– Это верно, – вмешалась Светка.

– Верно, что охладел? – спросила я.

– Верно, что ведет себя как курица, – ответила Светка. – Продолжай.

– А нечего продолжать. Маруся решила вернуть себе Петю…

– Угу, – заметила Светка, – вернуть то, чего никогда не было.

– Вот именно. Только она этого так и не поняла. Поэтому сейчас она полна планов, как пойдет работать, как станет эдакой энергичной и современной и как Петя сразу же вздрогнет и поймет, что почем.

В трубке раздался шорох.

– Что ты там делаешь? – поинтересовалась я.

– Конфету разворачиваю, – призналась Светка.

– Какую еще конфету? – усмехнулась я. – А как же твоя диета?

Последние несколько недель Светка сидела на суровой диете. Не знаю, зачем это понадобилось ей при ее-то субтильности, но факт остается фактом – она не ела теперь сладкого, мучного и острого.

– Диета! – фыркнула Светка. – Тут такие стрессы из-за Маруси, что нужны дополнительные калории, чтобы их пережить. Да и конфетка-то с ноготь мизинца. Микроскопическая. Сейчас, подожди, проглочу…

Из далекой Германии до меня донеслись звуки, подтверждающие то, что микроскопическая конфетка уже пошла по назначению.

– Маруся оторвана от жизни, – заявила Светка, прожевав конфету.

Оторвана, оторвана, кто ж с этим будет спорить. У Машки все примеры – из жизни сериальных героев. Я и не знала до ее приезда, что телевизионное творчество так богато на различные типажи. Но разнообразие не означает правдоподобие. Мне лично показалось, что все они изрядные идиоты. Каждый по-своему – вот в этом действительно наблюдалось разнообразие, – но нормальных людей в Машкиных примерах не фигурировало. Поэтому чему удивляться, что и сама она решила вести себя по-идиотски.

– Ладно, прощаемся. Пойду поработаю.

– Валяй, – разрешила Светка.

– Вряд ли, конечно, получится…

– А ты начни, глядишь, и втянешься. Втянуться мне так и не удалось. Все время думала о Машке. Наверное, напрасно. Это же ее жизнь, не моя. И потом, ничего смертельного с ней не случилось. Все живы, здоровы, а что до Петюнчикова адюльтера, так Машке и до этого не сладко жилось – что, собственно, изменилось? Однако ж на душе было неспокойно. И Димкин звонок, прозвучавший в половине пятого, бальзама на нее не пролил. А ведь обычно проливал. Правда, и Димка был какой-то квелый.

– Привет, – сказал он бесцветным голосом.

– Привет, – ответила я.

Что-то случилось. Или, может, погода на него давит? На небе собирались тучи. Обещали сильный дождь, даже грозу.

– Тебе не звонила моя жена? – неожиданно спросил Димка.

– Что? – Я поперхнулась яблоком.

– Жена моя, – повторил он, – она тебе, случайно, не звонила?

– А что, должна?

– Да не то чтобы должна, – медленно протянул он, – но я бы не удивился, если бы она уже позвонила тебе.

– Кому-то уже звонила? – Я выделила слово «уже».

– Да почти всем, – меланхолично ответил он. – По списку.

– Какому еще списку?

Неужели у Димки целый рой таких же, как я, девушек для «поболтать и не только»? Как-то слабо верится.

– По списку контактов из моего мобильного телефона. Звонит и спрашивает, кто с ней разговаривает и кем он или она мне приходится. Представляешь, что при этом думают клиенты? Догадываюсь.

– А что это с ней? – аккуратно спросила я.

– Клинит.

– По поводу?

– По поводу, где я и чем занимаюсь, – объяснил Димка.

– А что так резко-то?

Полякова никогда не отличалась темпераментом. «Моя черепашка», – звал ее Димка.

– Не знаю, – честно сказал он.

– Ты что-то вытворил из ряда вон? – предположила я.

– Нет, – отказался он. – Как всегда. Я был как всегда.

Это означало, что дома он появлялся эпизодически, объяснениями по поводу того, где и с кем был, жену не утомлял. И чем она жила все те часы, пока они не видели друг друга, особо не интересовался. Таков был Димка. Во главу угла ставил свою независимость. Надо отдать ему должное – предполагал, что и другим хочется от жизни того же, поэтому и не вязался к жене с расспросами о ее житье-бьгтье в его отсутствие. Но жене, как выяснилось, это все осточертело.

– А она полезла на стенку, – продолжал Димка. – Может, у нее климакс?

– В тридцать пять? – усмехнулась я.

– Может, аномалия.

Аномалия ли это – желать быть в курсе того, чем живет твой муж?

– Аномалия – это то, что раньше она на все смотрела сквозь пальцы.

– Под «всем» что ты подразумеваешь? – обозлился вдруг Димка. – Я ей не изменял..

– Ну да, ну да, – ехидно заметила я, – а я?

Он помолчал немного:

– Знаешь, Зарубина, на фоне других я просто идеальный муж.

Знаю. Согласна. Все в мире относительно, и на фоне других Димка – просто герой. Хотя бы потому, что на все готов ради дочек. Но Поляковой, видимо, требовалось еще кое-что, кроме этого.

– Боюсь, не порвет ли кого ненароком, – со вздохом проговорил Димка.

– Чур только не меня, – испугалась я. – Терпеть не могу эти бабские разборки.

– Если до сих пор она не проявилась у тебя, может, все обойдется.

– Тьфу, тьфу, – поплевала я.

– Звони, если что, – велел Димка.

– Непременно.

Вита… ну что вот она хочет этим добиться? Ну узнает всю правду о Димке. Дальше что? Я с ней даже разговаривать не буду. Димка не первый у меня, кто оказался женатым. И я всегда считала, что это их проблемы, не мои. Какие могут быть претензии ко мне? Они не щенки на поводочке, чтобы брать их голыми руками и уводить, куда вздумается. Они сами туда идут. С превеликим, надо сказать, удовольствием. Вот только когда дело доходит до ответственности, так сразу начинается впадание в детство и пускание слюны: это, мол, все она. Надеюсь, Димка не такой слабак.

Что до Машки, так в следующие несколько дней дома ее было не застать.

«Мамы нет», – отвечали дети. Или вообще из трубки бежали длинные гудки. Я пыталась дозвониться до Маруси раз десять, все безуспешно. Итак, перемены были налицо – Машка явно внедрялась в новую жизнь. Интересно, кем она намеревается работать? Я не могла придумать ни одной профессии, куда бы Марусю взяли сразу же, без лишних проволочек. Уж слишком давно отсутствовала она на рынке труда. Слишком сильно там все переменилось. Она хоть догадывалась об этом? Или брала на вооружение опыт все тех же сериальных девиц, которые в первой серии еще никто и звать их никем, а во второй у них уже все на мази? Ой, шмякнется она с высоты своих иллюзий на жесткую землю. Даже думать об этом не хотелось.

– Ну, как там? – одолевала меня Светка.

– Не в курсе, – в сердцах отвечала я. – Не могу дозвониться. Все время нет дома.

– Понятно, – ворчала Светка, – претворяет в жизнь свои безумные планы. Боже мой! – стонала она. – Ну вот кем, кем Маруся может работать?!

И мы прощались в растрепанных чувствах. До следующего звонка. Следующий разговор с точностью до последней буквы и запятой повторял предыдущий. А до Маруси было все так же не дозвониться.

– В общем-то дальнейший ход событий ясен, – однажды сказала Светка. – Сначала она найдет себе работу. Потом сменит имидж. Покрасится или там примется худеть как одержимая…

– Не знаешь, – перебила я, – почему все начинают именно с этого?

– Не-а, – зафыркала Светка, – наверное, все из-за рекламы. Так вот, потом подключится к Интернету и будет организовывать свою отдельную жизнь там. И все для того, чтобы доказать Пете, что она тоже ого-го! При этом так будет занята своей бурной деятельностью, что даже не обратит внимания на то, что Пете это до левой задней. Глядишь, так пройдет пара-тройка лет…

– Потом она все-таки заметит… – подхватила я.

– Нет, – возразила Светка, – ни черта не заметит. Там ведь нечего замечать, ты что, не помнишь? Петя никак не изменился. Все останется как прежде. А вот Маруся будет считать, что отвоевала Петю. Что он опять ее полюбил…

– Опять? – усмехнулась я.

– Не перебивай, – рявкнула Светка, – с мысли собьюсь! Вот, значит, будет она считать, что отвоевала его просто потому, что столько всего сделала с собой. Это опять к вопросу об иллюзиях. Мы создаем мысленно тот мир, в котором живем. Verstehen?