Наставник оглядел нас, усмехнулся и сказал:

«Сегодня здесь собралось много девушек…»

Да, в тот вечер в трактире и впрямь оказалось непривычно много женщин от восемнадцати до двадцати пяти. Тушуясь и отчаянно борясь с собой, мы все разбрелись в поисках партнерш по танцам. Девушки были милы с нами и охотно соглашались танцевать…

– Они были наложницами, да? – догадался Темьян. – Ваш Наставник нанял их для вас, оплатил их время?

– Да, только у нас нет наложниц, в Звездном мире отсутствует рабство. У нас подобные женщины называются интаками, что можно перевести как «служительницы страсти». Да, Наставник нанял их на тот вечер, только мы тогда не знали об этом.

– Понятно. Ваш Наставник хорошо заботился о вас, – промурлыкал Барс, и его звериные глаза лукаво заблестели. – В тот день вы весело провели время, не так ли?

– Ага… Весело… Вначале… Вот только вино и девушки притупили нашу осторожность… А людей в трактире собралось множество… И у всех была своя затаенная боль и свои нерешенные проблемы… В общем, скоро большинство из нас катались по полу трактира в блевоте и дерьме, а девушки смотрели на нас с брезгливым отвращением и осыпали насмешками… Над нами смеялся весь трактир, а некоторые из мужчин пинали нас, беспомощных, ногами, а потом выкинули на улицу, обзывая вонючками и засранцами. И ни один из тех людей не связал наш странный приступ с внезапным решением своих проблем. В тот вечер многие из них исцелились от хронических болезней, а к некоторым уже на следующий день пришла удача в делах. А мы… Жгучий стыд и обида очень быстро выбили из нас сострадание и желание помочь. В тот день в сознании большинства из нас твердо осело главное: за жалость к другим мы расплачиваемся не только собственной болью, но, что еще страшнее, позором. Мы возвращались в общину потрясенные, а в голове у каждого стучала одна мысль: мы сопереживаем и помогаем людям, а они в ответ смеются и презирают нас!

– И вы разучились жалеть, – вздохнул Темьян.

– Не сразу. Потом было еще множество уроков. Наш Наставник хорошо знал свое дело… Когда нам минуло семнадцать, мы получили разрешение покидать общину и ходить в город, когда нам вздумается. К тому времени мы уже разучились сопереживать другим. Мы стали циничны и жестоки. И нас стали волновать уже совсем иные проблемы…

– Женщины, – сказал Темьян.

– Точно. К этому времени у каждого из нас уже был кое-какой опыт общения с интаками, но мы вдруг обнаружили, что кроме плотского удовольствия существуют еще и чувства. Мы заметили, что у большинства мужчин есть жены или любимые девушки, которые рано или поздно станут женами и будут рожать им детей. Мы задумались. Потом спросили Наставника. Он долго молчал, а потом сказал… Я помню его слова, словно это было произнесено вчера… Он сказал: «У вас никогда не будет ни жены, ни любимой девушки, ни детей. Вам нельзя прирастать душой к другому человеку. Вы смертники. Вы живете, пока не прозвучал Приказ, а потом вы должны уйти – спокойно и без сожалений. Выполняя Приказ, вы обязаны твердо помнить, что здесь вас никто не ждет и возвращаться вам необязательно. Вот так»… М-да… Нас тогда обуяла жгучая обида и зависть к нормальным, обычным парням – почему им дано иметь то, в чем отказано нам: любовь, семью, детей и долгую, пусть и не всегда счастливую жизнь. Нам казалось это несправедливым, и мы придумали своеобразную форму мести… Глупо, конечно, я понимаю, но… нам тогда исполнилось по семнадцать лет. В этом возрасте жизнь только начинается, и очень обидно сознавать, что она начинается для всех, кроме нас!

– И в чем же состояла месть? Отлавливать парней по углам и чистить им морды? – спросил Темьян.

– Нет. Нам строго-настрого запрещалось драться с посторонними. Нет, месть заключалась в другом…

– Понятно, – кивнул Барс. – Вы отбивали у них подружек.

– Да. И это у нас неплохо получалось. Многие из нас были довольно смазливы, и нас окружал ореол тайны, ореол смертников, героев, спасителей мира, ведь именно благодаря Змееносцу запечатывался Тоннель, а мы являлись его Должниками и отдавали жизни, исполняя свой Долг перед Ним… В общем, как только намечалась свадьба по любви, мы прикладывали массу усилий, чтобы расстроить ее, совратив невесту…

– Глупо и жестоко, – прищурился Барс. – Глупо и жестоко разбивать судьбы из-за мелочной обиды и зависти. Те люди… Они не были виноваты перед вами. Не они назначали вас Должниками!

– Глупо и жестоко, – согласился Аль. – Но в том возрасте у нас наступил пик глупости и жестокости, как потом объяснил нам Наставник. Объяснил пару лет спустя, когда многие из нас и сами стали понимать это… Когда нам стукнуло по девятнадцать, в нашем сознании произошел очередной перелом. Это произошло в тот самый день, когда прозвучал первый Приказ и первый из нас ушел в неизвестность. Тогда мы отчетливо поняли, что в любую минуту каждый может уйти…

Да, это был страшный день для нас. Вечером мы сильно напились в местном трактире, и Ласль, презрев запрет, спровоцировал драку. Вообще-то Ласль был самым спокойным из нас. Этакий добродушный теленок с широкими плечами, пудовыми кулаками и румянцем во всю щеку. Но в тот вечер в него словно звездная пыль вселилась… Короче, дело окончилось мордобоем. Да каким! Один из местных парней, войдя в раж, схватил тесак, которым трактирщик забивал свиней, и бросился на Ласля. Тот пропустил удар, и острое лезвие распороло ему живот. Ласль одной рукой подобрал выпавшие внутренности, а другой перехватил тесак из рук остолбеневшего парня и одним махом раскроил ему череп.

– Славно повеселились, ничего не скажешь, – помотал башкой Барс. – А что с Ласлем было? Он выжил?

Аль усмехнулся:

– «Выжил»… Скажешь тоже! Ласль даже не поморщился. Стоя по колено в крови, своей и чужой, он потребовал кружку пива, которую и осушил одним махом. А потом заявил, что здесь стало скучновато, и предложил нам пойти в другой трактир продолжить веселье. Мы попытались урезонить его и отвести в общину, но он только отмахнулся и пошел шататься по городу с собственными внутренностями в руке, оставляя за собой широкие полосы крови. Надо ли говорить, что горожане шарахались от него, да и от нас заодно, смотрели с ужасом, а женщины падали в обморок. К счастью, появился Наставник и приказал Ласлю возвращаться в общину.

– Как же он так ходил? – спросил Темьян. – Ну пусть вы не чувствуете обычной боли, но ведь рана-то была серьезная! Может даже смертельная!

– Мы не можем умереть, пока не исполним Долг.

– Даже если вам отрубить голову?

– Даже если нас изрубить на мелкие кусочки. – Аль искоса взглянул на Барса и с едва заметной усмешкой добавил: – Пока не исполнен Долг, Должника может убить только он сам или другой Должник. Третьего не дано.

– А потом? После того как Долг исполнен?

– Потом… – Аль вздохнул. – Потом мы становимся очень уязвимыми. И расплачиваемся за эту уязвимость собственной жизнью… В моем поколении было двадцать Должников, считая меня. Один из нас, Ласль, он… Короче, это отдельная история… Еще шестеро получили Приказ и ушли. Вернулся лишь один. Без руки, хромой, а левая половина тела у него оказалась изуродована огнем.

– И что?

– Он выполнил свой Долг и единственный остался в живых. Он стал настоящим героем. Король Варавии захотел породниться с ним и добавить в кровь своей династии свежую струю, женив его на своей дочери.

– Неплохо!

– Да, это сокровенная мечта каждого из Должников.

– Породниться с королем?

– Выполнить Приказ и остаться в живых. Навсегда избавиться от боли и силы. Вернуться домой. Построить собственный дом. Жить, работать, любить. В общем, стать обычным человеком. Стать как все.

– Да, как все – это очень хорошо, – задумчиво сказал Темьян, и Алю вдруг показалось, что оборотень ответил на какие-то свои затаенные мысли. – А что за история с Ласлем? Или это секрет?

– Да какой там секрет, – отмахнулся Аль, подумав, что и так уже выболтал этому странному оборотню о Должниках почти все, даже то, чего не знает ни один из жителей Звездного мира, хотя те и живут с Должниками бок о бок.