— И отталкиваясь от этой неординарной мысли, снова вернемся к вопросу о племяннике князя, — ловко ввернул маркиз Гизонга, когда его обожаемый монарх остановился на секунду, чтобы перевести дух.

— Нет смысла торопиться, — вздохнул Гампакорта. — Во-первых, тот, кто носит имя Таванеля, и сам чего-то ждет. Конечно, заклинание об обязательности явки на Бесстрашный Суд еще никогда не давало сбоя. Но сдается мне, он пришел сюда совершенно добровольно. Его манит Кассария и ваши тайны, ваше высочество.

— Нет у меня никаких тайн! — замахал руками некромант. — Я не извращенец, я только учусь.

— Есть, пусть вы о них и не подозреваете. Планида у вас такая.

И Думгар согласно закивал огромной головой — именно такая и никакая иначе.

По логике вещей, в беседе должна была бы образоваться небольшая пауза, но Мардамон этого не допустил.

— Кстати, — сказал он, подступая к задумавшемуся королю, и тот удивленно вскинул взгляд: хорошенькое — «кстати», но упорного жреца никакие взгляды не пронимали. — В каземате мне было откровение. Яркое, сильное и не допускающее двояких толкований. Нужно явить меня народу всей Тиронги и упрочить мое влияние среди простых граждан. — Он солидно откашлялся и возвестил: — Богам будет угодно, если мы отчеканим рупезы с моим изображением.

— Казню, — кротко пообещал Юлейн.

— А вот это богам будет неугодно. — Жрец печально почмокал губами. — Зря вы протестуете, молодой человек. Мы бы с вами отлично смотрелись рядом. Два величественных, гордых профиля.

— В данный момент государь сосредоточен на другом, — сказал граф да Унара.

— Потом может быть поздно, — предупредил Мардамон.

— Мы рискнем.

— Вот-вот, — подхватил Зелг, и сам размышлявший о возможных опасностях. — Рискованно оставлять без присмотра лорда Таванеля.

— Что вы думаете, он там безнадзорный сидит? Все это время его стережет Борромель, — поделился Мадарьяга. — Я безоговорочно верю нашим ветеранам, но никому еще не помешал мощный резерв в лице демона, истосковавшегося по настоящему делу.

— К тому же, ваше высочество, — безжалостно продолжал слепой оборотень, — Альба намекнул мне, что вы вряд ли сумеете вызволить душу Уэрта. Вынести приговор — одно. Привести его в исполнение — совсем другое. Если нынешний хозяин души заартачится, то вы ничего не сможете сделать. Или он ошибается?

Гуго Гампакорта произнес это с такой надеждой, что Зелгу сделалось больно — ощутимо больно, как если бы кто-то ударил его. Но он не имел права обнадеживать князя.

— Мадарьяга прав, — подтвердил он едва слышно. — Я постараюсь, но ничего не могу обещать. Я не обладаю могуществом своих предков.

Предки оказались легки на помине.

— А вот и мы! — произнес радостный голос мумии. — Поиграли, проиграли и будет. Вернемся к делам.

— Вы проиграли, милорд? — с непередаваемой интонацией спросил голем. — Позвольте уточнить, сколько?

— Точь-в-точь Гизонга, когда ему приносят счета к оплате, — громким шепотом поведал непосредственный Юлейн. — Тон вежливый, а сам, того гляди, разорвет на части. Будто я его бабушку проиграл.

— Да простят меня духи предков, — встрепенулся главный казначей, — но ни за одну бабушку столько не дадут.

— Не я проиграл. Не я, — раздельно произнесла мумия.

Судья Бедерхем вздохнул, как павиан, у которого отобрали связку бананов.

— Все это очень сложно, — сказал он. — Мир в очередной раз катится в тартарары, грядут трудные времена, а я проиграл три жалованья со всеми надбавками за вредность, выслугу лет, ученую степень доктора в Кисякисах и право на беспошлинные перелеты.

— Полно, друг мой, — беспечно взмахнул рукавом Узандаф. — Еще отыграетесь. На сей раз фортуна повернулась лицом ко мне. В следующий раз повезет вам.

— Не есмь такой сильномогучий колдун, как выпуклая фигура милорда Карлюзы, — внезапно произнес маленький троглодит, о котором большинство присутствующих уже успели позабыть, — однако имею крупный опыт мозга.

Все обернулись к нему. Он потупился и засмущался, но все же продолжил:

— Желаю сплестись и слиться с милордами.

Милорды, каждый из которых как раз хотел что-то сказать, слегка подавились и принялись тревожно переглядываться.

— Видите ли, — сказал деликатный Зелг, принимая удар на себя, — не все милорды имеют достаточно решимости и, в некоторой степени, расположенности к тому, что вы предлагаете. Многие, как бы это объяснить, своеобразно настроены на отношения с существами противоположного пола, желательно — одного с ними происхождения. Так легче постичь сложное устройство мира…

— Понимаю, — важно кивнул Левалеса. — Доверить свой разум чужому — сие деяние смелее, чем вручить ему собственную грибную плантацию с многоэтажной норкой. Однако принудительность в событиях есть. Сольемся разумами — и одолеем супостата.

— Советую внимать, — закивал Карлюза. — Сия инкогнита умна, хуже некуда. Мастерион Зюзак Грозный наставлял: «Ну его в пень, обормота, с его революционными идеями. Проще, согласиться, чем объяснить, почему не хочешь». Цитирую цитату по великолепной памяти.

Такангор окинул фигуру Левалесы цепким взглядом и поинтересовался:

— Карлюза, друг мой, кто сей ученый муж? Вы ведь наверняка знакомы. Я понимаю, что он — инкогнито, но мне-то ты можешь открыть эту тайну.

— Не веровал никогда, что он есть, — признался Карлюза. — Полагал, мастерион Зюзак имеет его в виду, как ваш статуй из Чесучина, — исключительно для воспитания и назидания потомкам.

Минотавр заинтересованно пошевелил ушами.

— В Сэнгерае любят на праздники воспевать хором, — признался Карлюза. — Особенная любовь распространена к грустному песнопению, исходя из непонятной, но смелой мысли, что это тоже искусство. Национальное. Сильной популярностью пользуется длинная история про поскользнувшуюся в быструю реку деву и зазря повешенного жениха.

— А при чем…

— Момент терпения, — поднял лапку троглодит. — И еще мы, троглодитусы, уважаем петь легенду про Блудящего принца.

— Да, — сказал Такангор, — тема, конечно, актуальная. Но если бы я позволил себе нечто подобное в присутствии маменьки…

— Имею в виду не любвеобильное, но много странствующее существо, — пояснил Карлюза. — Ходит туда и сюда и еще куда-нибудь. Карты нет, цели нет, пункта назначения нет.

— Блуждающий! — радостно возопил генерал Топотан.

— Я так и сказал.

— И что с этим Блуждающим принцем?

— Боюсь, он и есть он.

— Не понял.

— А между тем, я все доступно объяснил.

— Нет, не все.

— Я вам ничего не говорил, но Левалеса есть герой песенных легенд.

— Блуждающий принц?

— Вот и вы уразумели. Но тут нас настигает великая не моя тайна.

— Интересное дело, — задумался Такангор.

— Бытие троглодитуса чрезвычайно интересное и удивительное для прочих организмов, — согласился Карлюза. — А стану некромансером, сразу войду в песнопение. На века. Займу приличное место в отечественной истории, и мастерион Зюзак будет просвещать про меня юные, зеленые поколения.

Пока они беседовали, в зале случилось большое оживление.

Милорды, сообразив, как они оскоромились, ужасно обрадовались, что сливаться придется исключительно разумами, и моментально дали свое согласие.

Если не считать оригинальной манеры изложения, идея была совсем неплоха. И они обязательно осуществили бы ее, когда бы не очередное происшествие.

Внимательный читатель, знакомый со странной традицией замка Кассар, согласно которой любой желающий может учинить здесь переполох своим эффектным появлением, не удивится, если мы скажем, что в самый ответственный момент, когда милорды уже собрались — скажем так — изъять душу лорда Уэрта у самозваного Таванеля, грянул гром.