Но Ясюлюнас не даёт договорить. Он просто взрывается в гневе. Тришину мерещится, что прямо из телефонной трубки брызжет начальственная слюна, и он брезгливо отодвинул её от лица.

— Да, как вы…! Да, кто вам…! Какая ещё конституция? Вы спали что-ли последние полгода? В этом же году приняли новую конституцию и день конституции теперь в октябре. А за то, что вы мне солгали, за то, что не выполняете взятые на себя обязательства… Я вам… Я вас… Что хотите делайте, но чтобы через четыре дня картина была закончена!

— Но, Юрий Иванович, это просто не возможно! Как минимум краска должна высохнуть! Масло оно долго может сохнуть и это от нас не зависит ни как!

— Возможно — не возможно! Я всё сказал! Не сделаете, пеняйте на себя. Договор будет расторгнут, вам придётся аванс вернуть и больше никогда, вы слышите? Никогда Горисполком не будет вам ничего заказывать, — стук брошенной трубки сообщил, что разговор окончен.

С Борькой Тришин смог встретиться только вечером. До назначенного срока оставалось только два дня. Ситуация складывалась аховая.

— Нормальное полотно за два дня не сделать. — Констатировал состояние дел Рогов. — Надо значит сделать так, чтобы хотя бы формально выполнить договор. О! У меня сногсшибательная идея! Слушайте, Александр Семёнович!

— Давай быстрее сюда, что там тебе в голову пришло.

— Эскиз перенесён? Перенесён! Колористика вами в эскизе решена?

— Решена. Правда, в самых общих чертах.

— Значит, нам надо будет срочно закупить краску и прямо валиками за два дня всю композицию поднять. Получится полотно в революционном конструктивистском стиле «окон РОСТА», помните, как Маяковский выдавал? Ну, и для завершённости обвести все фигуры чёрными линиями.

— Но это же будет совсем не в моей манере письма! — Возмущается Тришин, — я никогда не позволял себе так работать! Нет, на это я пойти не могу! Это противоречит моим принципам! И вообще…

— Ну и будете возвращать аванс! — напоминает Рогов, а это сумма солидная, тем более что вы уже часть потратили на авансы исполнителям, на материалы.

— Ладно, наверное, ты прав… Придётся наступать на горло собственной песне.

Бригада Маримонова, Борис и сам великий художник двое суток практически не вылезали из зала приёмов. Они насквозь пропитались запахом льняного разбавителя и уайт-спирита. Спали с лица и обзавелись черными кругами под глазами от усталости.

Шестого ноября вечером наконец-то начали разбирать леса, по которым полтора месяца лазили, работая над картиной. Плод совместного творчества представал перед глазами автора. Александр Семёнович сразу понял — это провал! То, что предстало перед его взором, живописью нельзя было назвать ни под каким видом! Ближе всего это было к «Гернике» Пикассо, но никак не к Александру Тришину сибирскому импрессионисту жизнелюбу и сибариту.

В отличие от «Герники», картина была многоцветной и, возможно, только это и спасло её от уничтожения собственным автором. Ясюлюнас был в бешенстве, но не нашёл в договоре ни одной зацепки, чтобы отказать в приёме работ. Тематика соблюдена, размеры совпадают, идейность, — какая надо. Ограничились тем, что закрыли картину специально сшитыми шторами.

После очередного начальственного словоизвержения, Тришин решил, что ему достаточно сотрудничества со студентами. Уж очень народ оказался непредсказуемый и беспокойный. Рогову он так и сказал при последнем с ним расчёте:

— Борис, как это ни печально, но нашу лавочку надо прикрывать. Худфонд не может больше работать в таком режиме постоянного стресса. Жить и гадать — сделают — не сделают, приедут — не приедут, хорошо сделают, или завалят всё, поэтому мы в правлении фонда посовещались и решили отказаться от этого направления. Мы хорошо поработали, поэтому прошу тебя не держать на нас обиды. Всех денег всё равно не заработаешь. Напоследок мой тебе совет: — Если хочешь стать архитектором, то иди работать к архитекторам. Если хочешь деньги зарабатывать иди работать в сельские архитекторы. Там сейчас такое строительство начнётся, что любой чертежник будет нарасхват.

Борис был опечален таким поворотом событий. Он уже привык к деньгам. У него за октябрь что-то ещё оставалось, что-то должно было прийти за оформление праздничных колонн, но всё это было в сумме не более трёх сотен. Надо было придумывать какой-то новый источник доходов.

Холодное и льдистое ноябрьское солнце сквозь низкие облака отбрасывает длинные тени голых тополей. Я опаздываю на первую пару. Вчера весь вечер и всю ночь трудился над статьями к шестидесятилетию Октябрьской Революции. Статья для военной кафедры получилась какая-то канцелярская, зато в рубленом военном стиле. За оставшуюся неделю мужики изобразят каких-нибудь военно-морских красногвардейцев, и Мотовилов будет доволен. Тем более что тексты в праздничных газетах никто не читает. Статью для «Дзержинца» хотелось написать как-то не стандартно, не так как принято партийной печати. Пришлось голову поломать. Тут же шутки шутить не позволят, поэтому засиделся почти до самого утра. Не выспался совсем. Голова как ватная. Зато предвещающий холодную зиму, мороз бодрит и не даёт заснуть на ходу. Особенно помогает в этом ветер, который дует, кажется со всех сторон. Это ничего, я почти у цели, осталось только аван-площадь преодолеть и здравствуй Альма-матер.

Сегодня с утра у нашей группы первая, мной пропущенная, пара — история архитектуры. На неё вообще можно не ходить, всё помню прекрасно, на экзаменах с Вольской побеседуем на темы развития современной архитектуры и всё. Вот сейчас будет гораздо интереснее. На прошлой неделе начали курсовик — малое общественное здание. Ведут этот курсовик в нашей группе преподы с АГЗ — Оглы Борис Иосифович, Храненко Николай Фёдорович и молодой ассистент-аспирант Витя Геронимус. Оглы он больше теоретик, Геронимус слишком молод в позапрошлом году только окончил институт, зато Храненко — старый проектный зубр. Множество зданий в городе построены по его проектам. У него точно есть чему поучиться даже мне с моим тридцатилетним стажем. Старый он, правда, девять лет как на пенсии, но бодр, и на память не жалуется. В отличие от того же Кузьмина хоть и моложе всего на четыре года.

Всё, что у меня есть на планшете, это то, что я успел сделать в первое занятие. Правда, успел довольно много, планировки у меня были готовы уже полностью. Сегодня с фасадами закончу и перспективу начну строить. Можно будет даже к чужой помощи и не прибегать. Двадцать четыре программных часа более чем достаточно для простого проекта придорожного туристического приюта.

Взгромоздив подрамник на стол, отрегулировав рейсшину, начинаю переносить оси для фасадов. Внезапно, аккуратный стук указкой по столу отрывает нас от черчения. У стола замдекана Виктория Михайловна:

— Николай Фёдорович сегодня приболел. Когда он сможет выйти на работу пока не известно. Вместо него подгруппу, которую вёл Храненко, будет вести Анатолий Афанасьевич Воловик. Главный архитектор института «Гражданпроект», заслуженный архитектор РСФСР, автор всем вам хорошо известных зданий ГПНТБ и речного вокзала — Виктория Михайловна делает рукой жест в сторону смешного дядечки невысокого роста с густым козырьком бровей и лбом, плавно переходящим в обширную лысину.

— Какие-то подвижки в моей истории всё-таки происходят, — проносится мысль у меня в голове. В прошлой жизни Воловик у нас не появлялся. Надо будет не зевать, использовать этот контакт по максимуму. Это же выход на «Граждан»[16]. Вот ему, ради получения полезных связей, я бы даже доверил тайну моего появления в этом времени. Или лучше воспользоваться легендой о «ясновидении»?

— Коллеги, позвольте мне вас так называть, — обратился к нам Анатолий Афанасьевич с кратким приветственным словом, — рад приветствовать вас. Надеюсь, что наше с вами сотрудничество будет успешным и когда-нибудь перерастёт в совместную практику. Я считаю, что обучение это процесс сотрудничества, целью которого является получение грамотного самостоятельного специалиста.