Наконец церковь приблизилась, и Елизавета позволила себе остановку. Ей отчаянно хотелось курить, она даже достала сигареты, но мимо протопали две веселые старушки, и по их виду Елизавета безошибочно определила, что они направляются туда же, куда и она.

Поэтому она спрятала сигареты, тяжело вздохнула, еще раз прокляла свое задание и пошла дальше, тем более что от церкви ее отделяло несколько шагов.

Перед церковью тусовались нищие, среди которых Елизавета выделила вполне здорового парня, который при виде Елизаветы, облачающейся в платок, радостно осклабился и завопил на всю улицу:

— Эй, красавица! Замуж хочешь?

— Можно подумать, это зависит от тебя, — огрызнулась Елизавета.

— А я возьму, — серьезно пообещал парень и подмигнул Елизавете.

«Боже ты мой, дедуля совсем здешний народец распустил», — вздохнула Елизавета, поморщившись и от дебильного оскала псевдонищего, и от запаха стойкого перегара, который он источал.

— От твоих благовоний башка кружится, — сказала Елизавета жениху с паперти.

— Дай милостыню, полегчает, — отозвался нахал.

— Бог подаст, — ответила Елизавета и толкнула тяжелую дверь.

В церкви еще было пусто. Елизавета осмотрелась, пытаясь найти кого-нибудь из служек. На месте оказалась только симпатичная женщина, торгующая свечами.

— Здравствуйте, — улыбнулась ей Елизавета. — А как бы мне увидеть отца Александра?

— Сейчас, подождите минуточку, — сказала женщина и махнула рукой.

Словно из-под земли вырос невысокий парнишка, которого Елизаветина собеседница отрядила разыскивать отца Александра.

— Подождите немного, — попросила она.

— Спасибо, — кивнула Елизавета и отошла поближе к алтарю.

Чувствовала она себя уже спокойнее. «Не может быть дедуля гадом, — думала она, — так что не буду голову ломать, а прямо спрошу его обо всем… Даже если бы ему принялись угрожать Алискиной жизнью, дедуля бы не стал Иудой!»

— Лиза?

Она подняла глаза.

Дедуля шел к ней быстрыми шагами, и Лизе показалось, что его ноги не касаются земли — такой легкой и стремительной была его походка.

— Лиза, что-нибудь случилось? С Алисой? — В глазах дедули появилась тревога.

— Пока ничего, — решительно рванулась в бой Елизавета. — Но скоро случится… Если, конечно, ты не одумаешься…

— Я?! — Теперь тревога сменилась изумлением. — Что за глупости ты говоришь, Елизавета! При чем тут я? — развел руками дедуля.

— Дедуля, — торжественно заявила Елизавета. — Пришло время нам с тобой обо всем поговорить без околичностей! Прямо как на исповеди…

— Конечно надо… — согласился дедуля. — Потому что я не могу ничего понять!

— Мы тоже не можем многого понять, дедуля! — вздохнула Елизавета. — Например, мы не понимаем, что может связывать тебя с Алискиными убийцами!

— Спасибо, мой дорогой. — Томно хлопнув ресницами, Нюша не спеша вылезла из машины.

Охранник, окинув взглядом ее обмундирование, на сей раз даже не засомневался, что эта дама, источающая благополучие, как дорогие духи, имеет непосредственное отношение к вверенным ему жильцам.

«Все-таки наш народ глуповат, — вздохнула про себя Нюша. — Остатки купеческого отношения к жизни не выветрятся никогда! Встречать упорно будут по одежке, а не по уму!»

Раболепное отношение охранника ее только смешило — впрочем, к этому Нюша уже привыкла.

Поднявшись на лифте, она подошла к знакомой двери.

Прошептав «с Богом», постучала, стараясь соответствовать придуманному образу — много глупости, много самоуверенности и в то же время некоторое раболепие.

Дверь открылась.

— Добрый вечер, — скромно потупилась Нюша, подумав, однако, что Алиска с Елизаветой довольно точно описали ей Паршивцева.

— Вы — Анна Вяземцева?

— Да, — кивнула Нюша.

— Проходите, мы вас ждали…

«Ну, вот и сбылась мечта идиотки, — вздохнула про себя Нюша, появляясь на пороге гостиной, где собрались все представители «литературной банды». — Попала ты, Вяземцева, прямо в объятия мафии, и дети останутся сиротками! Надо было перед походом завещать их Алиске — по крайней мере, уж она-то сумеет вырастить их порядочными людьми!»

— Знакомьтесь, это наша новая… — Паршивцев замялся, — сотрудница. Человек, влюбленный в литературу. Думаю, мы сможем быть обоюдно полезны друг другу…

— Но вы же еще не читали мои произведения, — возразила Нюша, сохраняя образ «непорочной глупости».

В большой комнате собрались те, кого раньше Нюша только представляла, ориентируясь на рассказы подружек, а теперь имела счастье лицезреть воочию. В толстяке с ласковыми глазами она быстро опознала Мерзавцева. Рядом почитывал журнал молчаливый и внушительный Гориллов. Стоило только Нюше появиться в комнате, откуда-то из темноты явился высокий худой дядька с седыми волосами. Извиваясь по-змеиному, он склонился перед Нюшей в поклоне.

— Илларионов, Александр Викторович, — представился он, пожимая Нюшины пальчики с улыбкой, которую Нюша сразу охарактеризовала «раболепной и злой одновременно».

«Искариотов, наполненный желчью и ядом вечной зависти, — вспомнила Нюша меткую характеристику Алисы. — О, Алиска, как всегда, чересчур добра», — подумала Нюша.

Глаза Илларионова, скрытые тонкими стеклами очков, внимательно смотрели на Нюшу с проницательностью бывшего следователя НКВД, который и «на покое не знает покоя». И еще Нюше показалось, что Илларионов пробовал себя в литературе. Пробовал, пробовал, но ничего путного не вышло. И с тех пор Илларионов воспылал к писательской братии стойким чувством неприязни, если не сказать — ненависти. А эту ненависть, как горчицей, приправил ядовитой завистью, тщательно скрытой за чересчур ядовитой, язвительной учтивостью. «Такая учтивость, милостивый государь, граничит с хамством», — мысленно заявила ему Нюша и немного испугалась, что он поймал эту ее мысль.

— Это Наденька, — подвел ее Искариотов к высокой девице.

«Почему-то они оба похожи друг на друга, — пришло ей в голову. — Что-то общее…»

Наденька подняла маленькую головку и важно кивнула, словно показывая Нюше, что от нее тоже многое зависит.

Шестой была уже известная «писательница» Парамонова.

— Знаете, Анечка, — сказала она, поднимаясь навстречу Нюше, — у нас в связи с вашим приходом теперь счастливое число. Вы — седьмая. И мы очень рады вас приветствовать в нашем кругу!

Нюша покраснела — «сейчас я рассмеюсь!», — но Парамонова восприняла появившийся на щеках Нюши багрянец как великое смущение и ласково похлопала ее по руке.

— Ну, будет вам! Не смущайтесь! Все у вас получится, поверьте мне!

«Господи, как хорошо, что Ты создал некоторых людей такими самоуверенными!» — подумала Нюша.

— Я принесла вам…

— Подождите, подождите, милая, — остановила ее Парамонова. — Сначала нам надо с вами поговорить… А уж потом мы обратимся к вашим безусловно талантливым пробам пера. Дело в том, что нам нужна ваша помощь.

— Помощь? — переспросила Нюша. — Конечно, если я смогу…

— Вот и славно, — снова похлопала ее отечески по руке Парамонова и обернулась к Искариотову: — Сашенька, голубчик, объясните нашей гостье, в чем суть проблемы… Только постарайтесь покороче, ладно?

В автобусе было холодно, и Алиса сжалась в комок, пытаясь согреться.

«Хоть народу мало», — подумала она. В салоне и в самом деле кроме Алисы было только три человека.

Водитель слушал шансон. Кстати, подумалось Алисе, почему блатные песни называют шансоном? Шансоны-то должны быть исключительно французскими, поскольку у Алисы в голове при этом слове немедленно возникали ассоциации с Азнавуром, Жаком Брелем, но уж никак не с «Лесоповалом»!

— Да голова у тебя другая, — сказала она себе под нос. — Вот и сейчас ты готова думать о чем угодно, только не о деле!

Невидимый певец жалобно стенал о годах, проведенных на зоне без женского тепла.

По дурной филологической привычке Алиса отметила целый ряд неправильных склонений. «Ох, зануда же ты, Павлищева!» — подумала она и улыбнулась.