В общем — взлетели. Направление, высоту и прочие моменты можно было прекрасно понять по нескольким циферблатам на панели, рычаги управления после того, как Альбатрос ложился на курс, особо не требовали внимания — справлялся автоматизированный управитель. Правда, про всякие сложные маневры в воздухе меня предупреждали, что с ними может не справиться ни автоматический управитель, ни я, ни даже самый лучший пилот: всякие сваливания и прочие моменты, когда воздух, из-за скорости варрика и работы турбины, начинает вести себя совершенно неподобающе этой атмосферной субстанции.

Но особо маневрировать или что-то такое я и не собирался, как понятно. Маршрут между обитаемыми Номами проложен, мы догоняем (или опережаем, и такое нельзя исключить) группу из трёх торговых Воздушных Судов, которые наняли отряд Зое. Там я с ней и расстаюсь, хотя вопрос варрика я поднял только вчера.

— Зое, после того как встретим твой Отряд — я в Британику, — сообщил я.

— Угу, — кивнула девица, явно вознамерившись поспать.

— Варрик — твой. Сколько я буду…

— Не «мой», Фик, — несколько оживилась Зое. — Старик не продал, а отдал свой Альбатрос. С условием, что он будет летать — и это будет твоя задача, я с этой машинерией и мистикой не справлюсь! Так что пока мы вместе — наш, а потом — «твой». Скорее, я тебе должна буду… Но приложу все усилия, чтобы долг уменьшить! И давай спать, Фик, а то и завтра окажется, что что-то надо проверить, или что-то в этом духе.

Лететь только в Номе Крепости, до Грани Нома, нам выходило не меньше четырёх часов. И это — чрезвычайно быстро, самое быстрое воздушное судно преодолевает половину Нома (а Крепость была чуть ли не в идеальном центре, как искусственно сотворенный объект) за день, а то и сутки. Смотря какой Ном, конечно: материковые Номы бывали в несколько сотен, а то и всего сотню миль, но для морских выходило так. Хотя был момент, который я так и не понял: то ли изначально Альбатрос обладал выдающимися характеристиками, то ли после доделок и переделок обрёл небывалую резвость. Но, например, высовываться за пределы кабины в полёте было не просто дискомфортно, а откровенно опасно для жизни. И не из-за температуры или разреженности воздуха на высоте: просто как вода под давлением приобретала нетипичные, даже режущие металлы свойства, так и воздух под давлением, созданным скоростью полёта, мог нанести серьёзный ущерб телу, не говоря о лёгких, глазах, ушах.

Впрочем, высовываться мы с Зое и не собирались: внутренняя обстановка Альбатроса, лишённого свойственной ему бомбовой нагрузки, была уютна и комфорта: кресла, кондиционирующие артефакты, небольшая кухонька, уборная и даже душевая кабинка. Возможно, влезла бы даже ванная, но на вопрос матроса при переделке я ответил решительным отказом: как по мне, выходила совершенно не нужная, излишняя роскошь, которой толком и не воспользуешся в полёте. А не в полёте — не думаю, что на островных Номах будут проблемы с местом для купания, если возникнет такая потребность. Вот душевая — не лишняя, потому что, например, смазкой турбины надо было заниматься регулярно, гораздо чаще, чем на Воздушном Судне. Работа последней была, с одной стороны, не столь тяжела, как на Корабле — толкать приходилось гораздо меньший вес. Но швере, облегчающее вес Корабля, Факел выдать был не способен, так что на турбину ложилась задача не только придания скорости, но и сам полёт происходил за счёт неё, механистическим движением, с опорами крыльями на плотный от скорости воздух. Из-за чего работа стандартного механизма была нестандартна: вместо равномерной работы она работала в дёрганом, ритмично переменном режиме, то ускоряясь, то замедляясь через равные малые промежутки времени.

При всём при этом, названные Зое «три дня до ближайшего Нома», которые я назвал перед отдыхом и окончательной проверкой Альбатроса, оказались чрезмерно осторожной оценкой. Что Зое, со свойственной ей деликатностью, тактом и вежливостью не преминула отметить. И отмечала минимум час, очень ехидно извивая своим исключительным языком, что позволяло мне не слишком обращать внимание на не слишком приятные и не слишком справедливые претензии. Высказанные, к тому же, не совсем всерьёз: просто Зое, как и я, волновалась и была напряжена. Скорее всего, даже в большей степени, просто несколько по-иному, что, в общем-то, свойственно разным разумным. Как-то слово «разные» подразумевает эту разницу само собой. Ну а, наконец, полетев, сбрасывала таким образом накопившееся напряжение.

— Как-то ты, Фик, на меня странно смотришь, — через час моих кивков и угуканья прищурилась на меня подруга. — Хочешь опробовать ту шикарную кровать?

Кровать в Альбатросе действительно была шикарная, иначе не скажешь. Ничуть не хуже роскошного ложа, на котором я очнулся в королевском дворце Таино. Где такую раздобыла команда Диастриста — понятия не имею, но установили, меня ей не попрекали, а я не возражал. При всех прочих равных места в варрике было достаточно, а при покачивании Альбатроса тем же ветром — с неё точно не свалишься. С её размерами к падению надо приложить немалые усилия, если разобраться. А вот насчёт покачивания выходило неоднозначно. Пилоты Крепости говорили, что на ветре варрики качает в зависимости от его силы, подчас весьма ощутимо. При том, что они автоматического управителя не имели, да и варрики их были такой роскоши, как просторное ложе, не говоря о уборной и душе, были лишены. А вот помощник Протас меня уверял, что автоматический управитель прекрасно справится с любым ветром, кроме совсем уж немыслимой силы урагана.

— Так что, возможно небольшое покачивание, а никак не тряска, — подытожил он, после чего задумался и несколько смазал впечатление от предыдущей речи: — Но это не точно.

Короче, ложе, с которого нельзя свалится — было совсем не лишним, заодно стал поводом для намёков постельного толка (в самом прямом смысле слова, не говоря о непрямом) для Зое. Ну и шуточек, часть из которых были вполне себе смешны, но непристойны — все, как одна!

Так Зое, вдобавок, не только шутила непристойно, но и пользуясь особенностями оборотня, зачастую эти шутки воплощала. Нельзя сказать, чтобы неприятно. Да и вообще, если подумать, то мое определение «непристойно» в данном случае несправедливо. Если бы постельные эксперименты, вовлекая в них меня, Зое бы проводила на глазах посторонних — то да, непристойно и заслуживает осуждения. Или нескромно делилась с этими же посторонними деталями совместного досуга — это было бы непристойно и несколько меня задевало. Но с учётом того, что мы были любовниками, причём уже не мимолётными (хотя, как понятно, временными) — вещи эти были не «непристойными», а скорее интимными. Вполне допустимыми и даже местами забавными, но только между нами двумя.

Так вот, шутки и намёки Зое, помимо её лёгкого нрава и пренебрежения рядом приличий в интимной беседе явно указывали на то, что опробовать ложе подруге стало изрядно интересно. А её язык, которым она извивала и дразнила, навевал мысли совершенно фривольного толка. Так что вопрос-предложение был совсем не на пустом месте, но…

— С тобой — безусловно хочу, Зое, — подумав, ответил я. — Но до Границы Нома не так долго. Так что предпочту совершить это приятное знакомство после перехода Грани.

— Зануда, — опять заизвивала подруга своим поразительным языком, дразня меня уже не в одном смысле, что было заметно. — Но ладно, уговорил, аэронавт Фиктор Хуманум, — фыркнула она.

Правда, праздно сидеть оставшееся время до Грани она не стала, а воспользовалась кухонькой на варрике, сварив кофий, какаву и даже лёгкий перекус в виде бульона на солонине со специями. Пичкаемый с ложечки угощением я на определенный момент подумал, что подобная подруга жизни вызывает у меня гораздо большую приязнь, нежели та же взбалмошная Лимия с её пугающими попытками взять меня в жены. Но… видимо, никак. И дело не в манерах Зое: джентльмену пристойно быть немного эксцентричным, особенно если он состоятелен и уважаем. А таким я и собирался стать в скорейшем времени, если же моя эксцентричность будет сосредоточена в супруге — всё будет почтенно и пристойно. Но дело было в самой обортне: она очевидно жила своей службой в Отряде, он был для неё даже не смыслом и целью жизни, а единственным возможным форматом, в котором она рассматривала своё будущее. А я, хотя и симпатизировал и даже в некотором роде привязался к подруге, никак не был готов ради неё настолько кардинально ломать свои планы на будущее. И жить в каком-то наёмничьем Отряде остаток дней меня совсем не привлекало, даже в компании миссис Лузильян.