— Вы думаете?

— Я не думаю. — Такангор уставился на собеседника алым глазом. — Я уверен. Но с кирпича в рукаве приличные люди войну не начинают. Давайте дадим им шанс.

Он собрался сказать что-то еще, но в люке появилась голова призрака с выпученными глазами. Казалось, его кто-то напугал.

— Прошу прощения, милорды. Милорд Такангор! — молвил призрак. — Вас желает видеть дама Цица.

Зелг выбирал необходимый минимум из книги заклинаний против демонов под названием «Справочник культурного диалога» под чутким руководством Думгара. Дедушка Узандаф куда-то смылся на втором часу занятий, сославшись на страшную занятость.

Перед молодым некромантом стояла на столе полная чашка травяного отвара, усиливающего магические способности. Усиления способностей герцог не замечал, а вот состояние духа заметно улучшилось, из чего он сделал вывод, что его отпаивают успокоительным. А может, причина заключалась в чашке — той самой, голубой, в мелкий синий цветочек, которую он когда-то поднял из осколков, даровав ей следующую жизнь.

Зелгу казалось, что с тех пор благодарный сосуд испытывает к нему особенную симпатию. Такие вещи не принято произносить вслух — не ровен час, обвинят в безумии. Но любой чай в ней оказывался крепче и слаще, рялямса — пикантнее, а травяной настой — вкуснее и никогда не горчил. Кроме того, все напитки становились не горячими и не холодными, а именно такими, как любил некромант.

Он сделал небольшой глоток и перевернул страницу.

Думгар — этот колосс экономической науки — подсчитывал расходы за неделю, методично щелкая счетами, костяшки которых были выполнены в виде разноцветных черепов. Равномерный этот перестук не раздражал Зелга, а напротив — успокаивал. Ему становилось уютно и тепло на душе.

Идиллия не может длиться вечно, сказал бы мудрец.

Какое там вечно? Обычно она не длится и нескольких часов.

Очередная костяшка легла на свое место с ужасающим грохотом, от которого подпрыгнули: Зелг — на кресле, чашка (едва не расплескав содержимое) — на письменном столе и наш старый знакомец, симпатичный столик для напитков, мирно дремавший все это время возле хозяина, поджав под себя шесть ножек.

Даже авантажный голем отреагировал движением бровей.

У дальней стены кабинета образовалась ярко-синяя светящаяся арка. Изумительной красоты, ажурная, украшенная причудливыми узорами и увитая сотканными из света плющом и цветами, она произвела необходимый эффект. Присутствующие определенно заинтересовались.

И тогда из арки выступило диковинное, опасное на первый взгляд существо. Оно превосходило размерами даже такого немаленького человека, как Зелг да Кассар; его короткие трехпалые руки бугрились мускулами, которых не постеснялся бы любой, кроме Такангора, чемпион Кровавой паялпы; крохотные глазки терялись на жутковатой морде, украшенной шипами, выростами и чешуей. Массивную шею защищал костяной воротник. Спинной гребень стоял торчком и переливался всеми цветами радуги.

Тварь скалилась, обнажая частокол прекрасных зубов хищника. К тому же она едва удерживала на весу громадный сундук с бронзовыми, покрытыми патиной накладками, приседая под его непомерной тяжестью. На шее у существа висело большое, начертанное красными рунами объявление: «Дружелюбное создание».

Раздался свист, какой производит обычно арбалетный болт либо тяжелый меч.

Кулак голема замер в воздухе, в дюйме от уродливой головы.

— Верный, славный Думгар, — произнес мелодичный женский голос. Его обладательница слегка растягивала букву «с», будто состояла в родстве со змеями либо суровым Цигрой. — Все такой же великий воин. Вижу, здесь все по-прежнему. Хорошо-то как!!!

И существо, тревожно перетаптываясь на кривых лапах под неумолимым каменным кулаком, возвестило:

— Вас желает видеть дама Моубрай.

Зелг изумился разнообразию и непредсказуемости женских капризов: зачем бы это бабушке-демонице путешествовать в сундуке.

— Зачем дама? Какая дама? Тут амазонки переходят все границы, понимаешь, бесчинствуют под «Расторопными телегами». Не нужно мне никакой дамы! — горячо запротестовал Такангор, но было уже поздно.

Властным движением пройдя сквозь несчастного призрака, из люка появилась Она.

Во всяком случае, по законам классической литературы именно тут предполагаются: обмен горящими взглядами; шумные вдохи-выдохи; смущенное теребленье мелких предметов, имевших несчастье попасться под руку; переминание с ноги на ногу; а также мелодичный звон кифар, порхание несанкционированных мотыльков, стеснение в груди, биение сердец и прочие атрибуты бессмертной любви с первого взгляда.

Забудьте эти глупости.

Да, она была хороша собой, и даже Ангус да Галармон, не слишком сведущий в красоте минотаврих, мог подтвердить, что дама Цица произвела на него незабываемое впечатление.

Во-первых, она была грандиозна, как и все представители ее племени. Высокий рост, статная фигура, стройные, но мощные ноги, крутые бедра и пышная грудь делали ее желанным объектом для художников и скульпторов, ищущих утраченное вдохновение.

Золотисто-рыжая шерстка покрывала великолепное тело; синие глаза под длинными ресницами сверкали как звезды — простите за избитость метафоры, но что еще сверкает ярче? Кокетливая кучерявая челка доходила до самой переносицы. На безмятежном лбу сияла яркая белая отметина. Золотые с камушками наконечники украшали мощные рога.

Но если славный генерал не являлся знатоком женской красоты, то в доспехах разбирался отменно. И восторженный свист, который он издал при виде дамы, относился не столько к ее безупречным физическим данным, сколько к оружию и латам.

— Ого! — сказал Галармон, любуясь сияющими поножами, инкрустированным панцирем и великолепным двуручным мечом, который поднял бы далеко не всякий солдат прославленного Иллирийского головного полка.

— Вот тебе раз, — согласился настоящий джентльмен Такангор.

Правда, его замечание касалось скорее фигуры, чем доспехов.

Однако он сразу спохватился и велел строго:

— Меня что — никто не слышал? Проводите, пожалуйста, эту цацу. То есть — Цицу. Барышня! Я никого не принимаю, автографов, аудиенций и уроков рукопашного боя не даю. Жениться в ближайшее время не собираюсь, образцом дамы полагаю свою маменьку — а с ней не всякий дракон уживется, не то что невестка.

— Добрый день, милорд Такангор, — сказала цаца.

Голос у нее оказался звучный, как пение боевых труб. Таким голосом хорошо поднимать воинов в атаку и напоминать поутру мужу, что он забыл купить молоко.

— Нет, не добрый, — решительно возразил минотавр. — Знаю-знаю, сначала «добрый день», потом вы захотите присесть, ибо устали с дальней дороги; затем генерал, как истинный рыцарь, предложит вам выпить. Затем сюда заявится этот женолюб Дотт и осыплет вас комплиментами. Потом прибредет мессир Зелг, и вы непременно сообщите ему о своем желании остаться в замке и приносить всемерную пользу, а он не сможет вам отказать. Так вот я заранее решительно против.

— Вы не слишком любезны, — сказала дама.

Однако чуткий наблюдатель уловил бы в ее голосе и взгляде явное одобрение.

— Да! Я — нет — не любезен. Когда я бываю любезен, это приводит к непоправимым последствиям.

Словно иллюстрируя последнее высказывание минотавра, во дворе появились три наряженные, причесанные амазонки — Анарлет, Таризан и Барта.

— Вы не видели милорда Такангора? — спросила Таризан, хватая за полу плаща проходившего мимо Ржалиса.

Знаменитый на весь Булли-Толли поединщик, гуляка и повеса с первого взгляда оценил расположение сил и, скроив постную физиономию, промолвил:

— Славный генерал Топотан только что отправился в паломничество к храму Беспорочной Чистоты и Одиночества. Как, вам не сказали? Бегите скорее, вы еще можете его догнать.