Но все закончилось тем, что она отвергла меня, оттолкнула и сбежала. Зачем-то приплела Жанну. Причем тут Жанна, когда я ни на кого уже даже смотреть не могу. Но она меня отшила. Не нравится, значит, грубый спасатель. Недостаточно хорош для городской девочки, не умеет красиво петь в уши, навешивая лапшу гирляндами. Теперь я рявкаю на своих подчиненных, ору на молодых, срывая зло и заставляя бегать кругами. А ведь я всегда считался справедливым начальником.

Самолюбие не дает мне пойти к ней, не хочу испытать новое разочарование, хватит с меня этих мучений, всю душу мне вымотала. Зачем жила, если не хотела? Думаю о ней круглосуточно. Впервые мне плевать на то, сколько людей мне удастся спасти, выгонят ли меня с работы и что случится с моим отрядом в следующую секунду.

Родители остальных детей не дали ей покинуть горную местность, уговорив остаться еще на какое-то время. Они решили скидываться ей на своеобразную зарплату, а меня доканывают поговорить с начальством, чтобы ей выделили постоянную ставку. Благодаря Полине многие вернулись на работу, сомневаюсь, что им удастся удержать ее здесь, в горной деревне, когда она всю жизнь прожила в городе.

Отвергла. Старый, пропахший кровью и потом спасатель не чета молодой и прекрасной Полине. Это было понятно сразу. Гордость не позволяет мне перешагнуть порог ее дома, бегать я за ней не собираюсь. Не нравлюсь, значит, так тому и быть. Жил же как-то до этого и дальше буду жить.

Но мне ее не хватает, хочется проснуться как тогда, воскресным утром, перед разбором обломков самолета, увидеть ее на своей кухне, почувствовать аромат каши. Черт бы меня побрал, какого хрена я не сдержался? Показал свое желание. Раньше я хотя бы мог быть с ней рядом, смотреть на нее, чувствовать поблизости, а теперь у меня нет даже этого.

К Жанне я не хожу, ни к кому не хожу, провожу вечера с дочерью, стараясь не смотреть в окно, где вдалеке виднеется дом с горящими золотом окнами.

Сегодня в горах старинный праздник плодородия. Местные жители стекаются к нам одетые во все белое, таков старинный обычай. Центральные торжества проходят на высоте больше двух тысяч метров над уровнем моря в горах. Там расположено древнее святилище покровителя плодородия. С давних времен к божеству обращаются с просьбами о богатом урожае, больших стадах и благополучии. Местные верят, что, если человек совершил неправедный поступок, замаливать его нужно в святилище. По традиции зайти в капище может только мужчина. Люди по сей день приходят сюда с самым сокровенным.

К счастью, сегодня дежурит не наш отряд. Если что-то случится, отгребать будет другой начальник. Люди все тянутся и тянутся, очень много народу.

Солнце медленно садится, пламенеющий закат окрашивает гору и озерную гладь.

- Привет, - слышу голос Жанны за спиной, - рада, что встретила тебя.

Наверное, в жизни так и должно быть: не те руки прикасаются, не те люди ищут с нами встречи. Жанна мне больше неинтересна, и в этом нет ее вины. Раньше мне хватало хорошего секса, простых разговоров и задорного рогата с ребятами из отряда. А теперь эта мука, что не дает спокойно спать по ночам. Жанна умнее, старше, опытнее и, наверное, гораздо развитее, больше прочла книг, но в толпе я ищу печальные глаза косули.

Праздник не радует, как и все остальное в последнее время. Жанне я ничего не отвечаю, она зачем-то кладет руку на мое плечо, прикосновение безразлично, оно, как вынужденная близость в транспорте, не вызывает никаких эмоций. И вдруг я замечаю идущую по тропинке Полину. Такая красивая, солнечная, нежная, в длинном белом платье, совсем как диктуют местные обычаи, а на плечи...

А на плечи накинута куртка моего лучшего друга. Не могу в это поверить. Павел просто идет рядом, ведет на поводке свою собаку, чем-то увлеченно развлекая Полину. Каменею, стою посреди толпы, что ползет мимо, как стая рабочих муравьев ближе к закату, и не могу понять, где я. Не чувствую того, как Жанна, видя ту же самую картину, что и я, по-собственнически обнимает меня за талию, положив голову на плечо. Я не замечаю этого, мне все равно, ничего больше не чувствую, когда она ко мне прикасается, а вот Полина смотрит именно на это. Едва уловимый, быстрый, ледяной взгляд, от которого пробирает до костей, как от сорокаградусного мороза.

Они проходят мимо, и я непроизвольно оборачиваюсь. Жанна что-то говорит, но я не слышу, вижу их спины, а Полина вдруг улыбается ему, берет под руку. Паша удивляется, подтаскивая собаку за поводок, заставляя идти рядом, улыбаясь ей в ответ.

Мой лучший друг и девушка, от которой я схожу с ума. Не могу даже шага ступить. Жанна виснет на мне, не хочу этого, мне противно, устал от ее навязчивости, убираю женскую руку. Наверное я подонок и сволочь, но я отодвигаю ее в сторону. Не могу больше, хватит с меня. Я ослеп, оглох и остолбенел, подыхаю, закипая. Нет, не от злости, а от острой, горячий, смертоносной ревности.

Красной тряпкой горят перед глазами слова друга: «Так отдай ее мне».

С тех пор как оттолкнула Глеба Дмитриевича, я не нахожу себе места. Даже вздохнуть глубоко не могу, на груди, будто камень лежит, тяжелый, увесистый. Провожу время с детишками, лишь бы не думать о черных глазах, суровом взгляде, сильных руках и губах, что были так близко. Ну как я могла? Как мне удалось? Только излечилась от одной зависимости, как вляпалась в другую.

Я делала все, чтобы помочь спасателю, старалась, а он даже не зашел ни разу. С глаз долой и можно забыть, как звали. Значит, он такой же, как и все остальные. Не настолько хороша, чтобы бросить ради меня Жанну. Понимаю, куда глупой девчонке до взрослой женщины? Разве же я могу с такой тягаться, конечно же, он выбрал ее. В первый же день он очень правильно заметил, что я дура, и пусть я назвала себя так сама, но он подтвердил. Не знаю, зачем он спас меня, лучше бы я сдохла от яда, пусть бы меня изнасиловал Егор или убило бы еще чем-нибудь.

Но только не стоял перед глазами этот горящий взгляд, красивый длинный нос, темные густые волосы. Мне все время кажется, что в проеме возникнет широкоплечая фигура высокого спасателя, но за Стешей приходит его мать. Злюсь так сильно, что топаю ногами, каждый раз, когда вижу на пороге Елену Петровну. Она с грустью вздыхает, но молча уходит, помогая Стеше обуться. Я до такой степени ему неприятна, что он отправляет мать, чтобы забрать Стешу. Все потому что отказалась просто переспать с ним за спиной у Жанны, ну и чем он лучше Егора?

На этот чертов праздник я отправилась специально, чтобы убедиться в своей правоте, он просто хотел трахнуть меня, в надежде, что постоянная девушка не узнает, и когда я отказалась, успокоился и продолжил жить дальше. А я скучаю по нему, по ним обоим, по его теплому дому, здесь по ночам очень холодно и одиноко.

К Павлу я ничего не чувствую. Не понимаю, как только переехала, он сразу же стал сюда таскаться, иногда я откровенно груба, но он без конца приглашает на этот праздник, напоминая о нем. Он забавный, но внутри меня ничего не шевелится. Более того, иногда он меня откровенно раздражает, все чего я хотела - это не быть одной, когда увижу их вместе. Так и вышло. Глеб Дмитриевич стоял с ней, она обнимала его, значит они все еще вместе.

Мой дорогой спасатель показал свои истинные желания, и теперь я не могу успокоиться, я постоянно прокручиваю в голове: огонь в глазах, горячие руки на лице и губы в сантиметре от моих. Просыпаясь в смятой влажной постели, я мечтаю, чтобы он пришел, продолжил то, что начал. Но он, конечно же, выбрал квалифицированного врача, вместо глупой девчонки, что скачет на дутых мячах с трехлетками на руках. Ведь я же сказала ему, что дело в Жанне. И что он сделал? Ничего, пошел к ней, как же иначе.

Не слышу слов Павла, не пониманию их значения. Жанна обнимает Глеба Дмитриевича, кладет голову на плечо. Противная горечь разливается по горлу и туда ниже, в грудь, к самому сердцу. Чужие мужчины... Когда же небо даст мне шанс на счастье? Я ведь была искренней, старалась для него, для них со Стешей, и все чего я достойна - это незаметный от любимой женщины трах. Звезды вспыхивают одна за одной, так ярко, как будто ночь, как и я сама, сошла с ума.