— Вижу, — прохрипел Никифоров в эфир.

— Давай за ней на встречных. Думаю, там резерв у них.

— Согласен.

— Поехали. На малой.

Сашка оказался прав. Именно за сопкой расположились остатки танкового батальона, брошенного на прорыв керченской обороны и уничтоженного этими ни на что не похожими адскими мясорубками советов. Немцы их не ждали, посчитав, что, сделав свое кровавое дело, русские летчики ушли. Но тут появились эти два безумца. Выскочили на встречных курсах, сметая все перед собой волной огня. Но все-таки, оставшиеся после русской штурмовки зенитчики попытались огрызнуться. Они бы подожгли наглецов, если бы те шли парой. А так, на встречных… Они просто растерялись. Не успели разобрать цели. Хотя одного Ивана вроде зацепили. Да точно зацепили! Дымит! Только вот радовался немецкий артиллерист не долго, его орудие вместе со всем расчетом разлетелось на куски от прямого попадания ракеты, выпущенной маленькой шестнадцатилетней русской девочкой с голубыми, полными слез и ярости глазами.

— Одиннадцатый, уходи. Я подбит, — Сашка чувствовал, что вертолет не слушается. Он не слушал, что кричит ему Никифоров, не до этого было. Стаин тщетно пытался раскрутить винты для посадки на авторотации, повторить трюк, проделанный им под Шлиссельбургом. Но только машина была не та, да и повреждения, судя по всему серьезней. Плюхнулись посредине между нашими и немецкими позициями, метров в пятидесяти от оставленных советской пехотой и раскатанных немецкими танками окопов. Плохо упали. Вертолет перекувыркнулся несколько раз, раскидывая вокруг себя обломки лопастей и фюзеляжа. Что-то ударило в голову и глаза стало заливать кровью. Хорошо ремни удержали. Не выбросило из кабины. Первой мыслью было: «Как Настя?». Хотел спросить, но из горла вырвался невразумительный клекот. Резко запахло бензином. Надо выбираться и Настену вытаскивать! Только вот зажало чем-то. Не пошевелиться. И кровь с лица не вытереть осмотреться. Сашка судорожно забился, пытаясь освободить руки. Как же не хочется гореть живьем! С трудом удалось подавить панику. Внезапно стало легче. Ремни отпустили, и он сполз из чашки на бок. Значит, упали на его борт. Все тело пронзило болью.

— Миленький! Миленький! Ну, вставай! — сквозь муть послышался знакомый, такой родной и любимый голос. — Я же не вытащу тебя, кабана!

— Настёнка! Живая! — едва просипел Сашка и закашлялся.

— Живая! Только ненадолго, если так и будешь валяться! — в голосе девушки слышалась паника.

— Все! Я нормально, — Сашка попытался подняться и у него получилось. Кое-как им удалось выбраться из уже занимавшегося пламенем вертолета. Идти было тяжело, ноги, как ватные. Они, едва успели, пошатываясь и придерживая друг друга, отбежать от разгорающейся машины, как послышался мерзкий визг и неподалеку раздался хлопок. Вокруг засвистели осколки. Повинуясь какому-то звериному инстинкту, Стаин успел столкнуть ойкнувшую Настю в близкую воронку и мешком упасть сверху. Девушка возмущенно заворочалась, но Сашка только сильней подмял ее под себя, и Настя затихла, вздрагивая и подвывая от близких разрывов. А немцы били и били по горящему вертолету и чудом выжившим летчикам, мстя за свой страх и смерть боевых товарищей, за догорающий смрадным пламенем танковый батальон и смерть командира дивизии генерал-майора фон Бисмарка, сгоревшего в своем командирском танке от последней пущенной русскими ракеты.

Командир 416-ой стрелковой дивизии полковник Сторожилов с утра был на передовой в частях, принявших на себя главный удар противника, бросив дивизию на начштаба. Наверное, это было неправильно. Только вот, прорвись немцы, некому будет решать правильно или неправильно он поступил. Останется только застрелиться. Потому что в плен он не сдастся, а свои, за сдачу позиций расстреляют, как пить дать. Поэтому лично для него, здесь, на поле около поселка Кызыл Терчек наступил последний и решительный. А то что последний это ясно по той силе, которая на них прет. Усиленный танковый батальон не меньше, потому как на седьмом десятке он сбился со счета, немцы маневрировали. И это при поддержке авиации и артиллерии. Наша противотанковая оборона была давно уничтожена. Первая линия обороны оставлена. Там сейчас красиво, как на параде разъезжали германские танки. Сейчас они отутюжат окопы, подавят последние очаги обороны и пойдут сюда. А ему их остановить нечем. Только гранаты и бутылки с зажигательной смесью. А ты попробуй подберись к нему на бросок гранаты. Пехота-то германская тоже не дремлет, отстреливает таких лихих джигитов на раз. Почему джигитов? Да потому что дивизия его на 90% укомплектована ребятами из Азербайджана. И херня это все, что выходцы с Кавказа плохо воюют, мол морально неустойчивые! Вон они лежат, мертвые, но не сломленные! И слева дивизию подпирает 9-я горно-стрелковая. Сплошь выходцы из Грузии. И тоже вгрызлись в землю и стоят. Держат оборону. И плевать им на геббельсовскую пропаганду.

Ну, вот, похоже, и пришел их черед умирать. Правда, недавно по немецким тылам прошлись наши штурмовики, но дивизии это вряд ли поможет, лучше б танки проутюжили. Хотя, кто знает что там, у себя в тылу приготовили германцы. Может там еще один танковый батальон по их душу концентрируется. Нет. Вряд ли. Тут и того что есть за глаза! Немцы стали потихоньку выстраиваться в клин, с тяжелыми машинами впереди. Аккуратисты! Все у них по уставу. Сторожилов оторвался от окуляров стереотрубы и с любовью посмотрел на связки гранат, лежащие рядом. Ничего-ничего! Пока еще жив полковник Сторожилов врагу не пройти! Семен Павлович невесело усмехнулся. А ведь ждали наступление! Готовились! В землю зарылись! Артиллерии понагнали! И толку?! Вон они боги войны! От двух полков в общей сложности три орудия осталось! И это еще немецкой авиации работать не дали. Спасибо летунам! А с другой стороны, не готовились бы, немцы, пожалуй, еще в мае Керчь взяли. А так попырхаемся еще! В тылу Буденный тоже не лаптем щи хлебает, да и есть резервы! Точно есть, сам видел новые танки! Только как их сюда перебросить в таком количестве. Это у немцев железная дорога. Вези что хочешь. А им только морем. Через Керчь и Феодосию. Эх!

Над головой послышался гул и земля вздрогнула. Сторожилов приник к окулярам, но кроме дыма и разрывов там, где толь ко что был танки ничего не увидел. Он схватил бинокль и выскочил из блиндажа. Навалившись на бруствер выгляну наружу. Рядом по-азербайджански восторженно что-то кричал молоденький лейтенант. И было от чего. Низко, почти впритирку к земле, словно сказочные Змей Горынычи над полем боя неслись вертолеты, перемалывая в металлолом танки противника.

— Ай! Сука! — по-русски заматерился лейтеха, увидев вспыхнувшую винтокрылую машину. Потом взорвались, столкнувшись еще две и буквально тут же, посыпался на землю обломками еще один вертолет.

— Как же вы так, девоньки! Ну как же вы так! — чуть слышно причитал по-бабьи суровый сорокалетний полковник. Только слепоглухонемой не знал на Крымском фронте, кто управляет этими неуклюжими громоздкими машинами, прозванными бойцами коровами. А девушек летавших на них ласково звали ангелами, голубками, сестренками. Только вот после сегодняшнего выступления быть коровам Горынычами. За несколько минут уничтожить танковый батальон это серьезно! Но как же жалко девчонок! Видел он их как-то, когда эвакуировал в госпиталь своего начарта, раненого в живот осколком снаряда. Совсем пигалицы. Маленькие, стройные, молоденькие, такие ладные в своих комбинезонах и шлемах, похожих на чепчики. Как фарфоровые куколки. А сейчас эти куколки, погибая, спасли его дивизию! Да, и весь фронт! Вертолеты развернулись и добили пытающиеся уползти от неминуемой гибели уцелевшие танки. А на поле боя чадным черным дымом догорал танковый батальон. Все! Закончили! Потеряв всего четыре машины! Как мужчина, как человек Семен Павлович сожалел о потерянных жизнях летчиц, но как военный понимал, что результат отличный! Да, потом найдется противоядие и от этих грозных винтокрылых машин, но это потом! А пока против танков этим девочкам равных нет!