— За мной!

К удивлению Насти они не спустились на первый, а поднялись на третий этаж. Девушка уже догадалась, куда они идут. Была тут один раз, в тот памятный декабрьский день, когда арестовали Сашу. В приемной Берии сидел все тот же секретарь, что и тогда, только вместо ромба майор госбезопасности на петлицах, теперь на нем сияли золоченые с васильковым просветом погоны полковника государственной безопасности:

— Здравствуйте, Иван Алексеевич, — поздоровался с ним Стаин.

— Здравствуйте, Александр Петрович, — кивнул в ответ полковник, оторвав от бумаг близорукий взгляд — Поздравляю с наградой. И примите соболезнования в связи с гибелью приемного отца.

— Спасибо, — Сашка дернул щекой. Свое награждение он считал ни в коей мере не заслуженным. С такими потерями не награждать, а под трибунал отдавать надо! Поймал себя на мысли, что занимается тем же самым, за что буквально пять минут назад распекал Анастасию. Да и соболезнования излишние. Не так уж и близки они были с Львом Захаровичем. Мехлис, он вообще, ни с кем не был близок, даже с женой у него были отношения, как с подчиненной. По крайней мере, так казалось Сашке, во время их нечастых встреч с Елизаветой Абрамовной. Хотя откуда об этом знать окружающим? — Товарищ Берия у себя?

— Нет, — покачал головой полковник, — Сегодня не будет уже. Завтра тоже, — предвосхитил он Сашкин вопрос. — В связи со смертью товарища Мехлиса работы добавилось. В Кремле постоянно. Что-то срочное? — он доброжелательно посмотрел на Сашку.

— Срочное. Представления привез на своих.

— А что не через штаб? — удивился полковник, но увидев, как скривился Стаин, понятливо кивнул. — Давайте, — он протянул руку, — я передам. Стаин вытащил опечатанный сургучом пакет с сопроводиловкой штаба корпуса и передал Ивану Алексеевичу. Тот поставил на пакете входящий номер и расписался в сопроводиловке, вернув ее Сашке. — Не переживайте, товарищ подполковник, сразу, как приедет товарищ нарком, передам. Только думаю, ни к чему это.

— Почему? — напрягся Стаин.

— Так ушли уже представления на ваших. Сам готовил. Наделали вы дел! — по-мальчишески восторженно воскликнул полковник, — У нас тут все Управление третий день гудит! Гордятся! Посерьезнев, он вдруг с тревогой спросил: — Как там? Тяжело? Не отдадим Крым и Ростов?

— Нормально, — пожал плечами Стаин, — Как на войне, — рассказывать что-то о фронте не хотелось. Нечего там рассказывать. — Ничего мы им не отдадим. Утрутся! — он зло сверкнул глазами. А Иван Алексеевич понятливо кивнул.

— Вас по регламенту уведомили в кадрах? — поинтересовался он.

— Да, спасибо.

— Не за что. Если что нужно будет, обращайтесь. Нашим героям всегда рады будем помочь.

Вот и пришла пора выполнить просьбу Михалыча.

— Там нам опель-адмирал выделили на время. Можно сделать так, чтоб он в корпусе остался?

— Ну и запросики у Вас, Александр Петрович! — крякнул полковник, но согласился, — Хорошо, я посмотрю, что можно сделать. Но не обещаю.

— Спасибо, товарищ полковник, — поблагодарил Сашка и нырнул в планшет, — а это вам, — он вытащил и вручил Ивану Алексеевичу «СС»-овский кинжал в черных ножнах и с орлом и свастикой на деревянной ручке. Подарок пехоты из 416-ой. — Трофей с фронта, — отдавать такую вещь было безумно жалко, но подарочный фонд остался в машине в вещмешке, а за опеля надо было постараться, вот и пришлось отдариваться.

— Спасибо, — расплылся в радостной улыбке полковник, любуясь на лезвие с гравировкой: «Meine Ehre heißt Treue»[i], — выполненной готическим шрифтом. — Вот уважили, так уважили! — Иван Алексеевич не отводил взгляда от подарка. И даже когда Стаин прощался с ним нет-нет, да и бросал взгляд на лежащий на столе кинжал.

С примеркой и талонами управились быстро. Оставили адреса, куда доставить готовую форму, перецепили звездочки у Насти на погонах, приведя их в соответствие званию, забрали документы и поспешили к машине.

— Домой? — спросила Настя, видя, что Стаин немного отошел от своей вспышки.

— Нет, — помотал головой Сашка, — к Мехлису поеду. Тебя закинем только.

— Не надо, — она упрямо сжала губы, — я с тобой.

Спорить не стал, хочет пусть едет.

Двери в квартиру Мехлиса были открыты. Зашли. Кругом суетились какие-то странные люди с настороженностью и явной неприязнью поглядевшие на них. Сашке было плевать. Елизавету Абрамовну застал на кухне. Она сидела на табуретке, привалившись к стене и уставившись в противоположную стену пустыми глазами, положив на форменную юбку изъеденные хлоркой руки. А ведь она служила где-то рядом, в Крыму. Тоже вызвали, наверное. Или сопровождала мужа до Москвы. Сашка с Настей тихо поздоровались с женщиной.

— А, Саша, Настя. Здравствуйте, — голос ее был безжизненным, — Спасибо, что приехали. А вот Лени[ii] еще нет.

— Приедет, Елизавета Абрамовна, — уверенно заявил Стаин, только для того, чтобы поддержать убитую горем женщину, — Сами знаете, как с фронта добираться.

— Приедет, — покорно кивнула она. — Ты сам как? Как Валя? Лева хвалил тебя очень, — она всхлипнула и судорожно повела головой.

— Нормально. Валя третий класс закончила. Отличница.

— Молодец она, — а все так же безжизненно покивала Елизавета Абрамовна

— Вам может надо что? Помощь какая? — поинтересовался Сашка.

— Господи, Сашенька, ну какая помощь?! — неожиданно зарыдала женщина, — Чем ты тут можешь помочь?! Чем?!

— Тогда поедем мы, — обстановка в квартире угнетала. Не было тут такого порядка, какой царил при Льве Захаровиче. А еще эти недобро косящиеся и снующие повсюду подозрительные личности… Но раз Елизавета Абрамовна не против, пусть снуют. Странно только, что нет людей Берии. Наверняка у такого человека, как Лев Захарович в доме полно того, что не предназначено для постороннего взгляда. А хотя, скорее всего все важное уже забрали.

— Подожди, — остановила его Елизавета Абрамовна, она встала и куда-то ушла, вернувшись через несколько минут с толстым опечатанным конвертом, — Это тебе. Лев просил передать в случае, если… — она опять всхлипнула, едва сдерживая слезы, сунув парню в руки конверт, ринулась в ванную. Сашка с Настей переглянулись и вышли из квартиры. На душе стало похабно-препохабно. Тяжелое, гнетущее чувство. Сашка понял, в эту квартиру он больше никогда не вернется.

До Настиного дома ехали молча. Девушка шмыгала носом, сдерживая слезы, ей было безумно жалко Льва Захаровича. А Сашка, глядя в окно размышлял, что без Мехлиса будет тяжело. Опять надо решать вопрос с Валей, ведь формально они остались без опекуна. С песнями, будь они не ладны. Чертовыми гонорарами. Да и неизвестно кто теперь будет курировать его по партийной линии. Ивелич не в счет. Граф больше молчи-молчи, чем политработник. Да и не знает Коля про него ничего.

Остановились метров сто не доезжая до Настиного подъезда. Дорогу перегородила полуторка, с которой хмурые пожилые мужики под командные покрикивания полной краснолицей бабищи неопределяемого возраста в нарядном платье с рюшечками, сидящем на ней, как на корове седло, стаскивали массивный шифоньер с зеркальной дверью. Стайка ребятишек крутилась неподалеку, наблюдая за представлением. Но с появлением во дворе опеля, все их внимание переключилось на автомобиль. Сашка присмотрелся. Нет. Ребятишки незнакомые. Этих он не видел никогда. Наверное, вернувшиеся из эвакуации. Дворы-то ожили. Вон народу сколько. Старушки на лавочке под липой, что-то обсуждающие, поглядывая то на полуторку с бабищей, то на их опель, оживились, когда они с Настей вылезли из машины. Чуть дальше женщина в неопрятном халате развешивала на растянутых между деревьев веревках белье, тоже с любопытством постреливая глазами на вновь прибывших.. А ребятишки уже обступили машину. Пришлось Михалычу цыкнуть на особо ретивых.

Сашка забрал у Насти, раздувшийся, тяжелый от полученных в Управлении продуктов, сидор:

— Пойдем, до подъезда провожу.

— Зайдешь?

— Нет, — он покачал головой, — не сейчас.