Или — еще того хуже: нелепый, комичный, едва передвигающийся в доспехах, которые он носил еще при Пыхштехвальде, Узандаф Ламальва да Кассар ковыляет в битву, волоча за собой неподъемный меч. И какой-то рогатый демон, жутко оскалившись…

Тут Зелг чуть не разрыдался, выскочил из своих апартаментов и со всех ног помчался в библиотеку, моля небеса только об одном — чтобы дорогой дедушка оказался жив, здоров и на месте.

Обычно люди жалуются, что в небесной канцелярии все время что-то путают, работают спустя рукава, заказы выполняют с огромными задержками и аховыми погрешностями. Поэтому наш случай логично будет занести во все анналы как уникальный в своем роде. Небеса прислушались к просьбе молодого некроманта и исполнили ее с небывалой старательностью.

Правда, сперва он этого не понял.

Из-за дверей доносились невнятные горестные крики и стоны, и сердце Зелга рухнуло куда-то вниз, а в животе образовалась огромная холодная дыра. «Все! Опоздал!» — мелькнула жуткая мысль. Сейчас он переступит порог и увидит, как безутешные друзья оплакивают бездыханное тело…

В отчаянии герцог даже не сообразил, что бездыханным тело престарелого родственника стало еще в незапамятные времена, так что, строго говоря, плакать по этому поводу сегодня в голову никому не придет. Но разве способен рассуждать здраво тот, кто вот-вот услышит горестное известие?

Он осторожно приоткрыл двери.

Крики усилились.

— Как ты мог?! — вопил доктор Дотт с такой тоской, что некромант попятился. — В такой момент, когда ты был нужен мне больше всего?

— Полно, полно благородный друг, — послышался другой голос, в котором герцог узнал Уэрта да Таванеля. — Крепитесь, вы же мужчина. Я тоже полон скорби и отчаяния, но это еще не конец.

— Это не конец?! — взвыл доктор. — Хотел бы я знать, что вы тогда считаете концом?

— Бывают обстоятельства и пострашнее, — ответила душа. Но без особого убеждения.

— Все бесполезно, господа, — произнес рокочущий голос Бедерхема. — Я говорил, я предупреждал. Но все напрасно.

Зелг застыл у входа, как мраморное изваяние, холодный и покаянный, не имея сил сделать последний шаг, который отнимет у него любимого, ненаглядного, мудрого, героического, веселого, остроумного, доброго, бескорыстного…

— Гони монету, — рявкнул Узандаф, — и прекрати убиваться.

— Легко сказать.

— Дедушка?! — возопил молодой герцог, привалясь к дверному косяку.

— А, внучек! — обрадовалась мумия. — Заходи к нам. Мы тут, пока суть да дело, слегка развлеклись.

И он выразительно потряс тугим мешочком. Мешочек неохотно звякнул.

— Кому как повезло, — проворчал Дотт. — Кто развлекся, а кто и разорился. Думгар меня теперь просто сгрызет. Он вообще полагает, что духам деньги не требуются, и всякий раз норовит сэкономить на моем содержании. Говорит, что есть-пить-одеваться мне не нужно, а тратиться после смерти на увеселительные заведения — это уже извращение. Опять станет лекцию читать. — И внезапно уставил палец на мумию. — Думаю, ты все-таки заколдовал моего таракана.

— Недоказуемо, — вздохнул Бедерхем. — Я внимательно наблюдал за всеми участниками гонок. Я ведь тоже лицо заинтересованное.

— Дедушка! — потрясенно повторил Зелг. — Какие бега? Какие тараканы?!

— Зомби, — ответил Узандаф, выразительно потряхивая своей коробочкой. — Элитные. Гордость конюшни.

— Если ты не слышал — у нас намечается война, — сказал герцог, — может, тебя это тоже заинтересует?

Мы уже говорили, что в горькие минуты он становился язвительным. Жестоко? Да. Обидно? Возможно. Несправедливо? Нет, нет и еще раз нет. Разве можно столь безответственно относиться к тому, что мир вот-вот рухнет в пропасть? И кто? Ладно бы, зеленый юнец, но не древний же чародей — кладезь мудрости и живой (до некоторой степени) пример потомкам.

«Ни бурдульки себе примерчик!» — как сказал бы по этому поводу генерал Топотан.

Видимо, этот гневный внутренний монолог огненными рунами был начертан на лице молодого некроманта, потому что мумия с любопытством на него уставилась.

— А что ты так нервничаешь? — спросил доктор Дотт, выныривая из бездонных пучин скорби по поводу оглушительного своего проигрыша. — Война начнется только через десять дней. Можно сказать, на том же месте, в тот же час — в Липолесье.

— Где?

— Сейчас принесу карту, — пообещал призрак.

Он поднялся к потолку, еще раз вздохнул о проигранных деньгах и отправился к дальним стеллажам в компании милейшего духа — заведующего картографическим отделением.

— В Липолесье, — охотно пояснил Узандаф. — Мы всегда воюем с демонами в Липолесье. Свежий воздух, чудные пейзажи. Ландшафт — пальчики оближешь: и холмы, и река, и лес, и равнина. Горная гряда опять же неподалеку. Живописное ущелье. Есть еще премилое озеро — вода прозрачная, чистая; рыбы… — И он широко повел рукой, показывая, что количество живности в водоеме невозможно описать словами. — Тебе обязательно понравится, — убежденно сказала мумия. — Давно мечтаю построить там какой-нибудь скромный загородный домик — два ряда крепостных укреплений, не больше. Для отдыха и уединения. Но где тогда воевать, чтобы никого не побеспокоить? Через десять дней, если я ничего не перепутал, армия Князя Тьмы будет ждать нас по ту сторону реки.

— А если они обманут? — вскричал внук, делая странные движения руками.

— Ты танцуешь? — подозрительно спросила мумия. — Зачем? Не стоит. У тебя нет к этому способностей.

— Я хорошо танцую.

— Неправда. Тебя кто-то обманул. Вероятно, не желал травмировать, зная твою, впечатлительность. Вот дядя Гигапонт вчера показал мне, как танцуют ластатупси, и я должен откровенно сказать, что мне понравилось. Правда, ластатупсям не хватает плавности — на мой взгляд, иные движения выглядят диковато, — зато сколько энергии, задора, первобытной красоты. Чего только стоит тридцать седьмая позиция «Ласковые ласты». И перлиплютики производят впечатление, особенно на неподготовленного зрителя. А вот эти, с позволения сказать, взмахи…

Зелг понял, что разговор заходит в глухой тупик.

— Я заламываю руки, — сухо пояснил он.

— Почему?

— Я удивляюсь твоей доверчивости. А вдруг они нас обманут? И пока мы станем дожидаться армии врага в этом самом Люболесье…

— Липолесье, — строго поправил судья Бедерхем.

— Один демон. Так вот, пока мы будем, как доверчивые и наивные пухнапейчики, ждать их в условленном месте, орды демонов хлынут на столицу, сметая все на своем пути, истребляя невинных граждан Тиронги, пожирая тысячи душ.

— Не хлынут, — ухмыльнулся Бедерхем. — Даже в Аду все уже знают про «душеньку Кукамуну» и мать ее — Анафефу.

— Вам смешно?! — задохнулся от негодования некромант.

— Скорее, забавно. Я смотрю на вас, милорд, и вспоминаю себя лет пять или шесть тысяч тому назад. Я был так же молод, горяч, полон энтузиазма. Ввязывался во всякие истории, спорил со старшими. — Демон шумно вздохнул, выпустив из ноздрей дым и пламя. — Многих, с кем я спорил, теперь вообще нет ни на каком свете. А мне все кажется, что это было вчера.

— Юношеский максимализм, — тоном опытного психолога подхватила мумия. — Как же, как же, помню.

— А я целиком и полностью поддерживаю милорда Зелга, — отважно заявила душа Таванеля, до сих пор предпочитавшая не вмешиваться в разговор. — Если все действительно случится так, как он предсказывает, что нам останется делать?

— Вы-то, милорд, лучше других должны знать, что никто никуда не хлынет, — проворчал Узандаф. — Зачем же демонам истреблять людей?

— То есть как — зачем? — даже оскорбился Зелг. — Для этого… самого… удовлетворения своих демонических инстинктов. Для — откуда я-то знаю, зачем им это? — того, чтобы причинить зло.

— Обалдеть! — сказал дедушка. — В жизни не слышал ничего подобного. Вы уж простите, ваша честь.

— Ничего, я понимаю, — закивал Бедерхем. — Издержки человеческого воспитания.

— Что ж ты, внучек, в таком случае не нашлешь мор и голод на людей? А потом не поднимешь их из мертвых и не поставишь себе на службу? Ты же потомственный некромант.