Чертыхнувшись, Турецкий поднял трубку.
– Привет, Борисыч, узнал?
– А! Здорово. Ты чего по городскому? В наши-то времена?
– Перезвони сам. Я жду.
Звонил Влад Богаткин. Что-то ему срочно понадобилось. И, видно, не просто какая-то обычная информация. Турецкий тут же достал Денискин незасвеченный аппарат и набрал прямой номер Богаткина.
– Алло, это я.
– За спиной чисто?
– Как положено.
– Есть предложение. Я сейчас прокачусь в одно местечко, а минут через пятнадцать, максимум – двадцать, окажусь возле Долгорукова, соседа твоего, понял? Подойди, есть информация для тебя.
Звонок был хоть и нужный, но очень несвоевременный. Костя же должен был вот-вот освободиться. А то потом ищи его свищи… Впрочем, на самый, как говорится, худой конец, имелась еще и возможность уединиться с ним на торжестве у Славки. Ведь Костя там будет обязательно. Как же без «патриарха»?
Но на всякий случай Турецкий позвонил в приемную Свете и спросил, как дела на меркуловском фронте. Света обрадовала, сказала, что даже и конца не предвидится. Она только что носила им чай с конфетами и увидела, что на столе, за которым они там заседали – человек десять, – разложены какие-то документы и собирать их никто не спешит. Наоборот, похоже, они просто сделали минутный перерыв – чайку похлебать, покурить.
– Я отойду на полчасика, имей в виду.
– Понятно, Александр Борисович. Скажите, а можно и мне в будущем году попасть к вам на практику?
– Договоримся, Света, – коротко ответил Турецкий. И подумал: «Ишь ты, какие мы быстрые!»
Турецкий накинул на себя неприметную курточку, которую ему когда-то подарил Славка, его же «оперативную» кепочку и развязной походкой, совсем не характерной для «важняка», покинул здание на Большой Дмитровке, но не через главный вход, а через служебный, выводящий в переулок.
Неторопливо, останавливаясь и проверяясь, дошел до Тверской, после чего устроился на одной из лавочек недалеко от памятника Юрию Долгорукому.
Минут через десять ко входу в ресторан «Арагви» подъехала черная «Волга». Из нее вышел Владлен Петрович, но завернул не в ресторан, а в скверик – напротив. Огляделся, заметил Турецкого и, вытащив сигареты и похлопав себя по карманам, направился к нему. Вроде бы: нет ли у вас случайно огонька? А огонек был, поскольку Турецкий курил, держа сигарету как шпана, в закрытой ладони.
Влад подошел, плюхнулся на скамейку рядом, прикурил от сигареты Турецкого, хмыкнул:
– Ну и видик у тебя! – тихо так, будто сплюнул. – Нормально?
– Ты же знаешь, если они, бляди, слушают, так наверняка откуда-нибудь с крыши мэрии или из любой припаркованной машины. Накопал что-то нужное?
– Я тебе так скажу, Борисыч… – Влад помолчал и добавил: – Кончай ты это дело. В смысле забудь. Как не было. Не суетись.
– Вон даже как? Я смотрю, и вас можно испугать?
– Ну нас-то не шибко запугаешь… В другом дело. Знаешь, откуда родом твой фигурант?
– Имеет значение?
– Нынче все имеет. Есть такой городишко – Изобильный. Это на Ставропольщине.
– Ну и что, гениев рождает? – усмехнулся Турецкий.
– Возможно, не знаю. А вот другое – знаю. Этот твой друг и некто, – Влад наклонился к Турецкому почти вплотную, будто снова хотел прикурить от его сигареты, – Линяев – понял? – женаты на родных сестрах.
Влад отвалился на спинку скамейки и испытующе посмотрел на Турецкого.
Так вот, значит, в чем дело! Линяев – первый зам генерального прокурора, человек, которого Турецкий просто терпеть не мог и старался с ним нигде не пересекаться, – был, по утверждению того же Кости, по сути, «теневым» генеральным. Почему? Это уже другой вопрос. Какую власть он имел над нынешним – «официальным», – никто не знал. Но без него не решались никакие серьезные административные проблемы. Костя частенько возвращался с коллегий злой и бледный от ярости. Но – молчал. Его отчасти устраивало то, что Линяев редко вмешивался в вопросы следствия. Все-таки не зря же Меркулова считали здесь «патриархом». И собственные связи были, и авторитет – дай боже всякому! Его, в общем-то, и не трогали. Ему «внушали». И хотя он этого терпеть тоже не мог, приходилось слушаться. Иногда взрывался. Но все реже и реже. И эти вспышки, как мог догадаться Турецкий, случались лишь тогда, когда Меркулов оставался с генеральным наедине. О чем они там говорили, что обсуждалось – оставалось тайной для всех остальных. И правильно, наверно. Нечего сор выносить…
Значит, Линяев. Вот и наступил, как говорится, момент истины. Да кто ж позволит трогать руками… как его? Шурина? Нет, свояка! И к тому же – миллионера! Даже по западным понятиям.
Ясно стало, почему в том году, когда Линяев уже активно трудился на ниве защиты законности в доме на Большой Дмитровке, так и пропало дело о восьмистах миллионах. Сумма-то была и в самом деле не такой уж и впечатляющей. Воровали и поболе! И сходило…
Значит, и указания об отстранении в свое время Турецкого от дела о «Центурионе» исходило от него. А Костя темнил! Сверху указание! Ну да, страшней кошки, разумеется, зверя нет. Если сам ты – мышь. Но ведь и Костя мышью себя никогда не считал. Так почему же? Передали Ване Колосову, полагая, что он окажется послушней Турецкого? И закроет дело Баранова? А он не оказался. Не закрыл. И был тут же сбит машиной. Насмерть. И вот снова невесть откуда «зашевелился» Турецкий! Ну надо же! Ведь все уже так удачно сложилось! Этот Турецкий, конечно, не близорукий Ваня Колосов, его «случайной» машиной не задавишь. Подстрелить можно. Но – зачем? А не проще ли купить? Правду ведь говорят: то, что нельзя купить за большие деньги, можно запросто приобрести за очень большие. Вот они и начали «торговлю» сразу с сотни тысяч баксов. Дошли до трех сотен. Край, говорят. Но если поторговаться, привести соответствующие аргументы – ведь пойдут же на сделку, гады! Пойдут и никуда не денутся! Потому что у них этих баксов – как у дурака махорки. «Не поверишь, кто мои соседи!» Почему ж не поверить?
– Я тебе вскрыл ситуацию, Борисыч? – негромко спросил Богаткин.
– Увы, – кивнул Турецкий. – Но только номер не пройдет.
– Ты будешь большой дурак. Точнее – покойник. И никто из твоих знакомых ничем тебе не сможет помочь. Это же не верх, а скорее – серединка пирамиды. А что наверху? Кто знает. Я туда не заглядывал.
– Ну твоя позиция мне ясна. Спасибо. Я и не рассчитывал, честно говоря…
– Ты меня неверно понял.
– Да нет, понял-то я как раз все правильно. И предостережение – тоже. Думаешь, ты – первый? Эх, суета!…
– Тем более. Ну побегу. До вечера?
– Да. Как получится. Спасибо.
– Чем могу. – Влад развел руками, встал и, не прощаясь, направился к своей машине.
А Турецкий посидел еще недолго, выкурил очередную сигаретку, выпулил окурок в ближайшую урну, обрадовался, что попал, и тоже отправился к себе. Вниз по переулку.
Пару раз оглянулся, но никому до него не было никакого дела…
И тут вдруг в голове у него мелькнула и немедленно будто высветилась шальная мысль: «Ведь это именно то самое, чего мне не хватало для завершающего штриха!»
Вот теперь он ускорил шаг.
– Суета сует, говорите? – сказал он громко.
И засмеялся, потому что шедшая навстречу ему пожилая женщина от этого вопроса так и шарахнулась в сторону. Ну да, видок у него был, конечно, босяцкий. Но не сумасшедшего же? Он даже подмигнул женщине, чем-то отдаленно напомнившей ему бабу Глашу. Но та лишь испуганно перекрестилась: ходят тут, по улицам, всякие…
– Костя, я должен сообщить тебе печальную вещь…
– А ничего хорошего я от тебя в последнее время почему-то вообще не жду.
Меркулов был мрачным и усталым после почти двухчасовых прений с «упрямыми думцами». Готовили новые поправки к Закону об уголовном праве. Обсуждали новый УПК. И всем до зарезу необходим был заместитель генерального прокурора по следствию. Замучили поправками.
– Твой сарказм мне был бы понятен, если бы основывался на известных реалиях. А ты можешь мне, к примеру, просто по-товарищески, как бывало когда-то, объяснить, почему у нас больше нет времени поговорить по душам? Почему не тянет высказаться? Поспорить? Нет, мы перешли незаметно для себя на «указания», Костя. И это очень скверно. Извини, я не желаю вовсе обижать тебя, но появилось ощущение, что между нами однажды пробежала кошка. Черная, поганая и вонючая…
