Сначала я услышала голос и лишь потом увидела его самого. Два года разлуки не помешали мне сразу узнать глубокий тембр и то своеобразное произношение, которое явно свидетельствовало, что обладатель его провел на юге далеко не всю жизнь. Да, в последний раз мы виделись два года назад, причем он ушел, даже не попрощавшись. И все же у меня в животе сразу что-то оборвалось – ощущение такое же, как на «чертовом колесе», когда начинаешь двигаться вниз. Целых два года прошло, а сердце так и норовит выскочить из груди.

Хорошо еще, что в тот момент, когда раздался знакомый голос, я находилась в офисе. Герой моего романа стоял за дверью и разговаривал со своими сотрудниками, а потому в запасе у меня оставалось несколько мгновений, чтобы приготовиться к встрече.

Да, нас с лейтенантом Бладсуортом связывала собственная история. Два года назад мы встречались – целых три раза. Звание лейтенанта ему присвоили относительно недавно, примерно с год назад, а в те времена он еще носил звание сержанта. Сержант Бладсуорт.

Может быть, и с вами случалось такое: вы встречаете незнакомого человека, и вдруг что-то происходит с вашей интуицией; каждый ваш гормон встает на цыпочки, вытягивает шею, чтобы как можно лучше видеть, а потом оглушительно кричит: «О Господи! Вот он! Да, это тот самый, которого ты так ждала! Немедленно хватай его и держи как можно крепче!»

Со мной подобное произошло с первого же приветствия. Между нами сразу начали происходить какие-то невероятные химические процессы. Едва я увидела Бладсуорта – а нас познакомила его мать, которая в то время посещала «Фанаты тела», – сердце мое в буквальном смысле затрепетало. Это повторялось при каждой встрече. Возможно, его сердце и не трепетало, но он сосредоточил внимание на моей персоне именно так, как это делают мужчины, когда видят некий объект, к обладанию которым страстно стремятся. Не важно, что это за объект: женщина или плазменный телевизор с огромным экраном. Искра взаимного узнавания оказалась сродни электрическому разряду.

Первое свидание прошло в тумане предвкушения. Первый поцелуй оказался подобен взрыву. Переспать с объектом страстного желания сразу, без промедления, мне помешали два обстоятельства: а) это слишком вульгарно, б) я не приняла противозачаточную таблетку.

Должна признаться, что первое обстоятельство оказалось едва ли не более веским, чем второе, поскольку бушующие гормоны вопили во все горло: «Да, да! Я хочу от него ребенка!»

Гормоны – дураки. Прежде чем пускаться в любовную пляску, им бы стоило немного подождать и оглядеться, чтобы понять, как именно складываются обстоятельства.

Второе свидание оказалось еще более пылким. Поцелуй привел к почти полной утрате одежды. Остановиться меня заставило лишь обстоятельство «б», и это при том, что у партнера оказался кондом. Этим сомнительным изделиям я не доверяю с тех самых пор, когда после нашей с Джейсоном помолвки одно из них лопнуло в самый ответственный момент. Две недели я тряслась от страха, но, к счастью, все обошлось. Свадебное платье уже было готово к последней примерке, так что мама пришла бы в ярость, если бы, не дай Бог, талия невесты вдруг начала расползаться. Обычно я не слишком волнуюсь за мамины нервы – она в состоянии справиться с чем угодно, – но организация пышной свадьбы способна сломить даже самую стойкую и мудрую женщину.

Так что кондомы не для меня; ну разве что в качестве развлечения, если вы понимаете, о чем идет речь. Я твердо решила позаботиться о таблетках уже с самого начала следующего цикла, так как, заглянув в собственное будущее, увидела в нем обнаженного Джефферсона Уайатта Бладсуорта, играющего в этом будущем огромную роль. Действительно огромную. Оставалось лишь продержаться ровно столько, сколько необходимо для полноценного действия таблеток.

На третьем свидании Уайатта словно подменили. Он был невнимательным и вялым, постоянно смотрел на часы, словно не мог дождаться, когда же можно будет наконец уйти. Прощальный поцелуй выглядел чистой условностью – так, холодное прикосновение чужих губ. Уходя, он даже не пообещал позвонить: видимо, не хотел врать, потому что действительно больше не позвонил. Не сказал вообще ничего, даже избитой фразы о том, что хорошо провел время. Больше мы с этим негодяем не встречались.

Я очень обиделась и рассердилась, и за эти два года ни обида, ни злость все еще не прошли. Как он мог так просто уйти, отказавшись от отношений, которые обещали перерасти в нечто необыкновенное? А если не чувствовал того, что чувствовала я, то зачем было срывать с меня одежду? Конечно, парни всегда так поступают, и благослови их за это Господь. Но когда выходишь из подросткового периода, начинаешь ожидать, что одной лишь похотью дело не ограничится, что лужа хотя бы немного углубится и превратится... ну по крайней мере в глубокую лужу, если уж не во что-то иное. Так что если приятель ушел лишь из-за того, что я дважды отказалась совокупляться, то, наверное, можно прекрасно обойтись и без него. Разумеется, я не позвонила и не спросила, в чем дело и что произошло, ведь обида и гнев не позволили бы мне совладать с собственными чувствами. Решила, что позвоню, когда успокоюсь.

Два года промелькнули подобно искре, а до телефона руки так и не дотянулись.

В таком вот состоянии духа я пребывала в ту самую минуту, когда этот человек появился в моем офисе – во всей красе и в полный рост – шесть футов два дюйма. Немного изменилась прическа – темные волосы стали длиннее. Но зеленые глаза смотрели точно также: внимательно, остро и твердо. Эту твердость взгляда полицейским непременно приходится обретать, если они не хотят менять работу. Сейчас прямой проницательный взгляд казался еще острее, чем раньше, и безжалостно прожигал насквозь.

Встреча меня вовсе не радовала. Почему-то очень хотелось ударить старого знакомого, и, наверное, я бы не сдержалась, если бы не была уверена, что тут же буду арестована за нападение на представителя закона. Оставалось сделать то, что в подобной ситуации сделала бы любая уважающая себя женщина: притвориться, что не узнала вошедшего.

– Блэр, – заговорил Бладсуорт, подойдя слишком близко – гораздо ближе, чем следовало. – Ты в порядке?

Какое ему дело? Я взглянула испуганно и слегка взволнованно – именно так, как смотрят женщины, когда мужчина оказывается слишком близко и ведет себя чересчур фамильярно, – и незаметно отодвинула стул.

– Да... все нормально, – сдержанно ответила я и старательно изобразила недоумение, посмотрев так, словно начинала медленно узнавать того, кто обратился ко мне, но пока еще не могла извлечь из глубин памяти нужное имя.

Удивительно, но в зеленых глазах блеснул неподдельный гнев.

– Уайатт, – коротко представился он.

Я изобразила еще большую растерянность.

– Что? – Я наклонилась и попыталась заглянуть ему за спину, словно проверяя, есть ли в комнате полицейские – на тот случай, если странный человек окажется буйным. Честно говоря, это действительно не было лишним.

– Уайатт Бладсуорт. – Слова падали тяжело, словно свинцовые шары. Игра в шарады явно его не забавляла, зато мне она доставляла массу удовольствия.

Старательно шевеля губами, я повторила имя про себя, словно вспоминала, а в следующую секунду изобразила восторг просветления.

– О, конечно! Теперь вспомнила. Прошу прощения, но с именами у меня всегда проблема. Как поживает твоя матушка?

Миссис Бладсуорт умудрилась упасть с велосипеда прямо возле собственного дома и сломать ключицу и пару ребер. Она прервала членство в клубе до полного выздоровления, но больше так и не вернулась.

Уайатт явно не слишком обрадовался, узнав, что является для меня лишь сыном своей матери. Неужели же он ожидал, что я кинусь ему на шею и начну биться в истерике, умоляя больше не уходить? Не дождется. Женщины семейства Мэллори слеплены из другого теста.

– Мама уже почти в норме. По-моему, страдает она не столько из-за сломанных костей, сколько из-за того, что выздоравливает не так быстро, как хотелось бы.