Суть заключалась в вещах необъяснимых и как бы не существующих. В том, что можно только почувствовать, как приближение смерти или неумолимый бег времени.

Сам ужас припал сейчас к мраморному полу зала заседаний; воплощенный гнев скалил клыки на Иоффу и его сыновей. Только теперь Зелг понял, отчего обычные оборотни ненавидят оборотней Канорры.

Какая-то часть Бэхитехвальда навсегда осталась в этих злосчастных существах. Не кровь, а черная тягучая жидкость медленно струилась по их жилам.

Неприлично выругался граф да Унара; всплеснул руками король Юлейн; квакнул Узандаф Ламальва, и лихо хлопнул стакан эфира доктор Дотт, предвидевший широкое поле для деятельности в самом ближайшем будущем. Встопорщились крылья за спиной судьи Бедерхема.

Завывая и рыча, оборотни бросились друг на друга.

Знаменитый библиотечный эльф, исполняющий в Кассарии обязанности главного летописца, неоднократно указывал нам на то, что слово «смертоубийство» — явное просторечие и по мере возможности употреблять его не стоит. Однако другое слово нам теперь на ум не приходит.

Вы никогда не видели, как дерутся кошки?

Когда они дерутся, кажется, что в этой драке принимает участие вся обстановка. Все, что может разбиться, — разбивается; все, что может сломаться, — ломается. Остальное приобретает неузнаваемый вид.

Приблизительно то же самое происходило сейчас и в кассарийском замке.

Лишенный предрассудков Юлейн сразу нырнул под стол и уже оттуда с интересом наблюдал за ходом сражения. Компанию ему составил Узандаф, наскоро сообщивший, что мумии состоят из вещества хрупкого и легко разрушимого, а только этого ему на старости лет и не хватало.

Разумный судья Бедерхем, тихо хлопая крыльями, поднялся в воздух. Только под потолком он почувствовал себя в относительной безопасности и завис там, устремив вниз огненный взгляд.

Остальным пришлось хуже и, возможно, вообще стало бы туго, ибо на шум явились Бумсик с Хрюмсиком, обрадовались оживлению и внесли в него свою скромную лепту.

Ситуация требовала героя.

И такой герой появился. Встав посреди зала, широко расставив могучие ноги и вонзив копыта в каменные плиты с такой силой, что крошился и мрамор, и серебряные подковы, Такангор дождался, когда воющий клубок подкатится к нему, схватил его обеими руками и дернул в разные стороны.

Тишина наступила мгновенно. И в этой тишине, нарушаемой только хрипом оборотней и азартным похрюкиванием Бумсика и Хрюмсика, стало слышно, как минотавр бормочет:

— Разошлись, посмотри, куда там вавилобстерам в период брачных игрищ! Маменьки на вас нет в воспитательных целях. А я, увы, полон сострадания. Редко внушаю ужас действием. Сидеть, я кому сказал!

Последнее относилось уже к хрякам, которые застыли на месте, со страхом и благоговением глядя на своего повелителя. Однако и оборотни поутихли и перестали рычать. Не зря историки утверждают, что голос генерала Топотана всегда производил на слушателей магическое действие.

— Прошу прекратить раздраконие и перейти к цивилизованным формам взаимных оскорблений, — попросил минотавр. — На счет три отпускаю. В случае рецидива национальной розни в этом зале прибегну к ответному террору и насилию с добрыми намерениями.

— Вероятно, я должен оскорбиться, — медленно произнес ди Гампакорта, принимая человеческий облик. — Я бы и оскорбился, если бы не был так восхищен. Честное слово, милорд, когда я читал в газете о ваших подвигах на паялпе и во время сражения с Генсеном, то полагал, что половина, если не больше, — измышления газетчиков. Но нет! Вы действительно безумец. И действительно так сильны, как говорят. А может, и больше. Позвольте пожать вашу руку.

— Да чего там, — засмущался Такангор. — Что я? Вот если бы вы видели мою маменьку… Вот это настоящее ого-го!

— Не всякий демон способен справиться с ди Гампакортой, и особенно в его зверином обличье. Просто не минотавр, а настоящее сокровище. Мне все больше хочется встретиться со знаменитой маменькой этого отчаянного молодца, — сказал Бедерхем, опускаясь в кресло рядом с Узандафом. — И я все больше боюсь. Во мне пробиваются нежные ростки мамофобии.

— Боитесь увидеть то, что предполагаете заранее? Боитесь вспомнить пророчество? Или опасаетесь, что предсказание Каваны, на заре времен объявленное полной чушью, начинает сбываться вопреки всему?

— Всего понемножку, — признался демон.

— А что, барон, — спросил Узандаф, вытаскивая из кармана загадочную коробочку, в которой что-то скрипело и шуршало, — как вы относитесь к тому, чтобы сыграть на бегах? Все равно беседа затянется до глубокой ночи, а ничего нового они нам не расскажут.

— Пожалуй, — согласился судья. — Наверное, неплохо бы отвлечься. А где у вас ипподром?

— Прошу в подвал, — широким жестом пригласил его герцог. — Я там все устроил по последнему слову.

— И меня возьмите! — завопил Дотт. — Я тоже хочу растрясти мошну. Давай, покажи скакунов.

Демон изумленно уставился в коробочку. В последний раз, когда он играл на бегах, скакунами считались кони. И он с горечью подумал о том, как быстро летит время и как сильно изменился мир.

Когда неугомонные игроки с жуткой помпой удалились в подвал, сопровождаемые целой свитой призраков, домовых, гномов, а также вереницей страстных поклонниц доктора Дотта, в зале стало неожиданно тихо и пусто.

— Вижу, вы с князем давно знакомы, — обратился Зелг к вампиру, стараясь, чтобы его голос звучал естественно.

На его глазах только что разыгралась жуткая сцена, а тонкая душа молодого некроманта не выносила подобных конфузов.

Иоффа и его сыновья — Раван и Салим — приводили себя в порядок в самом дальнем углу зала, то и дело неодобрительно косясь на каноррского оборотня. Бумсик и Хрюмсик двумя внушительными холмиками лежали у ног Такангора и тоже неодобрительно поглядывали на Гампакорту. Возможно, в детстве они слышали, как староста читал сынишкам сказку о волке, который хотел скушать маленьких, несчастных поросят, и эта история травмировала их нежные, опять же поросячьи души.

Сам генерал Топотан уютно расположился на диванчике, чтобы держать в поле зрения всю территорию, и подозвал к себе шестиногий столик с напитками, который едва уцелел во время бурного выяснения отношений.

Столик радостно подбежал к нему, предлагая угощение. Он был милейшим и крайне дружелюбным существом и потому искренне огорчался, когда что-нибудь в замке шло наперекосяк. А в этом замке, как ворчала фея Гризольда, и минуты покоя не дождешься — всегда что-нибудь поставят вверх ногами и на уши.

Каноррский оборотень, похмыкивая, устроился рядом и тоже отдал должное прекрасному вину из герцогских подвалов. Кажется, его не слишком волновало неприязненное отношение местных сородичей.

— Помнишь, малыш, я недавно рассказывал тебе, как по молодости и неопытности однажды сцепился в полнолуние с оборотнем? — весело спросил Мадарьяга. — Так это я с ним подрался. Ох и хорошая вышла свалка! Только клочья летели.

— Да, — подтвердил ди Гампакорта с теплотой в голосе, — славные времена, славные битвы. В молодости все мы горячи и безрассудны, совершаем сплошные глупости. Казалось бы, о чем сожалеть? И все же я тоскую иногда по минувшим дням. Старикам всегда кажется, что в молодости все было лучше — и они сами, и мир вокруг них.

— Совершенно верно, намного лучше, — вмешался в беседу дядя Гигапонт. — Я еще не старик, но пару веков назад я был гораздо больше. Усох с годами.

— Да, как говорит наш генерал Топотан, отбуцкал ты меня от души! — И вампир одобрительно похлопал оборотня по плечу.

— И ты в долгу не остался. Шрамы до сих пор не сошли.