Да куда ж вы лезете то! Орсини явно позабыл про французскую артиллерию, которая с одной стороны была расположена особо удачно для стрельбы. Ба-бах! Звуки хорошо донеслись даже до нас. Результат же… Стреляли ядрами, но прицел взяли хорошо, накрыв часть кавалеристов. В численном выражении потери были так себе, малозначительны, но вот эффект от применения артиллерии впечатлил. Замешательство среди конницы, частично всадники утратили контроль за своими лошадьми… и дали возможность пехоте отступить с меньшими потерями, а вражеской коннице возможность перестроиться для нанесения ответного удара.

— Мигель, по какой причине ты здесь?

— Винченцо опытен. Он чует, когда есть опасность.

— Опасность чего? — насторожился я. — Если уж ты сам сюда прискакал, это неспроста. Говори.

— Французы не пытаются напасть. Они выдвинули авангард нам на съедение, они позволили ему отступить и…

— Артиллерия!

— Нет, Бьянка, не то, — отмахнулся Корелья. — Это лишь отвлекающий маневр. Ла Тремуйль ждёт нашей атаки, вынуждает нас на неё. Но почему?

— Почему? — отвечаю вопросом на вопрос и тут же пытаюсь предположить. — Поймать нас, используя контратаку? Я готов пожертвовать большей частью тяжёлой конницы неаполитанцев в обмен на ослабление их основной силы. Потом мы их добьём, сохранив свои войска свежими для решающего удара. А маршал должен понимать, что главные тут Борджиа, а не Альфонсо Трастамара. Он и сам использует савойцев и даже миланцев, наплевав на их потери.

— Не знаю я… И Раталли не знает, но весь опыт кондотьера орёт о том, что это ловушка.

Несколько секунд раздумий, после чего я принимаю решение.

— Гонцов к Медичи и к Альфонсо Неаполитанскому. Первый пусть выжидает. Второй всё равно будет атаковать, он видит, что Орсини разбил авангард противника и сейчас устремится в атаку. Поэтому ему передать, что возможна западня… неожиданная. Пусть будет хоть немного осторожнее. Ещё к Эспинозе и Гварнери. Эспиноза должен готовить резерв, он может понадобиться раньше, если Альфонсо всё же не послушает, а предчувствия Раталли воплотятся в жизнь. Гварнери… тоже предупредить, чтобы не расслаблялся.

— Фон Циммер и двое других… Никак их имена не запомню.

— Франц Рихтхоффен и Матеуш Лехман. Лехман совсем рядом. Но ты права, Бьянка, пусть готовятся стрелять, причём бомбами и через головы своих, но навесной траектории. Мигель…

— Да, Чезаре?

— Возвращайся к войску. Я тебя услышал, что возможно сделать, уже делаю. Знать бы только, к чему именно. И я надеюсь, что это всего лишь излишняя осторожность Винченцо!

— Сам надеюсь. Но лучше готовиться к худшему, ты же сам об этом не раз говорил.

— Говорил, — соглашаюсь с очевидным. — Вот и посмотрим, что будет на этот раз.

Эх, до чего не хочется готовиться к худшему! Предпочитаю надеяться на лучшее, вот только это самое «лучшее» сбывается отнюдь не всегда. Хотя далеко не редко, ведь уже несколько раз в этом времени фортуна мне неслабо так улыбнулась. Глупо искушать демонов судьбы, жалуясь им… на них же.

А меж тем атака тяжёлой кавалерии началась. Альфонсо Неаполитанский решился на этот ход, довольно сильный и способный с самого начала основной фазы битвы переломить её в нашу пользу. И удар должен был пройти несколько слева от вновь сцепившихся авангардов, ударив сначала по расположенной на том фланге французской артиллерии, а затем и по пехоте основной части вражеского войска. Стоило отметить, что Виргинио Орсини, несмотря на то, что часть его конницы попала под пушечный залп, собрался с силами и, держа подчинённых в кулаке, продолжил давить и плющить упавших духом миланцев с савойцами.

Набирающая скорость конница, в которой не только каждый всадник, но и лошади закованы в броню — то ещё зрелище. Попасть же под такого рода удар значило как минимум немалые потери. Конную лавину можно было остановить опытными стрелками — лучниками, арбалетчиками либо аркебузирами — находящимися к тому же под защитой пикинёров. Артиллерия в достаточном количестве и опять е под прикрытием храброй пехоты. Про встречный удар конницы забывать тоже не стоило. Однако…

Выжидание и бездействие! Такое впечатление, что французский маршал вкупе с Лодовико Сфорца чхать хотел на атаку тяжёлой конницы, способной на многое под грамотным управлением. Хотя нет, какая-то реакция происходила, но ну никак она не походила на ожидаемую по любым возможным раскладам. По любым, если только не…

Проклятье! Самое гадкое и опасное из возможного таки да случилось. Точнее сказать, вот-вот это станет понятным не только особо подозрительным личностям вроде Раталли, а теперь и меня, но и другим, не так цинично взирающим на окружающий мир. Немалая часть этой самой кавалерии уходила в сторону, ломая строй, да и часть пехоты, остававшаяся в центре, тоже нарушила боевые порядки, сбиваясь в малые отряды и… уходя по направлению к противнику. Безнаказанно, пользуясь тем, что никто толком и понять ничего не успел.

Измена! Только стоило ли этому удивляться? Ненависть — вот то чувство, которое испытывали к неаполитанской ветви Трастамара большинство вассалов. Слишком жесток был ныне покойный король Ферранте, слишком усердно полоскал в грязи своё имя, сумев убедить всех в том, что нельзя верить ни одной его клятве. Альфонсо же был истинным сыном своего отца, к тому же по уши замазался в отцовских делишках. Ну а отсутствие страха вассалов лично перед ним поставило жирную точку.

Все эти мысли промелькнули в голове буквально за пару секунд. Мешкать было нельзя, требовалось действовать, причём незамедлительно.

— Эспинозе — выдвинуться в центр, усилить позиции Гварнери. Венецианцу — приказ во что бы то ни стало сдержать возможный натиск. Неаполитанцам больше верить нельзя. Никому! Пусть болтаются в авангарде, только там им и место. Пусть Раталли перебросил одну из двух малых терций в центр. Флорентийцы… им надо немного попятиться и перестроиться только для отражения атаки. А она последует! Знать бы ещё, куда ударят сперва.

Гонцы рванули, словно наскипидаренные, понимая, что обстановка осложнилась сильно, чуть ли не на порядок. Бывший у нас численный перевес обернулся сильнейшим разочарованием. Пока нельзя было сказать, какой именно процент неаполитанцев переметнулся на сторону французов, но явно немалый. И сейчас в творящейся суматохе было непонятно, кто и кого бьёт. Нам оставалось лишь выжидать и готовиться отражать атаку заметно усилившегося врага. При этом категорически не рекомендовалось забывать о том, что центр из сильного и вполне защищённого участка превратился в решето дырявое.

Новый залп французской артиллерии. По кому? Вестимо по неаполитанцам из числа тех, которые оставались верными Альфонсо, но были нехило так деморализованы. А тут ещё довесок в виде раскалённых аргументов, мешающий даже нормально отступить. Угу, вместо нормального отступления получилось паническое, когда солдаты гибнут не только от вражеских клинков или выстрелов, сколько падают с лошадей или оказываются затоптанными своими же. Мрак и ужас в отдельно взятом месте! Не так я представлял себе первую фазу этой битвы, совсем не так.

О как! Оставшиеся неаполитанцы из числа пехотинцев тоже норовят смазать пятки салом. Разбежавшись одновременно на все четыре стороны. Не стопроцентно, но немалой частью. Только вот смешать боевые порядки венецианцев не получается — срабатывает отданный заранее приказ. Ощетинившийся пиками строй, свистнувшие над головами паникёров арбалетные болты и несколько громких аркебузных выстрелов недвусмысленно напомнили о том, что если хотят бежать, то пусть несутся обходными путями, минуя строй. И вообще тут таких «красавцам» не рады, воспринимая их как враждебный элемент.

Поняли и даже прониклись. Раздробились на совсем малые группы и уносятся в обход, некоторые даже бросая наиболее тяжелые части доспехов и громоздкое оружие. Пики там, щиты, некоторые и шлемы скинули, дабы удирать сподручнее. За лошадей немногих, которые были в сфере досягаемости, грызня началась. Вот она, паника вместе с минимальным боевым духом.