— Еще бы!

Свечи постепенно оплывали и догорали. Огоньки гасли один за другим, и постепенно мы оказались в совершенной темноте. Даже луны за окном не было — только звезды, а от них света немного. А Древний все говорил и говорил, и его слова как будто наполняли воздух ощущением жизни. Я слушала — и ощущала себя отставшей от времени.

Дэриэлл, долгие месяцы вытаскивавший Ксиля из состояния полного безразличия ко всему миру, а потом ставший правой рукой Северного князя в делах клана. Акери, набравший новую группу, по количеству уничтоженных отрядов Ордена превзошедшую даже нашу. Корделия, последовавшая за Шинтаром в Пределы. Несгибаемая Элен с сединой в волосах и Хелкар, повзрослевший за одну ночь. Феникс, переселившаяся в Замок-на-Холмах, и Айне, которая настояла на официальном браке с Ириано — вот ведь принципиальная…

Все они жили — даже без меня. Любили, страдали, справлялись с трудностями и изменяли свою судьбу. А я словно осталась за невидимой чертой. Будут ли они рады моему возвращению, или лучше не тревожить старые раны?

— А почему я до сих пор жива? — задала я новый вопрос. На самом деле, мне было не особенно интересно. Отчего-то это казалось совершенно неважным. Даже эйфория от осознания того, что я чудом обманула смерть, меркли перед чувством исключенности из мира и времени.

— Просто, как все гениальное, — в голосе у Аксая появились такие нотки, что даже полный дурак понял бы, кто здесь гений. — Я знал, что скорее всего, ты не избежишь падения в «бездну», и по уши накачал тебя… э-э… ну, пусть будут «регены» — так вы называете эти штучки у шакаи-ар в крови? — я кивнула, а Аксай поморщился: — Хотя на самом деле у шакаи-ар — просто подделка. Выродились наши потомки, да… Мы, Древние, в шаге от Вечных. Мы можем создавать новую жизнь, творить чудеса, а эти, — он презрительно скривился, — в лучшем случае, могут изменять. Ладно, проехали, — скомкал он объяснение и продолжил рассказ: — Пришлось тебя усыпить, чтобы «регены» из крови проникли во все клетки. Тогда твой транс и воздействие «темной крови» не смогло бы их разрушить. Так оно и вышло, собственно. Ну, а когда ты упала в «бездну» и твое тело начало исчезать, мои «регены» пришли в действие и выстроили подобие защиты. Этакую временную петлю, — Аксай сделал многозначительную паузу, чтобы я смогла выразить восхищение.

— Классно, — выдавила я из себя.

Аксай скис.

— Ты меня недооцениваешь, — напоказ вздохнул он. — Я тут невозможное совершил, можно сказать… В общем, ты болталась в межмировом потоке, а я искал порталы. Пришлось четыре года ждать, пока в досягаемом месте, не на дне океана и не под землей, открылся природный переход между тонким планом и вашим миром. Я проник в межмировой поток, отыскал тебя по маяку и вытащил. Собственно, это все.

— Что за маяк? — заинтересовалась я, чувствуя слабую искру интереса. Мысли невольно возвращались к одному и тому же — к жизни, которая проходила мимо меня и частью которой я больше не являлась.

— Твоя заколка, — хмыкнул Аксай. — Точнее, моя записка. Я немного пророк, между прочим, и знал, что ты будешь таскать ее с собой. Поэтому и…

— Заколдовал ее?

— Что-то в этом роде.

Аксай отвечал охотно, даже слишком, будто хотел, чтобы я восхитилась им и рассыпалась в похвалах. Почему, интересно? И почему он сделал для меня так много? Мог бы и не рассказывать сейчас ничего, спас жизнь — и хватит, договор исполнен. Мог бы даже и не вытаскивать в наш мир, ведь там, в нигде, я тоже была жива. Формально — договор был бы исполнен и так.

— Почему? — медленно произнес Аксай, и на этот раз в его голосе не было шутливо-самодовольных интонаций. Предельно серьезный, предельно искренний. — Ты подарила мне мир, Найта. Целый мир, где я свободен и могу делать все, что хочу. На тонком плане, среди своих сородичей, я был мусором, пищей для более сильных. Я только и делал, что выживал. И потом, в услужении у Ордена — тоже. А сейчас я живу, разницу чувствуешь? — он порывисто схватил меня за руку, и я дернулась, как от удара электрическим током. Пальцы у Аксая были жесткие и горячие. — Я живу. У моих ног — целый мир. Может, тебе такое и кажется несущественным, потому что ты родилась со всем этим. А вот мне пришлось добиваться всего… Я не человек. Я умею быть благодарным.

— Понятно, — прервала я его хрипло. Голова кружилась. О, да, Аксай определенно был живым. А я? Живая ли? Или отдельно от прошлого, от друзей, семьи… от Ксиля… меня нет? — Погоди. Мне нужно на свежий воздух.

— Сейчас? — удивился Аксай. — Да ты стоять не сможешь. Сидишь — и то еле-еле.

— Мне нужно на воздух.

Древний пробурчал что-то вроде «вот ведь упертая», но все-таки помог подняться. Идти я и правда не могла — обвисала на Аксае, едва перебирая ногами. Пока добралась до двери — она, кстати, вела на террасу, а не на балкон, как мне подумалось сначала — вся вспотела и начала задыхаться. А там, снаружи, осела на остывшие доски и привалилась к стене.

На улице царила ночная прохлада. От земли исходил жар — похоже, днем здесь довольно тепло и солнца в достатке. Рядом с домом трава была низкой, выкошенной, но чуть дальше — уже в половину человеческого роста. Ветер шевелил ее, как будто волну гнал по морю. Звезды на небе — чужие, незнакомые. И — тишина, только цикады пиликают что-то свое.

Где я?

Кто я?

Куда мне теперь идти?

От порога вела тропинка — узкая, словно недавно вытоптанная. Она убегала дальше и дальше, за низенькую развалившуюся оградку, в бескрайнее поле, где тусклый звездный свет серебрил метелки травы, а редкие деревья широко расставляли кроны — будто к небу протягивали раскрытую ладонь. Возможно, потом тропинка вливалась в проселочную дорогу, а та — в широкую трассу.

Целый мир у ног… Это Аксай имел в виду? Это его свобода? Идти куда хочешь, выбирать свою судьбу, не думая о предопределении и пророчествах?

Значит, и я… свободна? Совсем-совсем?

Небо было черным, но мне мерещился в нем темно-синий, до боли знакомый цвет. Звезды насмешливо перемигивались.

Свободна идти куда хочу…

Аксай, про которого я уже успела забыть, осторожно уселся рядом со мной, на скрипнувшие доски, и повернулся, ловя мой взгляд.

— Ну, как, решила? Куда пойдешь?

На моих губах заиграла улыбка — по-настоящему счастливая. Если меня забыли — я напомню. Если похоронили — воскресну. Разлюбили — научу любить меня вновь. Нет ничего невозможного.

Весь мир — у ног.

— Домой, конечно.

End