Тем не мене, я игнорирую свой стояк. Он еще не скоро пройдет. А мне надо ее немного попытать. Как щупальца из научно-фантастического ужастика, мой вытянутый язык медленно приближается к лицу Ди. Голова Ди мечется из стороны в стороны, а крик режет слух.

Потом она пытается меня укусить.

А я продолжаю настигать свою добычу. Лизнул ее щеку, потом лоб — при этом отставляю смачные слюнявые следы, как личинки, которые мутировали от утечки радиации. Добираюсь до ее закрытых глаз, и только собираюсь приблизиться к ее шее, когда в дверь раздается громкий звук.

Интересно, может соседи услышали громкий крик Ди и вызвали копов. Я скатываюсь с нее. Она поднимается, издает хрюкающие, но бунтарские звуки, пока вытирает свое лицо. Потом она мне грозит:

— Тебе крышка, Фишер. Не смыкай ночью своих глаз.

Я просто смеюсь.

Ди открывает дверь, даже не посмотрев в глазок. А там стоит, с поникшей головой, футляром с гитарой в руках — Билли Уоррен. Он поднимает глаза на Ди и спрашивает:

— Можно я останусь сегодня здесь?

Ди шире открывает дверь и Билли заходит.

— Да, конечно. Что… ты в порядке?

Он забрасывает свою гитару в угол. У него влажные глаза, словно он сдерживает слезы, но у него не получается:

— Кейт и я… мы… расстались с Кейт.

Билли рассказал Долорес некоторые детали, после чего настоял, чтобы она проверила, как там Кейт — звучит так, словно ее поезд переехал. Ди хватает свое пальто, и уже у дверей смотрит мне в глаза. Потом кивает головой в сторону своего брата, молча прося меня о том, чтобы я побыл с ним, пока ее нет.

Я киваю головой. На ее лице благодарная улыбка, и она уходит.

Оставив меня и малыша Билли одного.

Чувствую себя так, будто мне надо играть роль хозяина, но это квартира его сестры — очевидно, что он должен чувствовать себя здесь комфортно — потому что он знает, где находится крепкий ликер. Как только дверь закрывается, он проходит на кухню и возвращается с бутылкой водки, двумя стопками и пивом.

Он садится на диван, ставит все это добро на стол и наливает две рюмки. Одну двигает в мою сторону, а вторую тут же выпивает. К тому времени, как я успеваю проглотить свою выпивку, Билли уже заканчивает со второй.

Тяжело выдыхает и пристально смотрит на стол. Не поднимая глаз, он сообщает мне:

— Ты подходишь моей сестре. Ты делаешь ее… счастливой. У Ди плохой вкус на мужчин — всегда был. Обычно ей попадаются придурки — но ты, ты кажешься приличным парнем.

Я открываю свое пиво.

— Мне нравится думать, что это так. Она тоже делает меня счастливым.

Он кивает. Потом поднимает на меня свой взгляд.

— Она этого достойна — хоть и заставит тебя, скорее всего, пройти через ад. Долорес может быть огромной занозой в заднице, но это только потому, что ее обижали — потому что она доверялась неправильным людям… и теперь она боится, что ты тоже можешь оказаться не тем человеком. Но… она любит… сильно. Она отдает все, что у нее есть. Если она впустить тебя к себе в душу, она никогда тебя не подведет.

— Я знаю, что она достойна этого, — усмехаюсь я. — И я работаю над тем, чтобы она смогла впустить меня к себе в душу.

Билли берет свое пиво.

— Хорошо.

Предлагает мне выпить еще рюмку — я качаю головой, и он выпивает ее сам.

Потом говорит:

— Я знаю, что ты меня не знаешь, друг, но я надеюсь, что ты будешь честен со мной. Между Кейт и Эвансом что-то есть?

Какое-то мгновение я перевариваю эти слова, и потом осторожно спрашиваю:

— А Кейт тебе говорила, что между ними что-то есть?

Он делает глоток пива и качает головой.

— Неа, просто чувствую. Она постоянно о нем упоминает — либо он ее вывел из себя, либо он помогает ей решить проблему, либо о том, как он блестяще что-то сделал.

В таких ситуациях, я не люблю лгать. Меня воспитывали так — относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе. В тоже время, Дрю — мой лучший друг. И хотя Билли и кажется хорошим парнем, если мне понадобится спрятаться за чью-то спину, то она точно будет не его.

— Кейт не кажется той, которая будет изменять, Билли.

— Нет. По крайней мере, не была до этого.

Я киваю.

— А Дрю… ну, он не заводит интрижек с женщинами с работы. Это что-то вроде правила, по которому он живет. И раньше он никогда его не нарушал. Ни разу.

Он отклоняется назад, успокоившись — чувствую облегчение — от моего пояснения.

Потом, как-то небрежно, он заявляет:

— Это хреново.

Я соглашаюсь.

— Когда люди расстаются — всегда так.

Он фыркает.

— У меня это впервые. Кейт и я… мы вместе были вечность — с пятнадцати лет. Она была у меня первой во всем. И я думал, что будет последней тоже. Моей единственной.

Я просто киваю и даю ему высказаться.

— Но последние несколько лет… такое чувство, что мы тормозим друг друга, знаешь? Я не думаю, что когда-нибудь перестану ее любить… но теперь все по-другому. Этого не достаточно. Мы больше… не подходим… друг другу.

С сочувствием, я ему говорю:

— Такое случается… часто. Люди меняются.

Он тоже кивает.

— Дааа.

Делает еще глоток пива.

— Все равно хреново.

— Это временно.

Несколько минут мы сидим молча — время разговора по душам закончилось.

Так что я беру пульт и выбираю канал с фильмами по требованию.

— Хочешь посмотреть Хищника?

Билли наливает себе еще рюмку.

— Конечно. Ни разу не видел.

Я улыбаюсь.

— Это изменит твою жизнь.

***

За несколько часов до восхода солнца, Долорес возвращается домой. Я в полудреме на кресле, тогда как Билли спит в отключке на диване.

На столе стоит пустая бутылка из-под водки — она выполнила свою миссию.

Ди со вздохом скидывает туфли. Потом она видит меня. И она удивлена.

— Ты все еще здесь?

— А не должен быть?

— Нет, нет. Все в порядке.

Она накрывает своего кузена пледом, нежно убирая с его лица волосы, как мама болеющего малыша. Потом она проходит мимо меня в свою спальню. Я поднимаюсь и иду за ней.

— Как Кейт?

Долорес снимает свою одежду, в которой она была еще на вечеринке — стягивает ее и бросает на пол, так и оставляя ее там лежать. Сама остается в леопардовых трусиках и таком же лифчике без лямок.

— Кейт раздавлена. Страдает… Билли наговорил всякой ерунды, когда они ругались. Обидной ерунды. И она чувствует себя виноватой. Билли из кожи вон лез, чтобы поддержать Кейт, когда она училась. Она ненавидит себя, потому что не сможет отплатить ему тем же.

Ди продолжает стоять ко мне спиной, когда снимает свой лифчик, и разворачивается только после того, как натягивает через голову красную футболку.

— Спасибо, что остался с ним, Мэтью.

— Конечно.

Она вздыхает, но ее плечи напряжены.

— Я, правда, так устала.

Я начинаю расстегивать свою рубашку, чтобы лечь с Ди в кровать. Я не рассчитываю на секс, хотя, если учесть, сколько ее кузен сегодня выпил, не думаю, что его сможет разбудить даже самая бурная оргия. Но я не ожидал того, что она скажет потом.

— Сейчас ты можешь идти.

Мои пальцы застывают на пуговицах.

— Что?

— Я сказала, спасибо, я устала — ты можешь идти.

А ее взгляд плоский, лицо натянуто — как у манекена в магазине.

Я делаю к ней шаг, пытаясь не обращать внимания на ее вид.

— Ди, я знаю, ты расстроена…

— Или, может быть, я просто не хочу, чтобы ты здесь оставался, Мэтью! — взбунтовалась она. — Может быть, я просто хочу побыть одна.

И да — на тот случай, если вам интересно — вот оно мое яростное выражение лица. Челюсть напряжена, губы сжаты, глаза светятся адреналином. Меня злят ее слова — ее вид — ее чертово упорство не смотреть на меня и на наши отношения без нависающих над ними тени ее прошлого.