Тут и Думгар утратил дар членораздельной речи.

— Я счастлив!!! — бормотал Мардамон. — Други и братья, я счастлив, что боги вняли моим мольбам. Столько всего сразу — столько последователей, столько потенциальных жертв, достойных высоких владык. Это вот существо — его можно поставить над алтарем. Я поставлю тебя над алтарем для величия и устрашения, — уточнил он, обращаясь непосредственно к Думгару. — Построим пирамиду и станем энергично сбрасывать кровавые жертвы к ее подножию. Какая радость…

— Любопытный случай, — прогудел Думгар. — Никогда не видел ничего подобного.

— А вы уж повидали на своем веку, — подтвердил маркиз Гизонга, с восторгом разглядывая каменного домоправителя.

— Не без того, ваша светлость, — скромно кивнул тот. — Время от времени мне приходилось быть очевидцем, а иногда и участником весьма неоднозначных событий.

— Воображаю, — закатил глаза Гизонга.

Главный казначей Тиронги был без ума от голема. Верный, преданный, бессменный, не требующий ни сна, ни отпуска, ни жалованья, ни даже чаевых; не нуждающийся в еде и питье; к тому же — прекрасный эконом, рачительный и бережливый хозяин. Вот когда поневоле задумаешься о преимуществах некромантской жизни. И почему традиции королевского двора Тиронги категорически запрещают использовать черную магию после, безусловно, трагического, но такого давнего конфликта? Это как же можно было бы сэкономить на прислуге! И, окончательно забыв о причине, приведшей его на замковое подворье в столь ранний час, маркиз зашевелил губами, совершая в уме сложные подсчеты. Это занятие всегда его успокаивало и помогало сохранять душевное равновесие.

У окружающих с душевным равновесием обстояло похуже. Не желая травмировать впечатлительного читателя медицинскими подробностями, скажем так: оно было несколько поколеблено.

Такангор время от времени встряхивал незваного гостя, пытаясь сообразить, одобрила бы маменька нанесение тяжких телесных повреждений в данном случае или все же осудила.

Карлюза, прекративший непродуктивно злиться, открыл тетрадку, с которой никогда не расставался, и аккуратно вывел: «Истребление злодокучливых нарушителей утреннего сна», — после чего выжидательно уставился на герцога.

Герцог лихорадочно думал. И в конце концов это принесло свои плоды.

— Вы сумасшедший, — осенило наконец Зелга. — Как я сразу не понял. Это же очевидно. Все в порядке, дедушка, — обратился он к мумии. — Все в порядке, господа. Он просто сумасшедший. Все хорошо, все просто прекрасно.

— Ты так считаешь? — с сомнением уточнил Узандаф. — То есть ты действительно думаешь, что все прекрасно? Может, тебе заглянуть как-нибудь на досуге к Дотту: поговорить о том, о сем. Лучше — о сем. Об адекватном восприятии действительности, например.

Зелг обиженно засопел. Быть миротворцем нелегко — положение обязывает, и уж совершенно невозможно легонько пристукнуть вредного престарелого родственника в воспитательных целях.

— Почему сумасшедший? — возмутился Мардамон. — Еще неизвестно, кто здесь сумасшедший! Сами вы поразительно не в себе. У вас стряслось счастье, а вы стоите с постными и унылыми физиономиями, будто совершенно его не испытываете. Ничего, сейчас я буду говорить с вождем. Вот скажите, у вас есть вождь?

— Нет, — окончательно растерялся молодой некромант, почему-то представивший себе татуированного громилу в шерстяной юбочке и ожерелье из человеческих зубов, который был изображен на картинке в книге «Модернизация и реконструкция каннибализма. Опыт развитых стран».

— Ну кто-то же у вас командует? — удивился жрец.

— Разумеется, — рявкнул Такангор. — Ты говоришь с его высочеством герцогом да Кассаром, не говоря о том, что висишь как раз около его величества короля Юлейна.

Жрец всплеснул тощими ручками.

— А раз у вас есть вождь, вам обязательно нужен жрец! Послушайте, как же вы до сих пор обходились без жреца? — Мардамон уставил обвиняющий перст на бедного Зелга. — Это вопиющее нарушение всех канонов, удивляюсь, что вы всё еще живы и до сих пор вождь. Или вы не представляете себе, как при помощи наших возможностей вы можете увеличить ваши возможности? Обязательно надо приносить жертвы. Это же азы науки управления. Где вы учились, ваше высочество?

— В Аздакском королевском университете, — пролепетал герцог.

— Несчастное заблудшее дитя! Что эти мракобесы понимают в науках? Они настолько суеверны, что отрицают даже жертвоприношения и старинные культы. Невежественные пустоголовые существа, которым доступны разве что «иллюзиеведение» и «пунктуальный учет».

— Дедушка, — жалобно спросил Зелг, — что нам с этим делать? У нашей семьи есть какой-то опыт самозащиты в подобных ситуациях? Какие-то старые полезные традиции?

— Сколько угодно, — плавно повел сухой ручкой Узандаф. — Например, можно скормить его Кехертусу. Правда, он тощий и жилистый, но если сказать Кехертусу, что это его долг перед обществом, он постарается и превозможет себя.

— Не знаю, что такое этот самый Кехертус, но предупреждаю вас, что богам это неугодно, — быстро сказал Мардамон.

— Вас, милейший, никто не спрашивает, — мягко улыбнулся граф да Унара, подходя поближе. — Вам лучше помалкивать, когда говорят августейшие персоны.

— О, граф, вот и вы! — обрадовался Юлейн. — Вы в курсе проблемы?

— Какой профиль, — умилился Мардамон, разглядывая элегантного вельможу, — гордый, ясный профиль благородного человека. Этого человека так и хочется принести в жертву.

— Вот видите! — вскричал король.

— Да, ваше величество. Я наблюдал за происходящим с самого начала.

— У вас есть деловое предложение?

— Даже несколько, — поклонился начальник Тайной Службы. — Но правила вежливости требуют сперва предоставить слово милорду Думгару. Это его территория.

— Если господа не против, можно принести его в жертву Цигре, — небрежно заметил голем. — Оно давно какое-то недовольное, грустное. Может, это его немного развеселит. А я охотно постою у алтаря для величия и устрашения.

— Тоже любопытно, — согласился Узандаф. — Что же предложите вы, граф?

— О, я человек прозаический, даже скучный, ваша светлость. Я бы замуровал его заживо в какой-нибудь пещере — чтобы не убивать и чтобы он не докучал остальным. В назидание потомкам.

— Мне нравится ваш подход, — закивал Такангор. — Маменька его наверняка одобрили бы. Они всегда сетуют, что национальные традиции запрещают минотаврам замуровывать в стены непослушных потомков. Маменьке хорошо — они, ежели недовольны, одним взглядом уже как бы и замуровывают, и приносят в жертву. Сразу растешь, облагораживаешься, становишься чище и благовоспитаннее. По себе знаю. Но в целом минотаврам не хватает действенных методов воспитания подрастающего поколения.

Мардамон с тревогой прислушивался к собеседникам.

— Вы лишаете себя удивительных возможностей, — заметил он.

— В крайнем случае, — задумчиво произнесла мумия, — тебе, Зелг, будет над кем экспериментировать. А то ни одного живого наглядного пособия.

— Вы недооцениваете качество моих жертвоприношений, — вставил Мардамон. — У меня все остаются довольны — и боги, и владыки, и сами жертвы. Я имел огромный успех с ворожбой на костях в Лешвеке, удостоился личной благодарности князя Илгалийского за прорицание прекрасного будущего и выплаты всех долгов. В Пальпах меня принимали как родного!

— Там живут гоблины, — ответил Думгар. — Гоблинам я не удивляюсь.

— В крайнем случае, — подхватил Такангор, ухмыляясь, — можем накормить этого ходока завтраком и отправить восвояси.

— Мудрое решение, — торопливо заметил жрец. — Богам угодно отправить меня восвояси, принеся на дорогу жертвы, дабы облегчить путь и избежать опасностей.

— Что-то мне подсказывает, что опасностей ему как раз и не избежать, — сказал да Унара, глядя, как наливаются рубиновым огнем глаза генерала Топотана.