– Я по поводу Кости. Он просил…

– Знаю уже, – закивал Славка. – Я ответил ему: твое дело, хочешь обидеть – валяй! И тогда он обещал подкатить где-нибудь к восьми. То есть с минуты на минуту… – И, тут же отвернувшись, громко закричал: – Прошу всех гостей оставить ненужные дела и присоединиться к основному заседанию. Я хочу слышать искренние славословия в свой адрес! Кто против? Против нет. Все – за… за столы!

И понеслось…

Тост за тостом, славословили, обыгрывая слово «Слава», как только могли. Питья было навалом, закусок – тем более, и все какое-то простенькое – грибочки, свежие ягодки: клюква, брусничка, много фруктов и овощей, обилие всяческих нарезок – словом, все то, что не требует длительного приготовления, а в качестве закусок проходит вполне.

Вот тут и ощутил Турецкий одиночество. Нет, и справа, и слева стояли, что называется, плечом к плечу знакомые лица, но он не заговаривал, а обходился кивками, похмыкиваниями, ухмылками и прочей мимикой, ни к чему не обязывающей.

Становилось все шумней. Кое-кто, оставив стол и прихватив стакан или бокал, вернулся в бильярдную. Грязнов увидел и стал требовать, чтоб теперь все высказались и по поводу очередного его приобретения. Снова стали изощряться по поводу того, к чему может быть легко применим огромный бильярдный стол. Но шутки в основном сводились к его сексуальному предназначению, поскольку никакой иной мебели в доме Грязнова замечено не было.

А тут вдруг и Меркулов объявился. Стал с виноватым видом объяснять, почему опоздал, но никого это не интересовало. Славка начал настаивать на большом «штрафе», «штрафилке», но Костя чего-то там мямлил, оглядываясь. Наконец увидел Турецкого – через открытую дверь другой комнаты. Кивнул, хотел, видимо, подойти, но увидел, что места вокруг Александра были плотно заняты, махнул ладонью и стал что-то жевать.

Ему предоставили слово, и он, на правах знающего Грязнова больше всех остальных, присутствующих здесь, начал долго рассказывать, явно не сообразуясь с обстановкой, кто такой был, а теперь есть Вячеслав Иванович, какие перспективы его ожидают и все прочее – в таком же заунывном духе. Слушать было скучновато, тем более издалека. Народ-то продолжал шуметь. Просто Костя не учел, что он тут «свежий», а народ успел взять дозу.

И вот наступил момент, когда «дорогие гости» забыли напрочь о причине торжества и вспомнили наконец о самих себе. Мол, достаточно уже наговорили хозяину лестных слов, пора отметить каким-нибудь образом и себя любимого. Компании в общем застолье в таких случаях составляются быстро и стихийно, то есть совсем необязательно, чтоб только одни знакомые.

Турецкий большинство гостей Грязнова знал достаточно хорошо, чтобы поддержать любой разговор. В смысле любую тему. Наискосок от него, к примеру, стоял Юрка Федоров. Нет, так, пожалуй, его называть уже неловко. Когда-то, бегая в заместителях у Шурочки Романовой, бравой начальницы МУРа, он и в самом деле мог именоваться Юркой. В своем кругу. Потом незаметно стал Юрием Александровичем. Полез, попер на самый верх. В замах министра внутренних дел ходил. Потом, по слухам, чем-то занимался в первом еще российском Совете безопасности. Оттуда, кажется, ушел начальником Академии МВД, А сейчас… О! Славка мельком бросил фразу, что господин Федоров обретается снова в верхах, чуть ли не руководя Академией государственной службы при самом президенте. Важная и самоуверенная птица. Но когда выпивает в компании своих, каковых на Славкиной вечеринке было, кстати, немало, забывает важничать и надувать щеки от осознания собственной значительности.

– Поговори с ним, – смеялся Славка на бегу, – почерпнешь массу интересного… Он недавно погоны генерал-полковника обмывал, между прочим, тебя тоже искал, но ты, как всегда, где-то «отлеживался».

Рядом с Федоровым стояла несколько полноватая, но очень даже привлекательная дама лет около сорока, которая кокетливо отвечала, вероятно, на комплименты Юрия, а сама между тем кидала быстрые и заинтересованные взгляды на Турецкого.

При встрече Александр Борисович приветливо поздоровался с Федоровым, но общая суматоха, возникающая, когда появляется одновременно много гостей, не дала возможности перекинуться даже обычными, стандартными вопросами: как дела, как живешь, что новенького? – и так далее. Можно было бы поговорить теперь, заодно узнать, с чего это «господин Федоров» вдруг приглашал к себе Турецкого, которого не встречал уже больше пяти лет. Но именно сейчас мешала дама. Юрка, несомненно, нашептывал еще что-то интимное, судя по его сладенькой улыбочке.

Наверное, Турецкий забылся, и слишком упорный его взгляд обеспокоил генерала. Оторвав взгляд от соседки, он тоже взглянул на Турецкого, улыбнулся и подмигнул. И, уже не обращая внимания на даму, нагнулся над столом, чтоб слышал один Турецкий, и спросил:

– Ты еще куришь?

– Исключительно с друзьями! – Александр Борисович поднял указательный палец.

– Выскочим на минутку? – снова, будто заговорщик, подмигнул Федоров.

– Давай, – хмыкнул Турецкий. Жестом извинился перед Грязновым за то, что покидает застолье, показав при этом на Федорова. Славка понимающе кивнул.

Вышли на балкон.

– У тебя чего? – спросил Юрий, доставая «Данхилл».

– Попроще, – отозвался Турецкий и вытащил сигарету из пачки Федорова. – Слушай, а ведь я тебя так еще и не поздравил с очередной звездой. Прими от чистого сердца.

– А! – небрежно отмахнулся Юрий. – Уже дело прошлое. Я тоже хотел тебя увидеть, Саня. Могу еще так называть? По старой-то памяти?

– Мы с тобой, Юра, в жизни столько дерьма накушались, что стали почти родственниками. А между своими – какой счет?

– Это верно… – Федоров картинно затянулся, выпустил дым тонкой струйкой и вдруг внимательно уставился на Турецкого.

– Что-нибудь не то? – усмехнулся Турецкий.

– Да нет… Смотрю, ты не меняешься. Значит, живешь стабильно. Не надоело еще?

– Что именно?

– Да Генеральная твоя. Скоро полтинник, ты все «важняк». И не больше.

– Каждому свое.

– Не надо, Саня. Свое – только дуракам. Или тем, у кого мозгов не хватает. Уходить не собираешься?

– А куда? Кому я нужен, Юра?

– Не скажи… Ты ведь знаешь, чем я сейчас занимаюсь?

– Примерно. Славка говорил.

– Это – академия при президенте. Высший комсостав, как говорили в старину. Если захочешь, дам тебе кафедру. Читай им что угодно – уголовное, административное, гражданское право, все в твоих руках. Приобщай их к нашим знаниям! Байки рассказывай. Плохо ли? Зарплата и прочие дивиденды – соответственно. Плюс… ну сам понимаешь!

– Заманчиво, – сказал Турецкий и подумал, что в последние дни его стали активно «сватать». Будто сговорились. А может, так оно и есть? И ответил: – Надо подумать… Вернее, придумать, что я Косте скажу! Ты вспомни, у нас же не было принято подводить друзей. – Последнее сказал больше для отвода глаз.

– Саня, – поморщился Федоров, – сделай одолжение, оставь ты эти свои сантименты… А потом, Костя тебе – начальник, а никакой не друг.

– Ну это ты брось, – буркнул Турецкий, жалея, что разговор пошел именно в эту сторону.

– Нужны доказательства? – удивился Федоров. – Да хоть навскидку! Ты сколько раз замещал этого вашего раздолбая Казанского? Вспомни, три или четыре раза. И что? Тот всякий раз возвращался, выпихивая тебя в следаки. А Костя как же? А никак! Хотя было достаточно одного его слова, и ты был бы начальником Следственного управления. Но он не хотел этого! Почему? А ты ему был нужен именно на своем месте. Ты разматывал дела, на которых ломали себе зубы другие асы, а он принимал славу. Это же просто, как, извини, обычная дуля. Фига! Да что там! Я помню, как после того, питерского дела… ну, когда ты вице-премьершу собой прикрыл… У нас, на Совете безопасности, встал вопрос конкретно о тебе. Уже решили забрать тебя к нам. Но твой Костя такой хай поднял! Что мы и оголяем, и не понимаем, и конъюнктуры не видим!… Единственное, что смогли тогда пробить, – это тебе широкий погон. А кто тормозил? Да все он же. И опять – никакой загадки. В полковниках, так сказать, ты всегда под ним, а генерал – тут уже извините! Вдруг у кого-нибудь еще появится мысль поставить тебя на Управление? Щедро ведь генералов, государственных советников, в обычных следаках держать! Пусть и особо важных, понял?