Все считали мустангера красивым, отважным юношей, любителем лошадей, всегда готовым оказать услугу хорошенькой девушке, добродушным и острым на язык, как большинство ирландцев.

Но ни в хорошем, ни в дурном он не доходил до крайностей. Его отвага редко бывала безрассудной, а разговоры не превращались в пустую болтовню. Его поведение было уравновешенным, так же сдержанна была и его речь, даже за стаканом вина, – качество, редкое среди ирландцев.

Никому не было известно, откуда он приехал, почему поселился в Техасе и избрал себе такое малопочтенное занятие.

Это казалось особенно странным для тех, кто знал, что он не только образован, но и прирожденный джентльмен, чему, впрочем, не придавали большого значения на границах Техаса, где сплошь и рядом потомственные аристократы из Франции и Англии в поте лица добывали свой хлеб.

К чему свидетельства о благородном происхождении, за исключением тех, на которые наложила свою печать сама природа? Таковы настроения этой далекой, молодой страны. Этой печатью прирожденного благородства отмечен Морис Джеральд. Вряд ли кто-нибудь мог принять его за глупца или за негодяя.

И тем не менее Морис Джеральд стоит перед многочисленной толпой, заклейменный позором, обвиняемый в том, что глубокой ночью он пролил невинную кровь – убил человека!

Неужели это обвинение справедливо? Если это правда, то он погиб.

Вот о чем думают зрители.

Некоторые глядят на него с любопытством, другие -недоумевая, но большинство – со злобой.

Но вот еще одна пара глаз: они смотрят совсем не так, как другие, – в них вы прочтете и тревогу, и нежность, и вместе с тем непоколебимую твердость.

Многие заметили этот взгляд, потому что слишком прекрасно бледное лицо, полускрытое за занавесками кареты, чтобы на него не обратили внимания.

Но только немногие могут понять, что говорит этот взгляд. И к ним принадлежит сам обвиняемый. Когда он замечает бледную красавицу и ее взгляд, его сердце трепещет и переполняется гордостью; он даже на время забывает свое унизительное положение, грозящее ему страшной опасностью. В эту минуту он способен чувствовать только радость. Ему рассказали многое из того, что произошло, пока его сознание было омрачено. Он знает теперь, что прелестное, неземное видение было на самом деле прекрасной реальностью.

Женское лицо, сиявшее ему в его бреду, – это то же лицо, которое он видит за занавесками кареты. И он знает теперь, что среди озлобленной толпы у него есть друг, который будет верен до конца.

Судебное разбирательство начинается без особых формальностей. Судья снимает панаму и зажигает потухшую сигару. Затянувшись раз пять-шесть, он вынимает сигару изо рта, кладет ее на край стола и говорит:

– Господа присяжные! Мы собрались здесь, чтобы рассмотреть дело, подробности которого, надо полагать, вам всем известны. Убит человек – сын одного из наших наиболее уважаемых граждан; арестованный, которого вы видите перед собой, обвиняется в этом преступлении. Моя обязанность наблюдать за правильным ходом судебной процедуры, а вы должны будете взвесить улики и решить, справедливо ли обвинение.

Затем обвиняемому задают обычный вопрос:

– Признаете ли вы себя виновным?

– Нет, – твердо и с достоинством отвечает тот.

Кассий Колхаун и несколько головорезов, стоящих рядом с ним, недоверчиво усмехаются.

Судья молча берет сигару. Прокурор после нескольких предварительных замечаний приступает к опросу свидетелей обвинения.

Первым вызывают Франца Обердофера. После нескольких формальных вопросов относительно его имени, возраста и профессии ему предлагают рассказать все, что он знает об этом деле.

Показания Обердофера совпадают с тем, что он уже рассказывал раньше. В ночь, когда пропал молодой Пойндекстер, Морис Джеральд выехал из его гостиницы после полуночи, заплатив по счету; по-видимому, у него было много денег – Обердофер никогда раньше не видел у него такой суммы. Он направился домой – к берегам Нуэсес. Но он не сказал, куда едет. Между ним и свидетелем не было дружеских отношений. Свидетель только предполагает, что мустангер поехал в свою хижину, потому что накануне его слуга забрал вещи и увез их на муле – все, кроме того, что увез сам мустангер.

– Что же он увез с собой?

Свидетель точно не помнит. Он не уверен, было ли с ним ружье. Но, кажется, оно было привязано сбоку к седлу, по мексиканскому обычаю. Однако он может с уверенностью сказать, что у него был револьвер в кобуре и охотничий нож за поясом. На Джеральде, как всегда, был мексиканский костюм, на плечи было накинуто полосатое серапе. Свидетелю показалось странным, что мустангер уехал так поздно ночью, тем более что сначала он собирался уехать утром.

Он отсутствовал весь вечер, но лошадь оставалась в конюшне гостиницы. Вернувшись, он немедленно расплатился по счету и уехал. Мустангер был очень возбужден и торопился, – однако он не был пьян. Он, правда, наполнил свою флягу, но в гостинице ничего не пил. Свидетель готов поклясться, что мустангер был совершенно трезв; он понял, что тот возбужден, по его поведению. Седлая коня, мустангер все время что-то говорил, и казалось, что он сердился. Свидетель не думает, что мустангер обращался к лошади, – нет, он полагает, что кто-то рассердил Джеральда и он досадовал на что-то, что произошло перед его возвращением в гостиницу.

Свидетель не знал, куда ходил Джеральд, только слышал потом, что он прошел по окраине поселка и отправился вдоль реки в направлении к плантации мистера Пойндекстера. В течение последних трех-четырех дней его часто видели в тех местах -днем и ночью, верхом на лошади и пешим, по пути туда и обратно.

Обердофера спрашивают о Генри Пойндекстере.

Юношу он знал мало, так как в гостинице тот почти не бывал. Он заехал в ночь, когда его видели в последний раз. Свидетель был удивлен его появлением отчасти потому, что не привык видеть его у себя, отчасти потому, что было уже поздно.

Молодой Пойндекстер не вошел в гостиницу, только заглянул в бар и вызвал хозяина к дверям.

Он хотел видеть мистера Джеральда. Он тоже показался свидетелю трезвым и возбужденным. А когда он узнал, что мустангер уже уехал, взволновался еше больше. Сказал, что ему очень нужно повидаться с Джеральдом именно в эту ночь, и спросил, в какую сторону тот поехал. Свидетель посоветовал ему придерживаться направления на Рио-Гранде, полагая, что мустангер поехал именно туда.

Молодой Пойндекстер сказал, что он знает дорогу, и сейчас же уехал, по-видимому, намереваясь догнать мустангера.

Еще несколько вопросов – и допрос Обердофера заканчивается.

Его показания, в общем, неблагоприятны для обвиняемого; особенно подозрительным выглядит то, что Джеральд изменил час своего отъезда. Он казался возбужденным и сердитым, хотя, возможно, человек, который сам наивно признался, что недолюбливает обвиняемого, мог и преувеличить, но, как бы то ни было, это произвело особенно неблагоприятное впечатление на зрителей, судя по ропоту, пробежавшему по толпе.

Но почему же Генри Пойндекстер тоже был возбужден? Почему он так торопился догнать Джеральда и отправился за ним, невзирая на поздний час, вопреки своим привычкам?

Если бы, наоборот, Джеральд расспрашивал о юноше, чтобы отправиться вслед за ним, это было бы более понятно. Но даже и это не объяснило бы мотива убийства.

Вызывают еще нескольких свидетелей. Однако их показания скорее в пользу обвиняемого. Они утверждают, что отношения между ним и человеком, в убийстве которого он обвиняется, были дружескими.

Наконец выступает свидетель, чьи показания бросают совсем иной свет на дело. Это капитан Кассий Колхаун.

Его рассказ совершенно меняет ход следствия. Он не только раскрывает мотив убийства, но и усугубляет тяжесть преступления.

После лицемерного вступления, в котором Колхаун выражает сожаление, что ему приходится говорить об этом, он рассказывает о свидании в саду, о ссоре, об уходе Джеральда, причем заявляет, что он ушел угрожая; о том, что Генри поехал догонять мустангера; он не рассказывает только об истинной причине, заставившей юношу поехать за мустангером, и о своем поведении в ту ночь.