– Ни в коем случае. Даже и не думай. Это приказ. Мы уже опросили всех сотрудников.

Оскорбленная в лучших чувствах подобным пренебрежением, я закончила завтрак молча. Это Уайатту тоже не понравилось – типичный мужчина.

– Прекрати дуться.

– Я вовсе и не дуюсь. Если человек не видит смысла в продолжении разговора, это еще не означает, что он дуется.

Зазвенела сушилка. Пока Уайатт убирал со стола, я забрала свою одежду.

– Поднимайся наверх, – распорядился он. – Через минуту приду и помогу тебе одеться.

Он появился как раз в тот момент, когда я второй раз за утро чистила зубы – от оладий на них остался налет. Уайатт подошел к соседней раковине и занялся тем же самым. Совместная чистка зубов производила странное впечатление. Так обычно поступают семейные пары. Неожиданно я подумала, придется ли мне когда-нибудь с полным правом чистить зубы в этой ванной или мое место займет другая женщина.

Потом Уайатт присел на корточки и растопырил передо мной шорты, а я положила руку ему на плечо, чтобы не потерять равновесия, и шагнула в штанины. Он подтянул шорты, застегнул молнию и пуговицу. Снял с меня свою рубашку, надел вместо нее лифчик и старательно застегнул его.

Блузка, к счастью, была без рукавов, но повязка на руке занимала столько места, что едва протиснулась в пройму. Уайатту пришлось даже растянуть ткань, а я зажмурилась и мысленно поблагодарила доктора Макдуффа за обезболивающее. Уайатт застегнул маленькие пуговички на моей блузке. Потом я села на кровать, сунула ноги в сандалии и стала смотреть, как одевается Уайатт. Костюм, белая рубашка, галстук. Кобура. Жетон. Наручники пристегиваются к ремню сзади. Сотовый телефон пристегивается к ремню спереди. О Господи! Сердце безумно прыгало от одного лишь созерцания.

– Готова? – поинтересовался Бладсуорт.

– Нет. Ты же еще не причесал меня.

Можно было бы поехать и с распущенными волосами, ведь ни работать, ни тренироваться сегодня я не собиралась, но очень уж мне хотелось хотя бы немножко повредничать.

– Хорошо, давай.

Уайатт взял щетку, а я повернулась так, чтобы ему было удобно собрать волосы на затылке в хвост. Сжимая хвост в руке, он спросил:

– А чем скрепить?

– Твистером.

– Чем-чем?

– Твистером. Только не говори, пожалуйста, что в твоем доме нет твистера.

– Понятия не имею, что это такое. А резинка не подойдет?

– Ни в коем случае! От резинки секутся волосы. Необходим твистер.

– Где же его взять?

– Посмотри в моей сумке.

За спиной наступила тяжелая тишина. Через несколько секунд, не произнеся ни слова, Уайатт отпустил мои волосы и направился в ванную. Теперь, когда он не видел моего лица, я наконец-то позволила себе довольную ухмылку.

– Как, черт подери, хотя бы выглядит этот дурацкий твистер?

– Как большая резиновая лента с красивой тряпочкой вокруг.

Снова молчание. Наконец Уайатт вышел из ванной вместе с моим белым твистером.

– Это?

Я кивнула.

Снова начался процесс собирания волос на затылке.

– Надень твистер на запястье, – инструктировала я, – а потом просто сдвинь его на хвост.

Большая рука едва пролезла сквозь резинку, но ученик оказался толковым, и через пару секунд у меня на затылке образовался весьма приличный хвост. Я отправилась в ванную, чтобы критически осмотреть произведение Уайатта.

– Неплохо. Думаю, сегодня обойдусь без сережек, если ты, конечно, не возражаешь.

Уайатт шутливо закатил глаза:

– Слава тебе, Господи!

– Не ехидничай. Не забывай, ты сам напросился.

Когда мы спускались по лестнице, я услышала, как Уайатт пробормотал за моей спиной:

– Поганка.

Отлично. Просто превосходно. Главное, он понимает, что я просто вредничаю, иначе какой смысл во всех проделках?

Дом миссис Бладсуорт мне очень понравился. Нарядный белый фасад, украшенный бледно-лиловым, цвета лаванды, орнаментом. Светло-голубая парадная дверь. Не у всякой женщины достанет смелости раскрасить собственный дом в такие цвета. Та, которая отважилась на подобный подвиг, достойна всяческого уважения, но при этом может вызывать и некоторое опасение. Две стороны дома опоясывала просторная изящная веранда, уставленная кадками с папоротниками и пальмами. Под потолком, на случай полного штиля в природе, были укреплены два вентилятора. Сад поражал буйством фантазии. Каждого, кто приближался к широким ступеням крыльца, приветствовали розы всех цветов и оттенков, немыслимых даже в палитре художника, и темно-зеленые кусты гардении, отягощенные крупными белыми шапками соцветий. Впрочем, Уайатт не остановился на парадной дорожке, а обогнул дом и подъехал к крыльцу кухни. Помог мне выйти из машины и подвел к двери, за которой оказались небольшая прихожая и явно модернизированная, но при этом не утратившая первоначального стиля и очарования старины кухня. Там нас и встретила мама Уайатта.

Роберта Бладсуорт относилась к числу тех дам, которых принято называть матронами. Высокая, стройная, с шикарной короткой стрижкой. Уайатт унаследовал от нее темные волосы и пронзительный взгляд ярких светло-зеленых глаз. Сейчас, однако, ее волосы изменили цвет: не желая выглядеть седой, миссис Бладсуорт превратилась в блондинку. Несмотря на ранний час – а еще не было и восьми, – она успела привести себя в порядок: на лице макияж, в ушах серьги. Впрочем, одета она была очень просто – шорты, футболка навыпуск и самые обычные шлепанцы. Несмотря на непритязательность костюма, ногти на ногах оказались ярко-красными, а на одном из пальцев левой ноги я сразу заметила колечко. Поистине, женщина в моем вкусе.

– Блэр, детка, я едва смогла поверить, что ты ранена. Уайатт рассказал, что в тебя стреляли. – Хозяйка осторожно обняла меня. – Как ты? Хочешь кофе или, может быть, крепкого горячего чаю?

Выбранный ею тон оказался безошибочным. Сейчас мне было просто необходимо ощутить заботу и тепло. К сожалению, моей собственной маме запретили их проявлять, так что радушие миссис Бладсуорт оказалось весьма кстати.

– Чай – это здорово, – с энтузиазмом отозвалась я, и радушная хозяйка тут же направилась к раковине, наполнила водой старомодный чайник и поставила его на плиту.

Уайатт нахмурился:

– Я мог бы тоже приготовить тебе чай, но решил, что ты любишь кофе.

– Кофе действительно очень люблю, но и чай тоже. Тем более что кофе сегодня уже был.

– Чай вызывает особое чувство, которого кофе не дает, – поддержала меня миссис Бладсуорт. – Блэр, садись за стол и ничего не делай, просто отдыхай. Тебе необходим покой. Думаю, слабость еще не прошла.

– Сегодня мне гораздо лучше, чем было вчера вечером, – заметила я, но послушалась и села за деревянный кухонный стол. – Можно сказать, чувствую себя уже почти нормально. А вчера... – Я изобразила рукой качающееся движение.

– Представляю. Отправляйся на работу, Уайатт. Тебе предстоит поймать негодяя, а сделать это, стоя в моей кухне, вряд ли удастся. Не волнуйся, с Блэр все будет в полном порядке.

Однако лейтенанту явно не хотелось уходить.

– Если тебе нужно будет куда-то выйти из дома, – обратился он к матери, – оставь Блэр здесь, не бери с собой. Не хочу, чтобы она показывалась на людях.

– Знаю. Ты же уже меня предупредил.

– И напрягаться ей не стоит, потеря крови совсем не шуточная.

– И об этом ты тоже предупредил.

– Вполне возможно, что Блэр постарается уговорить тебя...

– Уайатт! Я все знаю! – не выдержала Роберта. – Мы же все обсудили по телефону. Неужели ты считаешь меня слабоумной?

К счастью, сын догадался ответить:

– Разумеется, нет. Просто...

– Просто хочешь подстраховаться. На всякий случай. Мы с Блэр будем вести себя примерно, а я постараюсь использовать весь отпущенный мне здравый смысл и не водить девочку из конца в конец по главной улице.

– Ну и прекрасно. – Уайатт поцеловал мать в щеку, подошел ко мне и погладил по спине. Но этого ему показалось мало, а потому он присел возле моего стула на корточки и заглянул в глаза: – Постарайся, чтобы в мое отсутствие с тобой ничего не случилось.