В середине дневного пути остановились на обед. Мы с Андреем чистили картошку на берегу горной реки, двое из водителей ловили рыбу, другие приготовляли суп. Вокруг росло множество грибов (в основном червивых) и ягод.
Шёл дождь, а под дождём питаться неудобно: вкусно внутри, мокро снаружи. Наконец, пообедав, тронулись в путь, дождь усиливался, уже вечерело. За день всего мы проехали менее 150 км. Вечером нашли полянку-стоянку и три машины остановились на ночлег; четвёртая, ломающаяся, приползла только в два часа ночи. Водители ночевали в машинах, а мы, по обыкновению, в палатке.
Утром выяснилось, что нас довезут только до Томтора: у водителей возникли проблемы, а именно — почти окончательно сломалась одна из машин; они сами сомневались, благополучно ли достигнут Усть-Неры. Пока утром стояли (завтракали бич-пакетами и полудохлыми конфетами), на стоянку подъехала ещё одна машина — грузовик на Магадан. Водители постарались нас «сосватать», но тот, магаданский, водитель, брать нас не захотел. Так он и уехал в Магадан без нас.
А мы подъехали к Томтору и остановились неподалёку от него. Сфотографировались на память, попрощались с водителями — не зная, что вскоре опять встретимся.
НА ПОЛЮСЕ
Подошли к тому месту, где стоит обелиск «Полюс холода». Вдруг мимо проехал и остановился «Уазик». В нём сидел пожилой якут:
— Добрый день, я — глава администрации посёлка Томтор. А кто вы? Чем могу помочь?
— Мы путешественники, — отвечали мы и рассказали о нашем пути,
— А где находится магазин с хлебом и почта?
— Хлеб будет в пекарне с 16 часов, почта вот там, телефон тоже есть, если нужна гостиница, находится она вот там, — он махнул рукой в восточном направлении, и, пожелав нам счастливой дороги, уехал.
Томтор — небольшой посёлок, в нём, может быть, двести дворов. Домики деревянные, приземистые, одноэтажные. Есть почта, магазин «Книги» (заколоченный наглухо), магазин «Продукты» (работающий неизвестно когда), одноэтажный домик-пекарня, столовая (пустующая), чуть дальше по трассе — домик-гостиница с надписью «Дом отдыха транзитных водителей» (мы ею не воспользовались), музей (тоже избушка, но весьма небольших размеров).
Музей посетить нам не удалось — он закрыт, видимо, давно и навсегда. Но наружная табличка сообщала, что музей посвящён географу, геологу и академику Владимиру Афанасьевичу Обручеву (1863–1956). Он изучал вечную мерзлоту и путешествовал по Азии. Других сведений табличка не содержала. Уже потом я узнал, что В.А.Обручев написал также научно-фантастические романы: «Плутония», «Земля Санникова» и другие.
Находясь в Томторе, узнали технические подробности жизни в самом холодном посёлке России. Оказывается, например, при -52 дети продолжают ходить в школу; при -53 занятия отменяются только в 1-3-х классах, при -55 могут гулять 1–5 классы, при -57, наконец, отгул получают все школьники. Люди же продолжают работать. Подобные ограничения существуют и в других посёлках Якутии. Работы на открытом воздухе, конечно, сокращаются, но машины продолжают ездить почти до -60. Людям было очень смешно узнать, что в Москве даже при -28 дети не ходят в школу, а -30 расценивается как великий мороз.
В котельной, которая является источником центрального отопления, всегда требуется вода; воду привозят в машинах со специальными бочками, которые подогреваются, чтобы по дороге вода не замёрзла. Если в котельной лопается труба, — воду не успевают привозить и посёлки охлаждаются. Зная о такой возможности, многие люди имеют в квартирах личные печки, чтобы обогреваться, если центральное отопление испортится.
Сейчас, в середине августа, никакого особого мороза не обнаружилось.
Летом там температура может достигнуть +40, но сейчас такой жары тоже не было. Обычная солнечная погода, +10, низенькая трава сантиметров пять высотой, пыльные дороги, местных машин две или три во всём посёлке. Есть огороды (с теплицами). На улицах попадаются и дети — грязные, неряшливо одетые, но весёлые.
В Томторе живут в основном якуты, и говорят между собой по-якутски.
Но русский понимают, и говорят на нём куда лучше, чем мы на якутском. Никакой расовой ненависти к нам не проявили.
В Томторе встретили… коммерсантов! Они приехали из Магадана на грузовике и привезли всего понемножку: шмотки, еду, подсолнечное масло и др. Жители посёлка в количестве десяти человек толпились вокруг грузовика и рассматривали, а некоторые даже покупали, продукты цивилизации.
Из Томтора удалось позвонить родителям в Москву и предупредить их о возможной задержке. Телефонная станция доисторическая: стоит щит с сотней отверстий, и телефонистка втыкает контакты в какие-то из этих отверстий и кричит в микрофон: «Это Усть-Нера? Дайте два-два-три-двенадцать!» С Москвой соединиться никак не удавалось, и я ушёл на телеграф (телеграф — в том же доме, что и телефон, только вход с другой стороны), а Андрей остался. Но тут внезапно соединили с Москвой, и Андрей прибежал сообщать мне об этом. «То не соединяют, то теперь беги говорить», — удивился я и побежал обратно на переговорный пункт. Действительно, великое дело техника!
Зашли в столовую. Там мы узнали новость, что милиционеры заловили некую француженку Мадлен.
Тут необходимо небольшое отступление. Как уже читателю понятно, каждый человек, путешествующий по Колымскому тракту, оставляет по себе память на многие километры и годы. Водители нам рассказали про многих путешественников: как англичане, французы, американцы и все остальные ездили на Колыму за упоминавшейся бабочкой («кучу денег потратили и ни фига не поймали!» — посмеивались водители). Рассказывали, как некий священник шёл пешком из Сан-Франциско в Иерусалим («и на машинах ни фига не ездил!»), а также как некие иностранцы ехали по Колымскому тракту на мотоциклах. Шла пешком какая-то бабуся, без палатки и вообще без ничего. Как она ночевала в глухих регионах, осталось загадкой. Видимо, и мы теперь тоже пополнили список фольклорных персонажей.
Рассказывали и о различного рода велосипедистах. Как раз этим летом по трассе ехала на велосипеде некая француженка Мадлен. Проезжала в день километров восемьдесят, всё время опережая нас, и встречные водители рассказывали нам о ней. Догнать же нам её всё не удавалось. И вот сидим мы в столовой в Томторе, причём столовая пустая, людей нет, мы попросили макарон, нам сказали: сейчас сварим. Пока варили, я отошёл, а Андрей остался караулить наши макароны. Возвращаюсь, Андрей чем-то озабочен.
— Антон, нам пора отсюда смываться. Француженку, Мадлен, заловили: у неё виза в Якутию просрочена. Сняли её с маршрута и отправили в Усть-Неру.
(В последующем мы узнали, что у Мадлен кончилась не якутская, а российская виза, но сейчас это было от нас скрыто.)
Я, наоборот, решил, что будет очень неплохо, если депортируют: из Усть-Неры дорога хорошая. И мы решили ожидать этого приятного момента депортации, в Якутии-то и мы находились нелегально. И вот, когда уже поели, идём по посёлку, а навстречу — два милиционера.
«Ура, сейчас депортируют», — подумали мы.
Милиционеры и впрямь заинтересовались нами, но, проверив документы и узнав, что мы путешествуем автостопом, — отпустили. Так и не удалось нам депортироваться.
Мы пошли покупать хлеб. В Томторе хлеб выпекают только к четырём часам дня, и то хорошо, если к четырём поспевает. Но уже с трёх вокруг пекарни создаётся ажиотаж. На сей раз пекарню атаковало человек тридцать. Хлеб поспевал не весь сразу, а партиями по 5–10 хлебов, и тут же исчезал: через закрытую дверь и через окна его умудрялись купить наиболее пронырливые люди. Я решил караулить дверь, а Андрей — окно, но новые партии хлеба всё равно проскакивали мимо.
— Девушки! Дайте три буханки!
— Нам пять буханок! Пожалуйста! Когда у нас в Куйдусуне будет своя пекарня, мы к вам ездить не будем!
Половина речей была на якутском языке, и мы не понимали.
Так прошёл час, наконец Андрею повезло на три буханки. Стандартные «восточные» хлебы — буханки из пшеничной муки, мягкие и ещё горячие. Стоили они всего 5 000 — невероятно дёшево для таких регионов. Хотелось купить больше, но это было трудно, количество выпекаемого хлеба было ограничено.
