— А постельные, гм, утехи? — сверкнул очками врач, — особенно в свете ваших, скажем так, проснувшихся суперспособностей?

— Сдали таки, — с кислой миной протянул я, — знал же, что этой докторше с практикантами верить нельзя.

— Нет, — поправил меня Румпельштильцхен (фамилию его я тоже вспомнил), — не знаю о ком вы, но они тут не причём, я прибыл для вашего обследования, после того как вы потеряли сознание находясь, гм, в процессе контакта с восемью вашими жёнами.

— Вот блин, — произнёс я, сразу почувствовав как резко портится настроение, — это что, я опять облажался?

Вот тут доктор не выдержал, подскочил, весь встопоршившись как воробей, и негромким, но полным еле сдерживаемых эмоций голосом принялся меня отчитывать, — Как можно быть таким безответственным?! У вас же серьёзнейшая травма мозга была в академии, затем пулевое ранение в голову, вы же выжили чудом, вам категорически, слышите, категорически запрещены были сильные сенситивные нагрузки, а что вы делаете? Вы, мало того, что продолжаете тренировки в мобильном доспехе, так ещё и эксперименты ставите по одновременному ублажению как можно большего числа женщин.

— С тремя вышло, — покраснев, промямлил я, стыдливо опустив голову.

— И после трёх вы решили сразу замахнуться на восемь?! — махну рукой, Иосиф Вениаминович сел обратно на кровать, устало произнёс, — Пётр Алексеевич, я понимаю, что вы ещё слишком молоды, но такая слепая вера в свои силы вас когда-нибудь сведёт в могилу.

— И как быть? — произнёс я, понимая правоту доктора.

— Во первых, желательно не практиковать групповой секс, да-да, — внимательно посмотрел он на вскинувшегося меня, — по крайне мере на первое время, ограничьтесь традиционной практикой. Меньше задействуйте ваши способности. Я кое-какое представление о них из уст ваших жен получил, поэтому, хоть и понимаю ваше желание, но не рекомендую использовать более одного полового органа одновременно, необходимость управлять сразу несколькими, одновременно получая от каждого обратную связь, это чрезвычайно сильная нагрузка на мозг. Пётр Алексеевич, — произнёс Румпельштильцхен со всей убедительностью, на какую был способен, — Природа дала нам мощнейший инструмент — мозг, но она же и заложила в нём определённые ограничения. Человек даже два дела одновременно может делать с трудом и то, только если одно из них он делает автоматически, а вы сразу столько. Поймите, это физиологическое ограничение нашего мыслительного аппарата. Строгие рамки заданные человеку как виду. И не факт, что даже в ходе эволюции это поменяется.

— То есть, — хмуро произнёс я, — мне теперь ограничивать себя во всём?

— К сожалению да, — ответил Иосиф Вениаминович. — Иначе жизнь ваша может закончится внезапно и скоропостижно. Подумайте об этом. А ведь у вас дети, вы же не хотите лишить их отца — привел он последний, самый убойный довод.

Тут мне крыть было нечем. И пускай они были ещё совсем маленькими, но эти девочки были моими дочерьми и мне хотелось увидеть какими они вырастут. Родная кровь, как-никак. Я не забывал проведывать их, собственно как и их мам.

— Ладно, Иосиф Вениаминович, — буркнул я, — буду соблюдать ваши ограничения.

— Вот и славно, — сразу повеселел врач, — поймите, вы очень важны сейчас для страны. Даже я вижу те преобразования, что уже начались в обществе. Скажу по секрету, — наклонился он ко мне, — некоторые наши молодые мужчины врачи уже практически открыто флиртуют сразу с несколькими женщинами.

— Да? — я глубокомысленно покивал, хотя, насколько я представлял себе медицинские учреждения по просмотренным когда-то в той жизни сериалам, там все давно со всеми должны были успеть переспать во всех возможных комбинациях. Или что получается, сериалы врали?

— И всё благодаря вашему примеру. И ведь это прорыв, — нейрофизиолог буквально лучился радостью, — наконец-то положение мужчин в обществе изменится.

— Вы думаете?

— Конечно, — убежденно кивнул врач, — теперь мы точно избавимся от этих позорных публичных домов.

— Ну это да, — согласился я с ним.

Мы побеседовали ещё полчаса, в конце которых Румпельштильцхен выбил таки из меня обязательство не перенапрягаться в ближайшие месяц-полтора и без нужды свою суперсилу не использовать. Пришлось пообещать, иначе клещом вцепившийся в меня врач просто бы не отстал.

Задерживаться Иосиф Вениаминович не стал, уехав сразу после нашей беседы. Но его можно было понять, он, всё-таки, ведущий специалист в своей сфере, явно пациентов и работы у него предостаточно.

Приведя себя в порядок, я поглядел в окно, увидел там гуляющих с детьми нянек, а чуть подальше играющих в какую-то игру жен.

Стоило мне, выйдя из дворца пройти к ним, как я, внезапно, увидел, что они перекидывают друг-другу мяч, в таком вольном варианте пионербола. Правда, завидев меня, игру они бросили и дружно обступили, интересуясь здоровьем.

— Да нормально всё, — смущённо отмахнулся я, — слегка перенапрягся, бывает. Врач сказал, месяц пока без суперсил.

— И хорошо, — поддержала врача Руслана, — мы тебя и без этих щупалец любим.

Затем они снова вернулись к игре, а я, отошел чуть в сторонку, особо не чинясь, сел прямо на траву, подставляя лицо неожиданно хорошо пригревающему солнцу, и принялся наблюдать за летающим туда-сюда мячиком.

Неподалёку чирикали воробьи, радуясь последним тёплым денькам, кто-то стрекотал в траве, волосы шевелил лёгкий ветерок, а в воздухе чувствовался неуловимый запах осени, с нотками древесной смолы и начавших опадать листьев, вообще царила какая-то идиллическая атмосфера, заставляя расслабленно прикрывать глаза, вбирая всеми фибрами уют и покой. Отбросив заботы и проблемы.

Эх, так бы вечно и сидел…

«На свободе! Наконец-то на свободе!» — Выбравшийся наружу, пробивший корнями проход в земле, Сергеич остановился, босыми ногами ощущая ласково прильнувшую к ногам траву, словно проснувшуюся от спячки и резко пошедшую в рост. Вытянув в стороны руки, он дал разрастающейся траве покрыть всё своё тело плотным переплетённым ковром, словно одеждой укрыв обнаженное тело. Затем покрутил головой, изучая лес вокруг себя, пока, наконец, не заметил следы врага, ведущие от тюрьмы. Растянул рот в хищной острозубой улыбке, а затем, сорвавшись с места, побежал по следу, легко и совершенно беззвучно скользя меж деревьев, умудряясь не тревожить на бегу ни веточки, ни листочки на земле, легко перескакивая ямки и высунувшиеся из земли корни.

Так Сергеич не бегал никогда в жизни и теперь сам себе казался каким-то духом, что огибая препятствия, проноситься в тени древесных крон словно порыв ветра. Но даже появившееся чувство эйфории не могло сбить его с мыслей о враге. — «Найти, найти, найти, найти…»

Он не мог быть слишком далеко, Сергеич это чувствовал, ощущая всё сильнее разлитые в воздухе эманации чужой силы. А значит скоро он сойдётся в схватке не на жизнь а насмерть, мстя за все испытанные пытки и унижения. От видения как он тысячами послушных словно руки растительных лиан разрывает ненавистного князя на кусочки, на ходу впитывая его тёплую кровь, чувствуя такой манящий привкус соли и меди на губах, Сергеич чуть не споткнулся, испытав самый настоящий оргазм. Но тряхнув головой, нашел в себе силы отрешиться от сладкой картинки пылающей перед внутренним взором и вновь сосредоточиться на поиске.

Тут к запаху примешались и другие, странные, резкие, от которых щекотало незримый нос. И тут бывший камердинер понял, что это пахнет магия женщин. Слишком неприятно, слишком вызывающе, слишком чужеродно, в общем, всё слишком.

«Убью и их, — решил Сергеич, — но сначала врага!».

Странный дискомфорт начал меня одолевать где-то через полчаса сидения на траве.

Распахнув прикрытые глаза, я настороженно огляделся но не увидел причины для беспокойства. Всё было также, птички пели, кузнечики, или кто там был в траве, стрекотали, а мои дамы перекидывали мячик всё так же беззаботно. И всё же что-то было не так.