Мой голос становится сильнее. Раздраженней.

— Тебя хоть немного это волнует? Ты вообще хоть сожалеешь?

Следом опять многозначительная пауза. А потом… Бам.

Хоть и приятно слышать о его сочувствии, мне это совсем не помогает. И, что самое важное, это был не Дрю, который покончил со мной и Ди. Это полностью наша вина. Ее отказ доверять мне… мой отказ продолжать пытаться завоевать ее доверие.

Чтобы там Дрю не наговорил Кейт, он явно страдает из-за этого. Так что, я не виню его ни в чем.

— Правда в том, что твоей вины нет. У нас были… проблемы. Проблемы, через которые, я думал, смогу решить… но… она не хотела этого так же сильно, как и я. Ты же знаешь, как это бывает.

Бам.

— Ты собираешь сидеть там вечно?

Бам… Бам.

— Тебе что-нибудь нужно? Я могу что-то сделать?

Бам… Бам.

Я киваю, хотя это всего лишь самому себе.

— Хочешь, чтобы я еще завтра пришел?

На какое-то мгновение последовала тишина, и когда я уже думал, что, по его мнению, разговор окончен, он отвечает.

Бам.

***

Я возвращаюсь к себе домой, и ничего не делаю, только весь остаток вечера пялюсь в телевизор. Все время на моем лице одинаковое выражение — мрачное. Когда я щелкаю каналы, появляется одна из чертовых долгих реклам. И начинает громко играть песня «Еще одна ночь» Фила Коллинса. Это как раз та часть песни, где он думает, звонить ли его девушке.

И это похоже на чертов фантастический фильм — словно телевизор читает мои хреновы мысли. Я смотрю на свой телефон. В задумчивости.

Прокручивая в голове слова рок-группы Jedi Mind Trick: Позвони, придурок. Позвони.

Я беру его, провожу пальцами по кнопкам. И набираю 9 из 10 цифр Ди…

Пока последняя реплика из песни в телевизоре не напоминает мне, что она может быть не одна.

Отбрасываю свой телефон в сторону, словно ошпарившись о полуфабрикаты, разогретые в микроволновке. Потом я зарываюсь лицом в подушки дивана и начинаю кричать.

— Черт!

В рекламном ролике меняется музыка. Теперь там играет «Against all odd’s» — песня о парне, у которого есть много что сказать девушке, но она уже не вернется.

Знаете, кто-то, действительно, сильно насолил Филу Коллинсу.

Я напеваю некоторые слова, потому что здесь только вы и я. И для песни 80-х, она довольно таки хороша.

О, смотрите, вот еще «Total Eclipse of the Heart», завершая тройное уничтожение силы духа, мелодии 80-х из раздела почему-бы-тебе-не-прибить-самого-себя.

Да уж.

Простите, я пока пойду, перережу себе в ванной вены.

В среду утром у нас рабочее совещание в конференц-зале. Все время я сижу в каматозе — слушая лишь в полуха. Когда оно заканчивается, уходят все, кроме Кейт, которая все еще сидит за столом, раскладывая и собирая стопку бумаг и папок перед собой.

Она лучшая подруга Долорес — и да, это значит, что есть некоторые принципы. Такие же неприступные, как и стена молчания. Но, на данном этапе, мне нечего терять.

— Эй.

Она мягко улыбается:

— Привет Мэтью.

Я не хожу вокруг, да около.

— Она… она вообще говорит обо мне?

Кейт смотрит вниз, на стол переговоров.

— Ни слова.

Да уж… хреново.

Но я не отказываюсь от надежд.

— Она думает обо мне?

Кейт встречается со мной взглядом, и он у нее сочувствующий — немного печальный. Не уверен, эта грусть у нее направлена на Долорес или на меня. Она шепчет:

— Каждый день. Все время. Она никуда не выходит, она просто… хандрит, и смотрит кино. Она в этом не признается, но я знаю, что это из-за тебя.

Что ж… ну хоть что-то. Страдание любит компанию — и страдание Долорес доставляет мне некий комфорт. Успокоение. Что я, хотя бы, не один такой.

— Мэтью, почему ты просто не позвонишь ей? Люди иногда ругаются, совсем необязательно, чтобы на этом все заканчивалось.

Я уже качаю головой.

— Я не могу. Долорес любит, чтобы за ней бегали, я уже это понял. Но, в какой-то момент, ей надо перестать бегать, и позволить мне ее поймать. Я раскрылся перед ней, чтобы показать ей, как она важна для меня. Что я готов к длительным отношениям — если она захочет. Но теперь — ее очередь. Она должна показать мне, что тоже этого хочет.

Гордость — это не всегда грех. Иногда это спасение, которое не дает вам превратиться в придурка, не дает вам выглядеть дураком — но которым вы являетесь.

— Я уже был с тем, которая… хотела чего-то другого. Кого-то другого. Не хочу больше такое переживать.

Кейт кивает головой, слегка улыбаясь.

— Ладно. Чего бы это ни стоило, надеюсь, Ди скоро прозреет.

— Спасибо.

Я делаю несколько шагов по направлению к двери. Но потом останавливаюсь. Потому что, не смотря на то что, я Дрю и не видел, но инстинкты во мне подсказывают, что он переживает. Зализывает раны.

Смертельные.

А еще чутье мне подсказывает, что Кейт залечивает те же самые раны — просто у нее получается лучше это скрывать.

— Послушай, Кейт… насчет того, что произошло между тобой и Дрю…

Все признаки дружелюбия тут же спали с ее лица. Ее взгляд становится тяжелым, губы сжаты и она перебивает меня резким голосом:

— Не надо, Мэтью. Просто… не надо.

Думаю, Дрю не единственный, кто включил радиомолчание.

— Хорошо. — Я сжимаю ее плечо. — Хорошего дня.

Она натянуто улыбается, а я направляюсь в свой кабинет.

***

Позже, тем же вечером, я заезжаю к Стивену и Александре, чтобы приглядеть за Маккензи, пока они пошли в кино. Лекси открывает дверь и смотрит на выражение моего лица дольше, чем нужно, а потом смотрит мне за спину. Никого там не увидев, ее лицо смягчается от сожаления.

Она крепко меня обнимает и говорит:

— Знаешь, Мэтью, существует такая вещь, как слишком разные.

Я тяжело сглатываю.

— Даа, я знаю, Лекс.

Времени на жалость нет, потому что светловолосое пятно в голубом наряде принцессы выбегает в холл, держа в руках медвежонка. Она врезается мне в ноги и обнимает меня за колени.

— Ты здесь!

Я поднимаю Маккензи на руки.

— Привет, принцесса!

— Хочешь поиграть в чайную вечеринку, дядя Мэтью? Ты можешь быть Баззом Лайтером, а я буду мисс Несбит.

— Звучит весело.

Я вознагражден шикарной детской улыбкой. И в первый раз за несколько дней, тяжесть на моем сердце стала легче.

Стивен помогает Александре надеть пальто, каждый из них целует Маккензи на прощание.

— Спать в восемь, — сообщает мне Александра. — Не позволяй ей уговорить тебя уложить ее позже.

— Не уверен, что я смогу устоять перед жалостливым взглядом больших голубых глаз.

Она улыбается.

— Будь сильным.

Они уходят, и я закрываю за ними дверь. Следующие полтора часа я играю в чаепитие с Маккензи. И в Барби. Потом мы строим стену и сносим ее машинкой Humvee на пульте управления. Перед тем как лечь спать, мы покидали мячик в игрушечное баскетбольное кольцо, которое я купил ей на день рождения.

Уже лежа в постели, она просит меня почитать ей историю и вытаскивает из-под подушки толстую книгу Дисней.

Золушка.

Маккензи обнимает своего медведя и смотрит на меня неморгающими сонными глазами. Когда доходим до места, где Принц делает свое объявление, она меня спрашивает:

— Дядя Мэтью?

— Ммм?

— Почему Золушка не пошла к принцу со своей туфелькой? Почему она не сказала ему, что «Это я»? Почему она стала ждать его?

Я задумываюсь над ее вопросом и не могу удержаться, чтобы провести сравнение со мной и Долорес.

— Может… может, Золушка не была уверена, какие у принца к ней чувства. Может, она хотела, чтобы он сам пришел за ней — так она будет знать, что он ее любит.