели бы, потому что слишком друг друга уважали. Приходилось таиться друг от друга. Только беседы с доктором Флауэрс заставляли Мэдди задавать себе вопросы об отношениях с Биллом. Это была странная связь, но оба знали, что не смогут друг без друга. Они были похожи на двоих выживших после кораблекрушения, оказавшихся на необитаемом острове.

Перед уходом Мэдди прильнула к Биллу, и он по-отечески обнял ее сильными руками, прижал к своему любящему сердцу. Ничего другого он не требовал.

– Я буду по вам скучать, – сказал он просто. Они знали, что весь уик-энд не смогут разговаривать: Джек заподозрил бы невесть что, если бы Билл позвонил Мэдди по сотовому. Она тоже не осмелилась бы набрать его номер.

– Если Джек уедет кататься верхом, я попробую вам позвонить, – все же пообещала она. – Постарайтесь не слишком грустить. – Она знала, как тяжело будет Биллу проводить праздник без Маргарет. Но он уже не думал о жене, все его мысли были только о Мэдди.

– Мне будет несладко. Зато увижусь с детьми.

Не справившись с собой, он поцеловал ее в макушку и задержал в объятиях. Расставание опечалило обоих, оба думали о своих потерях. Уезжая, Мэдди чувствовала признательность за то, что он есть. За такую дружбу нельзя было не благодарить бога.

Праздничные дни в Виргинии в обществе Джека прошли трудно. Он почти все время находился в дурном настроении и, запершись в кабинете, вел секретные телефонные переговоры. Теперь он не мог звонить президенту: тот все еще находился на излечении, и страной руководил вице-президент, с которым Джек не был близок. Его связывали тесные узы с одним Джимом Армстронгом.