Тирриниэль глубоко вздохнул и осторожно сжал чужой перстень, стремительно наполняя его своей силой. Крупный изумруд в золотой окантовке снова мягко засветился, затем коротко вспыхнул и...
Ллер Эналле во второй раз за день провалился в небытие.
Странно, но теперь это не потребовало от него никаких усилий, будто чья-то сильная воля уверенно поддерживала временно наложенные узы и позволяла спокойно читать, не обращая внимания на холод чужого разума. Словно дружеская ладонь подхватила его под спину, помогая опереться и тихо убеждая: все хорошо, все правильно, здесь вам бояться нечего...
Поняв, что угрозы нет, эльф успокоено потянулся навстречу.
...Ярость, высокомерие, горделивое презрение... все это было в его новом прошлом. Он четко знал, что по праву занимает свое место, и уверенно держал в руках бразды правления. По праву сильнейшего повелевал своими сородичами и жестко карал за неповиновения. Железной рукой выпалывал несогласных и холодно зачитывал приговоры, после чего сам же их и исполнял - всего лишь одним движением пальцев, из которых по первому требованию вырывался целый ураган зеленого Огня.
Он равнодушно кивал, когда докладывали о смертных, нарушивших границы его владений, и бестрепетно карал преступников, когда не находил в их испуганном лепетании достойного оправдания. Презрительно молчал, когда слышал мольбы о снисхождении. Брезгливо морщился, когда мольбы становились истошным воем. Бесстрастно следил затем, как исчезает пепел с травы, и спокойно возвращался к неоконченному разговору.
Когда-то он думал, что знает все о своем истинном долге перед Народом. Когда-то ради этого он пожертвовал двумя молодыми жизни - взамен двух новых Л'аэртэ, долженствующих укрепить и возродить его древний Ясень. К несчастью, супруги Темного Лорда не пережили родов, однако их смерти послужили на благо всего Леса, подарив ему целых двух могущественных магов. Один, на которого возлагалось столько надежд, долгое время казался достойным продолжателем дела отца - уверенным в себе, полным сил и амбиций. Второй, с малых лет приученный к мысли о Лабиринте, неожиданно предал свой Лес, приняв Отречение ради горстки жалких смертных, так не вовремя испустивших дух во имя выживание его расы.
От Торриэля вскоре пришлось избавиться, как от подгнившей ветви на еще здоровом стволе, чтобы проклятая зараза не передалась дальше. Хоть его упрямство и вызвало вспышку бурной ярости, подобную извержению огромного вулкана, но Закон требовал максимально наказания - Изгнания. Несмотря даже на долг, ради которого был взращен и выучен строптивый сопляк.
Впрочем, Тирриниэль и тогда довольно быстро успокоился, будучи полностью уверенным в том, что, когда придет время, легко отыщет дерзкого мальчишку, рискнувшего выставить ему ультиматум. Твердо знал, что молодой наглец с неокрепшим Даром когда-нибудь не выдержит изоляции и наделает ошибок, а после этого его останется только выловить и за шиворот приволочь обратно.
Кто же знал, что Торриэль сумеет запереть свою силу так ловко? Кто знал, что он так хорошо научился заметать следы? Кто мог предвидеть, что он стал так искусен в умении наводить на себя личину? И кто мог знать, что он бесследно исчезнет почти сразу, как переступит порог родного Леса? На целых двести лет, за которые в Темном Лесу, будто в Проклятом, вдруг один за другим стали осыпаться листья в Священной Роще Иллаэра?
Потом была досада и осознание собственного промаха - пожалуй, первого, который он по-настоящему признал. Была и бессильная ярость. Лихорадочные поиски. Скупые обещания несметной награды за голову дерзкого отступника, растущие от года к году. Мстительное ожидание результатов. За ними - растущее беспокойство, резко усилившееся после внезапной пропажи второго наследника. Затем - новая ярость, граничащая с бешенством. Вежливое письмо из Аккмала, напоминающее о грядущем Походе и о том, что время для Торриэля уже пришло. Лихорадочные поиски выхода и растущее день ото дня отчаяние, когда стало ясно, что младшего отпрыска он бездарно упустил, а второй сын вовсе не горит желанием умирать за свой народ...
А потом в Темный Лес пришла другая черная весть: целая ветвь на Родовом Ясене вдруг обуглилась и осыпалась пеплом. Это значило, что в Доме Л'аэртэ остался лишь один наследник. И что если в Проклятый Лес не отправится он, то Лиара вскоре падет. Найти... его надо было найти во что бы то ни стало. Любой ценой, любыми усилиями, сколько бы охотников за головами за ним ни отправилось. Да только вот беда: Торриэль так и не нашелся. Свою ветвь у Ясеня он просто-напросто срубил, после чего растерянный повелитель не мог даже сказать, жив ли он еще или уже нет. И будет ли когда-нибудь у его Дерева хоть один новый росток.
Как же удивился он, когда из Похода вернулось сразу несколько смельчаков. Как искренне озадачился, узнав, что угроза Лабиринта навсегда исчезла. Как оторопел, когда понял, что блудный сын не забыл о своем долге, а напротив - возмужал, обрел невероятную силу и стал совсем другим.
Он просто возликовал от мысли, что Род все-таки будет жить, буквально заново родился в тот день, простив неразумному отпрыску даже предательство, шагнул вперед с намерением принять его снова...
И буквально умер, когда понял, что остался совсем один: Торриэль уничтожил его надежды всего тремя короткими словами. Развеял в прах, безжалостно растоптал, разорвал и без сожаления сжег. И вот тогда Владыка впервые понял, что значит быть заживо похороненным. Впервые в жизни почувствовал, что сделал что-то не так. И впервые столкнулся с тем фактом, что больше не является ни мудрым, ни уверенным в себе, ни даже сильнейшим.
В течение двадцати лет он мысленно спорил с предателем-сыном. Тщетно пытался убедить его в своей правоте. Упорно гнал от себя мысль об обратном, скорбел об угасающем Роде, боялся мысли, что виноват в этом сам, и очень старался не показать стремительно приближающиеся признаки Ухода.
За эти годы он вдоволь насладился собственной агонией. Досыта испил горькую чашу отчаяния. Ночами метался в безумном бреду и старательно глушил тихий голос неумолимо растущей тоски. После чего с испугом прислушивался к поступи Ледяной Богини. Боролся. С горечью видел, что проигрывает. В обреченном понимании следил за тем, как увядает с ним Священная Роща, и с ужасом думал о том, что станет причиной гибели своей расы. Пусть не сразу, пусть не через десять лет, а через несколько веков, но без крови Изиара и поддерживаемых ею Чертогов Темные эльфы не удержат свой лес от жадных посягательств. Рано или поздно, но им придется уйти - в другие земли, другие времена и к другим народам. Они растворятся среди чужих языков и далеких стран. А еще через пару веков никто уже не вспомнит о том, что они когда-то существовали. Может, только Светлые сумеют тихо позлорадствовать исчезновению конкурентов, да гномы гадко ухмыльнутся в бороды, когда станут выкорчевывать засохшие белые ясени и сжигать их в огромных печах своих подземных кузниц.
Понимание этой печальной участи было для постаревшего эльфа гораздо хуже, чем стремительно подбирающаяся смерть. Но еще тяжелее было сознавать, что это его вина и его ошибка. Та самая страшная ошибка, имя которой - Изменение...
По лицам Перворожденных пробежала болезненная судорога.
...Они снова вспоминали тот далекий день, когда в увядающие Чертоги случайно заглянула необычная пара: совсем юная девушка - прекрасная и чистая, как первый весенний цветок, а вместе с ней - такой же юный эльф с несомненными чертами Владыки Изиара.
День за днем они прошли через то, что довелось испытать их немолодому Владыке. От безумной надежды до нового отчаяния, от глухого раздражения на непонятливого юнца до глубокой благодарности за само его существование.
Они внезапно познали всю силу его воли, потребовавшейся на то, чтобы стерпеть нескрываемое пренебрежение от чудом нашедшегося наследника. Всю ярость и нетерпение, которые он несколько недель упорно старался подавить. Почувствовали его сомнения, непонимание, растерянность, когда выяснилось, что волшебные дети не желают становиться такими же жесткими и бесстрастными, как он сам. Искреннюю оторопь и затаенную гордость от способностей юного гения, сумевшего всего за час вскрыть совершенную защиту царственного деда и вызвать его на полноценное Единение. Сполна ощутили злое восхищение подобной наглостью. Невольное уважение. Непривычный восторг. А потом так же искренне испугались, что молодой маг погибнет, так и не успев назвать имени своего настоящего отца...
