— Зачем же? — расстроился Зелг. — Милорд Галармон, может, вы направите кого-то из своих рыцарей, кто был знаком с господином сержантом еще до… ну, вы понимаете… этого трагического недоразумения.

— Да, да, конечно, — отвечал Ангус.

Мы не можем утверждать, что отставной генерал был человеком мстительным. Но все же развязное поведение капитана Ржалиса сильно отравило ему последние дни. И потому свой выбор он остановил именно на нем.

— Капитан!

Могучий рыцарь покачнулся, но выстоял. Его рука зашарила у ремня в поисках спасительной фляжки.

Тролль внимательно к нему пригляделся и внезапно расплылся в хищной ухмылке:

— А, рядовой Ржалис!

— Капитан, — едва слышно поправил тот.

— Сколько времени я был мертв? — спросил тролль.

— Десять лет восемь месяцев и шестнадцать дней, — без запинки отвечал бедняга.

— Вот-вот, за этот срок вы обязаны были дослужиться как минимум до полковника! Все дам-с окучивали?

— Я…

— А я вас не спрашиваю. Я сам все про вас знаю, как облупленный. Ну ничего, вы у меня быстро пойдете в гору. Я снова здесь, и я за вами наблюдаю. Готовьтесь к отбытию. Через час выступаем. Вы будете встречать каждый новый день с радостью и содроганием!

Судя по лицам отважных шеннанзинцев, они чересчур хорошо помнили, что это означает.

Высокополезный «Справочник культурного диалога» не пролил бальзама на измученную душу герцога да Кассара, который с некоторых пор считал себя лично ответственным за все, что происходит в его поместье.

Откровенно говоря, от помешательства его спасал только недостаток воображения: сколько он ни тщился, а так и не смог представить себе, как может выглядеть война с адскими силами. Ему и кузена Юлейна с лихвой хватило бы на ближайшую сотню лет. Не говоря уже о Генсене, который и сейчас ждал его прихода, затаившись в какой-то бездне.

Что до Преисподней, с этой местностью он — по вполне понятным причинам — был знаком плохо. И хотя познания его весьма расширились за последние несколько дней, он вычитал немного действительно полезного и по-настоящему утешительного.

Молодой некромант упорно, но безуспешно пытался успокоить себя тем, что не он первый, не он последний. Пережили же как-то деды-прадеды эти дурацкие столкновения, и он переживет. Мысль была толковая и могла взбодрить многих. Но не его.

Он не знал, что стояло на карте в те времена, когда Князь Тьмы объявил войну великому Барбелле; когда в Липолесье отправился со своими войсками веселый прадед Люкумболь; когда вел туда полки скелетов и зомби отчаянный Валтасей Тоюмеф. Он нигде не прочитал главного — чем бы расплачивались его предки, если бы проиграли сражение, и потому не мог здраво оценить происходившее в незапамятные времена.

Цена собственного поражения его пугала.

О пророчестве Каваны, имени Хранителя и прочих колдовских хитросплетениях он при этом вспоминал в самую последнюю очередь, чем, вероятно, несказанно огорчал своих предков. Однако герцога более всего волновало будущее призрака, вызволенного из долгого плена и нашедшего приют в замке.

Душа рыцарственного лорда Уэрта Орельена да Таванеля с каждым днем нравилась ему все больше. Когда-то, в детстве, которое казалось теперь невозможно далеким и каким-то невзаправдашним, он мечтал иметь отца и старшего брата. Глядя на призрак кельмота, он думал теперь, что именно такого отца и именно такого брата он и желал. Честного, открытого, прямодушного, веселого, отважного и благородного. И делать его заложником столкновения с заведомо более могущественным противником было невыносимо.

А тут еще эта романтическая история!

И приспичило же судьбе столкнуть лбами такую дивную парочку, как аристократичная, мечтательная, безупречно воспитанная душа Таванеля и толстая курящая фея с непростым характером. И угораздило же их влюбиться с первого взгляда. «Отныне и навеки, и даже смерть не разлучит нас», — по определению Уэрта. «Как фейская малявка, по самые уши», — призналась Зелгу, нервно пуская колечки дыма, Гризольда.

Ситуация усугублялась тем, что накануне вечером лорд сделал своей даме официальное предложение руки и сердца и «нежный свет очей» ответил категорическим и немедленным согласием.

В винном погребе, где началась их любовь, у пустой бочки из-под таркейского, состоялась скромная помолвка, ради которой Гризольда приоделась в короткое бархатное платьице цвета утренней зари с рукавами-фонариками, отчего стала походить на крохотного поросенка с крылышками. Если, конечно, свинята ни на секунду не выпускают изо рта трубку.

На церемонии присутствовали доктор Дотт, несколько библиотечных эльфов, Думгар, сам Зелг и обожаемый феей Такангор с трогательным букетиком мелких полевых цветов. Впоследствии выяснилось, что среди гостей находился также никем не замеченный дядя Гигапонт, покровительствовавший любви в любых ее проявлениях.

Гризольда, отличавшаяся здравым смыслом, понимала, что если кто и сбережет ей будущего мужа, выиграв эту безнадежную кампанию, то только талантливый минотавр. Детально изучив подробности прошедшей войны с Тиронгой, плавно перетекшей в битву с Генсеном, которые она проспала, кассарийская фея нашла Такангора великим полководцем и возложила на него все свои надежды на грядущее семейное счастье.

Бедный генерал Топотан скупо мычал и затравленно улыбался, в ужасе понимая, какая непомерная ответственность ложится на его плечи. Гризольда порхала вокруг, пыхтя, дымя и просительно заглядывая ему в глаза, душа Таванеля объявляла себя готовой к самопожертвованию во имя долга, дружбы и великой любви. Дядя Гигапонт — по свидетельствам всезнающих эльфов — плакал в наскоро сплетенный платочек.

Зелг чувствовал себя еще хуже.

Нет, он решительно не готов рисковать светлым будущим молодой семьи из-за каких-то нелепых пророчеств и загадочных Хранителей непонятно чего. Пропади они пропадом со своими секретами! Можно ли спасать целый мир, погубив при этом несколько светлых и добрых существ?

Эрудированный читатель, конечно, скажет, что проблема далеко не нова и неоднократно рассматривалась в куда более серьезных литературных произведениях, но Зелгу было не до того. Он решал ее — пусть и не впервые, но здесь и сейчас, заново. И решение зависело от него, и отвечать — тоже ему.

Разумеется, он подступил к Думгару с расспросами, а нельзя ли уладить дело полюбовно? Отправить посольство и щедрые дары Князю Тьмы? Или его — герцога — в качестве парламентера? Но голем терпеливо объяснил ему, что сие невозможно.

Во-первых, доходчиво пояснил голем, парламентер из нынешнего кассарийского владыки, мягко говоря, никакой; во-вторых, зачем демонам щедрые дары — у них своего добра завались, а вот транжирить сокровища, накопленные бережливыми предками, — истинное преступление. К тому же, воодушевленный столь явным проявлением слабости, повелитель Преисподней может ужесточить свои требования, и все вернется на круги своя. Лучше уж решить проблему быстро, решительно и на традиционный лад.

После получасовой лекции Зелг понял: битва при Липолесье — вот что ожидает его спустя неделю. И точка.

Такангор часами не вылезал из библиотеки, изучая иллюзорный макет местности.

Генерал Галармон развлекал себя чтением толстенного раритетного тома «Повара побеждают людей».

От Агапия Лилипупса вообще не поступало новостей.

Подсчитав вооруженные силы, которыми он располагал на сегодняшний день, Зелг какое-то время сидел в кресле, крепко зажмурившись. Затем осторожно приоткрыл правый глаз. Его двойник в зеркале как раз наливал себе полную кружку бульбяксы, готовясь врачевать нервную систему испытанным дедовским способом. Увидев, что некромант наблюдает за ним, отражение пожало плечами — дескать, что поделаешь?