– Семен Лазаревич Тверской, если тебе это интересно.

– Скажите, какая громкая фамилия! Прямо как Туёцкий. А на что он сам живет? Где ворует?

– Ты мне просто отвратителен! У нас учится его дочка!

– Тогда зачем мне звонишь? – резонно спросил Александр.

– Господи, прости меня… Для того чтобы узнать, что с тобой, мерзавец ты, негодяй и скотина, ничего не случилось…

А дальше он услышал то ли вздох, то ли всхлип и сразу – короткие гудки.

«Оказывается, Туёцкий, – хмыкнул он и налил последнюю перед сном рюмку, – еще далеко не все потеряно в твоей безбашенной жизни… Значит, даже дохлого осла уши иногда приносят пользу!»

Так ушел второй день, отпущенный ему на принятие решения. Второй! А он все никак не может четко сформулировать для себя, чего, собственно, сам хочет. Такое неопределенное состояние души – уж это он отлично осознавал – было чрезвычайно опасно. И прежде всего тем, что расслабляло. Словно бы отдаляло опасность. Которая между тем никуда не девалась, а лишь затаилась на короткое, опять-таки отмеренное ему, время.

В ближайшую субботу он должен сказать им свое слово. И от этого будет зависеть все остальное. Они конечно же напомнят ему, сомнений тут нет ни малейших. Но где и когда?… Господи, каким же надо быть идиотом, чтоб так влипнуть?!

Глава пятая

ЗВОНОК

Практически от самого дома Турецкого «повел» неприметный бежевый «фольксваген-пассат»…

Когда бы он ни засыпал, поднимался Александр Борисович рано. Сегодня открыл глаза в шесть. Полежал еще немного, прикидывая планы на день. Услышал, как в соседней комнате посапывает практикант. Стал думать о нем. Вспомнил о задании Меркулова, оставленном у секретарши, как ее?… Соня? Света? Да, черт, какая разница?… Она все равно как тот вестник, что приносит плохое известие и уже за одно это теряет свою голову.

Турецкий как-то отстраненно подумал, что лишать эту девицу головы было бы поступком отвратительным. В то время как использовать совершенно в ином плане – делом заманчивым и наверняка приятным…

Потом вспомнил, что вокруг этой Светы – точно! – вчера полдня уже увивался практикант, который мирно спит себе за стенкой. Да, но ведь он, кажется, говорил, что у него не то в консерватории, не то в Большом театре какая-то девица имеется. Ах нет, в балете! Танцует она… А где? Нехорошо, Турецкий, ты становишься невнимательным, упускаешь важные детали, так недалеко и до тактической ошибки, за которой следует более серьезная – стратегическая. А вот уж этого в нынешней острой ситуации допустить нельзя, преступлением пахнет. Против совести… Против человечества, будь оно неладно…

Однако пора вставать.

Он разбудил Максима и, пока тот умывался, приготовил легкий завтрак. Поели молча. Турецкий ощущал непонятное нетерпение, будто куда-то опаздывал. На немой вопрос Петлицына: почему так рано? – ответил:

– Я обычно к восьми приезжаю. И успеваю сделать самые необходимые «бумажные» дела до появления начальства и возникающих, соответственно, вопросов…

Сказал вот и вспомнил, что вопросов как раз не предвидится, поскольку архив – совсем не то место, где вопросы могут возникнуть вообще. Взглянул на сосредоточенного Максима и вдруг улыбнулся: ну вот же он и выход! А что? Архив Генеральной прокуратуры – еще какая практика! Как в анекдоте – и накушаешься, и напляшешься! Просто замечательно! Ай да Костя, ай да молодец!

Оставалась мелочь: посмотреть, что заместителю понадобилось в старых и пыльных делах конкретное. А Меркулов со своей привычной аккуратностью наверняка все расписал в том задании, которое оставил для Турецкого на столе в собственной приемной.

– А как она тебе, а? – спросил вдруг у Максима.

– Кто, Александр Борисович? – не понял вопроса практикант.

– Ну секретарша эта… Меркуловская. Ее Светой зовут, кажется?

– А-а, эта? Так она ж тоже из наших.

– Ты гляди! – Турецкий даже слегка ошарашен был этим известием. – Ну Костя!

– А что, есть вопросы, Александр Борисович? – словно бы забеспокоился Максим, отодвигая пустую тарелку. – Светка вообще-то у нас свой, как говорится, парень. Ну в смысле человек свой. Без особых комплексов. Компанейская. И потом, как я думаю, вот такая работа – это ее потолок.

– Что, на серьезную работу не тянет?

– Ну почему? Ее у нее просто не было. А в принципе она аккуратная, точная, порядок любит… – Максим улыбнулся.

– Ты чего?

– Да так… – Он вроде бы засмущался. – Как я думаю, так ей просто хорошего мужика надо. Вот и вся юриспруденция…

– Да ну? – удивился Турецкий. – А мне показалось наоборот, отбиваться не устает… Скажи пожалуйста… Ну вот и отлично, назначаю тебя связным между мной и указаниями, поступающими из приемной шефа. Возьмешь сегодня задание Меркулова, вместе посмотрим, чего он от нас с тобой хочет, и отправляйся в архив. Там Костя просил что-то ему срочное и важное отыскать.

– В архив?… – с неописуемой тоской протянул практикант.

– Минуточку! – деланно возмутился Турецкий. – А ты чего хотел? Чтоб я тебя под пули потащил? Как это у меня самого было вот как раз с воскресенья на понедельник? Думаешь, о чем просишь? Хватит того, что у меня оперативника тяжело ранило… – сказал вот и подумал, что надо бы обязательно навестить в Склифе Василь Васильича, пришел, поди, в сознание. – Да вон и самого задело…

Турецкий вспомнил, что и сам был легко ранен, а потому и повод нашелся подходящий поучить жизни новичка.

– Кстати, надо бы и мне поменять повязку. Поможешь? Ты к виду крови – как?

Максим странно помотал головой, из чего напрашивался мужественный вывод, что «вида крови» он, в общем-то, не боится, но лучше бы не надо.

– С тобой все понятно, – засмеялся Турецкий. – Честно говоря, я тоже, когда увидел, как у меня кровь из дырки хлещет, чуть сам в обморок не свалился. Ладно, там у нас, в медпункте, поменяю повязку. Ну так понял главное задание? Посмотрим, уточним параметры, и… приступай себе. С Богом!

Они спустились во двор, сели в «Жигули» Турецкого, а когда выехали на Фрунзенскую набережную, вот тут им «на хвост» и сел этот поганец-"пассат".

Почему Турецкий решил, что за ним следят, он объяснить бы толком не мог. Интуиция, выработанная и укрепленная годами, подсказывала – не больше. Он снижал скорость, снижал ее и преследователь. Турецкий нарушил правила и, выскочив на Комсомольский проспект, повернул направо там, где не положено, а затем, проскочив два больших проходных двора в районе улицы генерала Ефремова, выбрался на Пироговку. Но уже возле Садового кольца обернулся и увидел позади все тот же «пассат».

– «Пассат» – пасут… – пробормотал он.

– Что вы сказали, Александр Борисович? – встрепенулся практикант – невинная душа.

– Обернись, говорю, и посмотри на тот бежевый «фольксваген», который «ведет» нас от самого дома. И номерок его сам запомни и мне продиктуй.

У Максима вспыхнули глаза – в самом натуральном смысле.

– Запомнил! – доложил он. – Диктовать?

– Минуточку. Еще одна проверка. Это чтоб сыскарям лапшу на уши не вешать. А то некоторые очень любят это делать.

С этими словами Турецкий пересек Зубовскую площадь и углубился в Пречистенку. «Бежевый» ехал следом. Но в Еропкинском переулке Турецкий неожиданно свернул налево и, выскочив на Остоженку, рванул в обратном направлении. За «кормой» теперь было чисто.

Возвратившись на Садовое кольцо, он так и поехал в сторону Эрмитажа. Время от времени спрашивал Максима:

– Ну как, чисто?

Тот уже вообще висел на спинке сиденья задом наперед и докладывал:

– Чисто, Александр Борисович.

Кажется, он не верил в истинность происходящего, принимал все за какую-то смешную игру, затеянную «важняком». Но когда они наконец свернули в Каретный Ряд, Турецкий первым заметил «бежевого», который спокойно отъехал от обочины и тронулся за ними. Значит, знал, куда поедут, опередил и просто подождал.

– Александр Борисович! – вдруг тревожно воскликнул практикант.