Твари не испытывают страха, не испытывают жалости, они лишь прут вперед, теснятся, толкаются, лишают друг друга шанса на уклонение и гибнут в огненном смерче змеевидных клинков, исправно разрубающих незащищенные тела. Ближние ряды подмораживаются, покрываясь коркой инея и замедляясь, следующие за ними напирают, попадая по леденящую ауру и толкая передние вперед, где клинки рассекают их тела, а пламя принимается пожирать оскверненную плоть, нанося каждую секунду все больше и больше урона. Системное окно обновляется кракозябрами отчетов, не успевающих обновиться, и вскоре вновь зависает, шкала жизни неумолимо стремится к красной зоне, и даже волчья регенерация не помогает перебороть наложенный дебаф. Но огненный смерч не останавливается, поглощая очередных тварей, пусть эта безумная схватка будет фатальной, но бегать по углам, прятаться, пытаться вытаскивать каждую тварь по одной не вариант. Сидырыч сказал, что в городе оставили лишь тех, кого с собой в бой брать не стали, так что разобраться будет проще, нежели встретиться с оскверненной дружиной или стаей. Нечего думать, надо рубить всех и вся, и чем быстрее все твари закончатся, тем больше шансов остаться на ногах.

В какой-то момент огненный смерч начинает пульсировать, и от него с каждым толчком исходят огненные волны, врезаясь в обступивших тварей, вгрызаясь и перекидываюсь на соседних. Черный смерч изменяется, обретая очертания сферы, в которой черные всполохи чередуются с багряными, циркулирующие по сфере мечи набирают скорость, сливаясь в единое кольцо смерти, за секунду ополовинившее любую подступившую слишком близко тварь. Вспышка света внутри багряно-черной сферы, и так начинает еще сильнее пульсировать, ускоряя собственное движение и поглощая в огне сбежавшихся тварей. Внезапный бросок сферы в сторону подминает под себя оказавшихся на пути, оставляя позади загорающийся шлейф из изрубленных тел, второй бросок в сторону, и новый шлейф. Нарастающий рев заглушает ультразвуки тварей, не перестающих наседать и погибать, осыпаясь дотлевающим пеплом на брусчатку площади.

Вторая вспышка света внутри пылающей сферы ознаменовала появление испускаемых в разные стороны огненных стен, что стремились подобно волнам огня, но не истощаясь на каждом противнике, а неумолимо продвигаясь вперед и тесня перед собой всех, кто попался на пути. Стены отходили недалеко, метров на пять, но этого было достаточно, чтобы испепелить два десятка кишащих тварей. Но чем больше стен отходило в стороны, тем слабее становилась сфера, и через какое-то время твари уже смогли видеть силуэт зверя, спрятанного внутри и лихорадочно из последних сил машущего двумя мечами.

Ни одна тварь не ранила, даже не задела, пылающая сфера идеально защищала от любых нападений, отражая урон, но требовала за это свою плату. Да и постоянное безудержное использование умений не обходилось без последствий. Появившаяся шкала, названная яростью, быстро иссякла после нескольких десятков использований умений, и теперь ее недостаток компенсировался жизненной силой, как и подпитка сферы, да, как и все остальное. Нет, ярость пополнялась, но предательски медленно, больше всего при смерти тварей, но и каждый удар возвращал частицу, малую, но все же. Если бы бить только одними ударами, то шкала быстро бы восполнилась, но не получится так, когда вокруг тысячи тварей. Поэтому жизненная шкала очередной раз подошла к багряному отрезку, и я уже готовился доблестно умереть, истекая собственной кровью. Нет, продержался бы еще с полчаса, но вдруг открывшееся умение, испускающее не огненные волны, а стены, проделывающие целые проходы в орде, пожирало силы гораздо быстрее, зато работало гораздо веселее, нежели банальное разрубание мечами каждой твари персонально. Ну что ж, погибать, так громко.

Вспышка света, вливающая новые силы, восполняя все шкалы и излечивая любые раны, озарила меня, благостно даруя еще время.

«Теперь повоюем, подходите, твари безмозглые».

Подошедшие монстры поднажали с тылов на общую массу, и та с новой силой хлынула к цели, принявшейся со вновь нарастающей скоростью истреблять подступающих. Масса вдруг слилась в плотную толщу, наваливаясь единым целым, но сфера не стала принимать всю тяжесть на себя, а взлетела вверх на несколько метров и принялась испускать вниз огненные волны, бомбардирующие площадь. Сфера, испустив десяток волн, низринулась вниз, врезаясь в заполонившую площадь массу, багрово-алая вспышка в миг окрасила в свои цвета окрестности, прогоняя сумрачные тени, выросшая волна разошлась в стороны, освобождая древний камень от всего и вся на несколько десятков в радиусе и добивая остатки многотысячной орды тварей.

«Сил больше нет, совсем, пускай разрывают, уже все равно, только дайте умереть, прирежьте меня быстро. А еще вновь этот режущий пепел, смешанный со смрадным запахом».

Я распластался по брусчатке, не в силах более сражаться, все тело гудело, мышцы пытались найти свое место, кости трещали, а шкала жизни вновь приблизилась к границе красного сектора. Левая рука буквально распухала, как будто бы внутри нее билось мое собственное сердце, вынужденное умещаться среди костей и плоти, закованной в доспехи. Но никто не воспользовался возможностью, набросившись, чтобы добить. Сколько я так пролежал, не знаю, в такие моменты больше думаешь о более высоких материях, о самом Бытии, нежели о каком-то ничтожном времени. Два поднятых уровня спасли меня от более стремительного поражения, когда ни эликсиры, ни свитки не могли уже помочь, ибо откат использования, будь он не ладен, работал исправно, нежели все остальное. Но и это не важно, как вообще все, что сейчас должно заботить в первую очередь любого игрока. Я же не игрок, я здесь живу, вся романтика просиживания часами осталась там – в капсуле, в виде пережаренного куска мяса. Почему я так сейчас думаю? Да потому что, только что я уничтожил несколько тысяч своих людей, пусть даже уже давно не моих, но я это сделал. Я убил сотни детей, женщин и стариков, никого не пощадил, более того, истреблял их без какого-либо сожаления, что больше пугает меня. Неужели я становлюсь кем-то сродни палачу, безжалостным убийцей, тираном, окропляющим свой трон кровью вассалов?

Встаю, хотя ноги еще слабы, но выпитый эликсир большого исцеления позволил вновь ощутить себя в некотором тонусе, не абсолютно здоровым, но все же.

«Что там говорил Сидырыч? Храм, говорите, пойдем посмотрим».

Еще раз окидываю засыпанную горами пепла площадь и медленно направляюсь в нужную сторону. Теперь город точно обезлюдил, если не считать домового.

- Князь, - вдруг позади раздался знакомый голос, и я обернулся, увидев упомянутого старичка: - Ты это, если вдруг, скажи мне молодому…, в общем..., чтобы я не дурковал…, семью заводил.

- Скажу, а как ты поймешь, что сам себе передал?

- А ты скажи, мол, если и дальше буду дурковать, то дудки мне вырезать всю жизнь ольховые, а потом ломать их, ибо некому дарить.

- Запомнил, скажу.

- Спасибо, Князь, ты там осторожнее, там жуть жуткая.

- Прибери тут.

- Это я да, это я сделаю, - домовой запричитал, разыскивая веник с совком, после ведра, чтобы всех собрать и похоронить, как полагается, а я пошел дальше, с удовольствием ощущая накатывающую боль после перегрузки тела, ибо если болит, значит, пока еще жив.

Не знаю, помогут ли мне свитки усиления, но все равно, так будет казаться, что проще, ибо без задействования всего имеющегося арсенала моих закромов входить в это проклятое место не хочется.

Изувеченные деревья, покрывшись язвами гнилостных грибов, источающих зловонную слизь, уже не были теми величественными великанами, что сотворили собой Храм Порядка. Все вокруг перестало быть причудливым садом, где беззаботно гуляли звери, птицы не пели среди ветвей, ставших похожими на скрюченные когтистые лапы уродливых тварей. И лишь два огромных медведя неизменно охраняли вход внутрь, разве что став чем-то сродни тем тварям, что бегали у городов, когда происходили прорывы, свидетелем одного из которых я был однажды. Две огромные туши, обвитые канатными жгутами-щупальцами, непропорционально увеличившаяся пасть с саблевидными клыками, длинные когти на лапах и заплывшие глаза-буркала.