Нет! Не закончили! Теперь на боевой курс пошли две машины, державшиеся до этого вне боя. Сторожилов еще подумал, что струсили экипажи. Такое бывает. Теперь трибунал и расстрел. Правильно, конечно! По-другому на войне нельзя! Но и жалко в то же время. Хорошо, что ошибся. Видимо так и было задумано. Потому что вертолеты разойдясь в стороны встретились где-то за высотой, которая не давала полковнику покоя. Очень уж неприятная высотка для него была, слишком хорошо с нее обстреливались позиции его дивизии. А за ней наверняка сосредотачивались резервы. Видимо по ним и отработали сейчас вертолетчицы. За выстой послышались взрывы и поднялся дым. Горынычи показались из-за пригорка. Только вот один из них дымил и стремительно снижался. Вот он ткунлся в землю и, пыля, покатился, выстрелив в небо обломками лопастей. Да как же так! Еще одни! Пятые! Где-то треть прилетевших машин осталась здесь, на земле! Полковник, не замечая боли, отвернулся и шарахнул тяжелым кулаком по стене окопа, разбив в кровь костяшки! А лейтеха все орал по-своему! Вот же горластый! Точно генералом будет, если выживет! Только чему он радуется? Сторожилов обернулся и увидел, что от горящего вертолета, едва передвигая ноги уходят двое. Да что ж они делают?! Как по парку!

— Ложись! Ложись …! — заорал полковник, и ему вторили находящиеся рядом командиры и красноармейцы. Но летчики видимо не слышали. Убьют же! Как есть убьют! Вот рядом с ними поднялося фонтан земли от разорвавшейся мины, вот еще один. Летчики упали. Куда, видно не было. Старожилов схватил бинокль. Да где же вы?! Нет! Ничего не видно! А немцы все били и били по вертолету минами. А потом с их позиций стали подниматься фигурки в серых мундирчиках. Ну, уж нет! Девчонок он им не отдаст! Пусть мертвых, но среди своих похоронит! Старожилов дернул из кобуры ТТ и выбросил тело из окопа. А рядом с ним без команды, повинуясь чувству единства, справедливости и правильности поднимались бойцы.

Мины все падали и падали. Настя перестала скулить, только всхлипывал при каждом близком разрыве. Сашка все тяжелей и тяжелей наваливался на нее. Он просто не мог удержать на ослабевших руках, переставшее слушаться тело. И вдруг все резко затихло. Тишина буквально резанула уши. И откуда-то издалека волной стало приближаться мощное и яростное:

— АААААААААА!!!

Настя с трудом столкнула с себя потерявшего сознание Стаина и осторожно выглянула из воронки. На нее с перекошенными лицами бежали немцы, иногда останавливаясь и постреливая перед собой! Нет! Только не плен! Рука потянулась к ремню за пистолетом. Сначала Сашу, потом сама. Они так договорились. Когда-то. Да где же он! Нету! Вообще, ремня нет! Потеряла и не заметила. Она повернулась чтоб взять пистолет у Стаина и увидела несущуюся на нее такую же толпу но только в красноармейской форме. Страшные, черные, усатые, но свои!

— Миленькие, давайте! Ну, давайте же быстрей! — приговаривала она, а руки уже достали Сашин неуставной Браунинг. А свой такой же она потеряла. Сердце несвоевременно кольнуло сожалением. Это был подарок любимого. Она выставила из воронки руку с пистолетом и стала стрелять в ненавистные рожи немцев. Надо было бы перевязать Сашеньку. Но это потом, не сейчас. Сейчас главное не попасть в плен. Она судорожно жала на спусковой крючок, пока боек не защелкал в холостую. Настя бросилась за обоймой, но вдруг ее накрыла чья-то тень. Не успела! Она подняла испуганный взгляд. Над ней на краю воронки возвышался огромный пожилой мужик в советской форме с полковничьими погонами, а в воронку уже спрыгивал чернявый лейтенант.

— Живы! — почему-то проревел полковник и бросился к ней вслед за лейтенантом. А Настя лежала на спине, не в силах пошевелиться и улыбалась. По ее щекам, оставляя грязные дорожки, катились слезы. Теперь все будет хорошо! Обязательно все будет хорошо!

Первой Светланиной мыслью, после того, как она узнала, что Стаина с Федоренко сбили, было облегчение и злое удовлетворение. Так им и надо! Будут они еще ее воспитывать! А потом ей стало нестерпимо стыдно! Так стыдно, что захотелось провалиться сквозь землю, умереть! Да что ж это с ней такое?! Люди погибли! Свои! Советские! А у нее детские обиды! В кого она превратилась?! Неужели они все правы и она изнеженная принцесса, привыкшая уютненько жить за папиной спиной, купаясь в лучах его славы, пользуясь его положением, его достижениями. Но тогда и отец прав, отправив ее сюда?! Значит и с мамой все не так однозначно?! Нет! С мамой все понятно! Это он ее довел! Не будут же в заграничном журнале писать вранье! Да и люди вокруг! Говорили, шептались… Она же слышала! А какие люди? Кто? Света попыталась вспомнить и не смогла. Ни одного человека. Только какие-то намеки и полунамеки. За спиной, тихо, подло… Подло?! Получается, все-таки отец не виновен?! Но тогда, выходит, она его действительно предала?! И он знает?! Точно знает! Вот теперь ей стало по-настоящему страшно! И не того, что отец ее накажет, прикажет арестовать или убить. Он может! Это точно может! Пугало другое. Как она теперь сможет посмотреть в эти янтарные, родные, иронично-насмешливые все понимающие глаза? Что она теперь ему скажет? Словно пелена колдовского наваждения спала с нее. А еще раскаленным жалом пронзило и поселилось глубоко внутри тянущее чувство вины, что младший лейтенант Настя Федоренко тоже, ведь, погибла из-за нее! Каким боком она виновата в гибели летчиков, Светлану не волновало. Это было иррациональное чувство, не поддающееся логике! И что теперь делать? Как жить? Тоже, как мама? Нет же! Нет! Нет! Нет! Она вдруг вспомнила, что она Сталина. А как бы поступил отец?! Опять непонятно! Отец всегда был загадкой. И не только для нее. А Васька?! Вот с братом все было предельно ясно. Этот оголтело бросился бы в драку! Доказывать всем вокруг непонятно что. Он всегда был такой. А она? Она как? Она сможет доказать? Хотя бы себе? Стать вот как Настя Федоренко или вот эта немногословная, суровая лейтенант Шадрина? И надо ли что-то доказывать?

— Товарищ лейтенант? Лида? А как Вы стали летчицей? — неожиданно для самой себя выпалила Света. Шадрина на ходу обернулась и посмотрела на Светлану тяжелым взглядом и вдруг невесело улыбнулась.

— Из-за Петьки-дурака, — она раздраженно дернула плечом. Видя непонимание в глазах девочки, пояснила, — На него похоронка пришла. Вот и пошла мстить.

— Простите. Я не знала, — Светлана виновато посмотрела Лиде в глаза. И зачем только спрашивала!

— Да живой он, кобель! — сердито ответила Лида, махнув рукой.

— Так Петька-дурак, это комэск Никифоров? — догадалась Светлана.

— Он, паразит, — и, прищурившись, посмотрела на Светлану, — А ты откуда знаешь? Света пожала плечами, а Шадрина покачала головой, — Ну, Настька, ну, балаболка! — запнувшись, лейтенант потемнела лицом и отвернулась. Ее плечи ссутулились, и раздался приглушенный всхлип. Светлане захотелось догнать и обнять Шадрину, сказать какие-то слова, утешить, поддержать. И надо-то сделать всего один быстрый шаг. Но она его не сделала. Просто не нашла нужных слов. Да и кто она для этой летчицы? Маленькая избалованная девчонка, невесть как оказавшаяся на фронте! Обуза, за которой надо приглядывать! Света виновато посмотрела на худенькие, подрагивающие плечи Лиды, обтянутые грубой тканью гимнастерки с топорщащимися крыльями погон — Ты знаешь, — не оборачиваясь, неожиданно продолжила Шадрина, — это же Саша Петю раненного тогда вытащил и выходил. С тех пор он как заговоренный. И я вместе с ним. У всех куча пробоин после боевых, а мы целенькие. Петя говорит, что он там, в лесу погибнуть должен был, а Саша его у смерти украл. Обманул костлявую и судьбу его себе забрал.

Неожиданно раздался пронзительный вой тревоги и женский голос сорвавшись высь истошно закричал:

— Вооооздуууух!!!

Растерянная Светлана закрутила головой, а Лида, грубо схватив ее за руку, дернула куда-то в сторону от тропинки. От грубого толчка Света буквально свалилась в оказавшуюся неподалеку щель, больно ударившись плечом и коленкой. Кожу и там и там засаднило. Девочка хотела возмутиться, высказать все грубиянке, упавшей рядом с ней, но на полуслове ее оборвал взрыв, раздавшийся неподалеку. Земля дрогнула, неприятно сотрясая все внутренности, ударила снизу по телу. Света больно прикусила язык, и сразу же заложило уши. Сверху посыпалась земля, вперемешку с острыми камешками и мелкими колючими травинками. Она тонким ручейком затекала под воротник платьица и больно колола спину. Надо пошевелиться, поменять положение. Но Света не могла, тело не слушалось, оцепенев от страха. Она сидела на дне узенького окопчика, уткнувшись лицом в голые коленки, и тихонько подвывала. Взрывов Светлана почти не слышала, в уши словно затекла вода, и сверху еще и натолкали ваты. Наконец, все прекратилось. Не веря, что с ней ничего не случилось, что она жива и даже не ранена, Светлана подняла голову и встретилась со спокойным, сочувствующим взглядом Лиды. Щеки обожгло стыдом за свой жуткий, неуправляемый, всеподавляющий ужас. Шадрина понимающе улыбнулась и прокричала ей в самое ухо: