Сжимая ладонью упругую грудь, другую опустить вниз и скользнуть пальцами между ног, зарычав, когда сжала их изнутри.

Ударами языка по тугому пульсирующему комку плоти, лаская изнутри ее лоно… только лаская, несмотря на то, как приподнимает требовательно бедра навстречу моим движениям.

Оторвавшись, приподняться к ее лицу:

— Соскучился, — первый толчок пальцами, — как же я, — второй, и поймать ее выдох губами, не успев сдержать собственного рыка, — соскучился по тебе, Марианна.

Опираясь на локти, чтобы не задеть живот, прислонившись лбом к ее лбу, все быстрее двигая пальцами внутри нее. Растирать клитор большим пальцем, ощущая, как стекают капли пота по вискам. Вжимая свои бедра в постель, сцепив зубы, чтобы не взреветь от похоти, кипящей в венах огненной лавой. Вытащив пальцы, провести по своим губам, закатывая глаза от удовольствия. Успеть поймать вздох ее разочарования и, мазнув по приоткрытому рту ее же влагой, снова проникнуть в тугую дырочку.

— Сладкая моя девочка, — ускоряя темп, ощущая, как сжимается все тело от потребности ворваться в нее по-настоящему, — такая сладкая, Марианнааааа…

Цепляя большим пальцем клитор, ожесточенно растирая его, срываясь на рваные, хаотичные движения.

Это уже и мой водопой, и от жажды сводит все тело, подбрасывает вверх, заставляя выгнуться на постели, тянуться за его рукой. Никогда я не смогу здесь вести… никогда я не смогу здесь играть. Это та территория, где я вся в его власти и он хозяин. Он и только он. Это останется неизменным всегда. И меня трясет от возбуждения только при взгляде на его бледное лицо, на эти заостренные в муке черты и бешеный блеск в глазах… И осознание, почему сдерживается, сводит с ума вместе с пониманием, чего ему это стоит. Я вижу в его зрачках, чтобы он сейчас сделал со мной, если бы не мое состояние, и от этого видения прошибает током, каменеет низ живота и пульсирует между ног. Задирает подол платья на талию и склоняется к моим распахнутым коленям.

И голос… он умел им ласкать так, как и пальцами или наглым языком. Он играл им так же, как и прикосновениями к пульсирующему в ожидании клитору. Обхватил губами, и я со стоном впилась в его волосы руками, ощутила мягкое проникновение пальца и громко, протяжно застонала, сжимая его изнутри.

Поднимается ко мне и смотрит в глаза, проникая все глубже, но так же осторожно и я горю под этим взглядом. Голодным, внимательным, сосредоточенным на каждой эмоции на моем лице. Ему нужна реакция, он ею питается, он ее считывает, сжирает, сдирает с моих приоткрытых губ, не прекращая адски медленно проникать пальцами и контрастом быстро растирать горящий, твердеющий под его ласками клитор. Почти на грани. Глаза в глаза. Так близко, что я не вижу его лицо, только голодные обезумевшие зрачки.

Остановился, заставляя всхлипнуть и потянуться за его рукой, впиться в затылок, притягивая к себе, выдыхая со свистом раскаленный воздух. Облизывает влажные пальцы, показывая мне, насколько нелепыми были мои иллюзии о холодности собственного тела, и тут же проникает обратно в сжимающуюся в ожидании плоть, заставляя вскрикнуть и жадно сжать изнутри.

И ласка голосом. Невыносимая. Словно так же гладит и дразнит пальцами и мою душу. Занимается с ней сексом, имеет ее трепетно нежно и в то же время безумно остро. Ускоряет движения пальцев снаружи, не меняя ритма изнутри, и я, замираю на секунду, медленно открывая рот, выдыхая без вдохов, чтобы, закатив глаза и запрокинув голову, закричать, содрогаясь в оргазме, сжимая коленями его руки, впиваясь руками в простыню, извиваясь в агонии наслаждения, которое свело судорогой все тело.

Крик переходит в протяжный стон и, все еще задыхаясь, тянусь к его губам, одурманенная страстью. Вырванная этим безумием из реальности. Мы вне ее сейчас… и я хочу любить его тело. Хочу, чтобы он кричал для меня так же, как я кричала для него… потому что не знаю, когда в следующий раз прикоснусь к нему и захочет ли он прикоснуться ко мне.

Руками под рубашку, дергая воротник, срывая пуговицы, сжимая ладонью его взмокшую от пота сильную грудь, вниз по ребрам, по напряженным каменным мышцам плоского живота вдоль тонкой полоски волос чуть ниже пупка, за ремень штанов и, накрывая ладонью вздыбленный член, хрипло простонать ему в губы.

— Я хочу твой вкус у меня во рту… смешай его с моим… Хочу слышать, как ты рычишь для меня, когда врываешься в мое тело.

И я снова сдаюсь. Ее тугим спазмам, сжимающим так сильно мои пальцы, что я стискиваю зубы, чтобы не заорать от наслаждения вместе с ней. Ее хриплому голосу, который проникает под кожу, впивается острыми иглами в мышцы, заставляя их пульсировать. Отголоскам эха ее крика, вспоровшего вены дичайшим триумфом.

Стянуть вниз молнию брюк и, подтянувшись вверх на руках, осторожно толкнуться головкой члена между ее ног. Бросил взгляд на раскрасневшиеся щеки, на растрепанные волосы, темным облаком раскинувшиеся на белой ткани. Ощущая, как колотит, как адски трясет в потребности взодраться в нее со всей силы. И ненавидеть самого себя за то, что слишком медленно, слишком осторожно вхожу. Запрокинуть голову назад, чтобы не сорваться, когда стенки лона сильно сжали член. Дьявольская пытка, вот только я ни хрена не знаю, для кого больше: для нее или для меня.

Склониться над ее губами, совершая первый толчок, и громко застонать вместе с ней.

— Так долго, — еще движение бедрами, и еще один стон, — как же, мать вашу, — еще один осторожный толчок, ощущая, будто разрываются сухожилия, будто внутри клокочет лава, бурлит, вспенившись яростным желанием вдалбливаться со всей дури.

И снова к ее губам, позволяя себе не сдерживаться в поцелуе. Насиловать ее губы так, как насиловал бы сейчас ее тело. Сплетая свой язык с ее. Пригибая его книзу, ударяясь зубами о ее зубы и жадно забирая ее стоны.

— Моя девочка, — ускоряясь, чувствуя, как внутри зверь рвет все цепи, — как же я, — слышу, как они падают на землю, — изголодался, — с громким лязгом, — Моя… — рвутся звенья, — моя… — еще быстрее, кусая до крови ее губы, — моя… — слыша его громкий рев сквозь эхо наших стонов.

Можно лгать друг другу словами, но невозможно лгать прикосновениями, лаской, поцелуями. Ими невозможно сфальшивить ни на секунду. Тело чувствует тело вопреки разуму. И он чувствует мое, чувствует, как я хочу его сейчас, как безумно хочу принять в себе, увидеть, как закатываются от кайфа его глаза.

Медленно так чертовски медленно, что я, обезумев, извиваюсь под ним и кричу, ощущая в себе, задыхаясь, глядя на запрокинутую голову и оскалившийся рот.

И я ощущаю под своими пальцами взбесившегося зверя, каждое звено цепи под натянутой до предела коже, в каждой закаменевшей мышце. Врывается языком в мой рот, показывая, как бы он хотел меня брать, кусает губы, закрывает дыхание и прорывается глубже, ударяясь зубами, и все в том же проклятом осторожном ритме, от которого я выгибаюсь ему навстречу ощущая, как он входит не до конца, как трется головка у самого входа и мелкими толчками проталкивается внутрь, и от этой медленности начинает трясти все тело.

Обезумев, вспарываю ему спину, выгибаясь и захлебываясь стонами, закатывая глаза и чувствуя, как нарастает возбуждение, как вот-вот захлестнет с новой силой, как дрожит тело в предвкушении взрыва под эти медленные толчки.

И быстрее… двигается быстрее. Толчок за толчком, все дальше в пекло, пока не оплела его бедра ногами, сильно сжимая, впиваясь ногтями в спину и выгибаясь под ним с громким воплем, сжимая лицо ладонью и погружая пальцы в его задыхающийся рот, срывающимся голосом выдыхая в него.

— ТВОЯ. Твояяяяяя.

Переходящим в надсадный крик, когда ослепило острой вспышкой болезненного оргазма. Так пронзительно остро, что, кажется, миллионы лезвий вскрыли мне нервные окончания, и я дрожу чувствительная до агонии в приступе экстаза, выгибаясь под ним, сгребая рукой простыню в комья, и все еще чувствуя эти толчки… эти ускоряющиеся резкие толчки… а у меня перед глазами кроваво-красные круги, и искусанные губы ищут его рот, чтобы выдыхать в него стонами его имя.