– Возможно, Эмберги знал, – перебила я. – Мне только хотелось услышать, что ты был не в курсе.

– Клянусь, я ни сном ни духом, – уверил меня Билл. – Если бы мне что-то стало известно, я бы тебя предупредил. Кей, я бы ринулся к ближайшей телефонной будке и...

– И Супермен бы отдыхал.

– Черт, – пробормотал Билл, – ты что, смеешься надо мной?

Больц напустил на себя мальчишескую обидчивость. У него всегда было в запасе множество ролей, и с каждой он великолепно справлялся. Иногда я сомневалась в том, что он влюблен в меня. Может, это просто очередная роль.

Я бы голову дала на отсечение, что половина женского населения Ричмонда видела Билла Больца в самых сладких снах, и менеджер, проводивший предвыборную кампанию, умело этим пользовался. Фотографии Билла улыбались с дверей ресторанов и супермаркетов, с телеграфных столбов и жилых домов. И кто же устоит перед таким красавцем – волосы светлые, загар в любое время года (недаром Билл часами играет в теннис на открытом воздухе)? Лицо мистера Больца прямо-таки притягивало взгляды.

– Билл, никто над тобой не смеется, – устало ответила я. – Давай не будем ссориться.

– А я и не ссорюсь.

– Я так устала. Ума не приложу, что делать.

Билл явно уже думал об этом, потому что сразу сказал:

– Было бы неплохо, если бы ты прикинула, кто интересовался твоим компьютером. – Он выдержал паузу. – А еще лучше, если бы нашла доказательства своим подозрениям.

– Доказательства? – Я так устала, что еле ворочала языком. – Ты хочешь сказать, что кого-то подозреваешь?

– Да. Только у меня нет никаких видимых оснований.

– Кого? – Я зажгла сигарету.

Билл обвел взглядом кухню.

– Первая в списке подозреваемых – Эбби Тернбулл.

– Очень свежая мысль.

– Кей, я серьезно.

– Да, она амбициозна – и что с того? – сказала я нетерпеливо. – Тебе не кажется, что ее имя упоминается слишком часто? Эбби не настолько влиятельна, как кое-кому хотелось бы думать.

Билл со звоном поставил бокал на стол.

– Конечно, не настолько, черт возьми, – резко произнес он. – И все же Тернбулл – настоящая змея. Я знаю, что она карьеристка и все такое. Она даже хуже, чем кажется. Эбби злая и умеет манипулировать людьми. Она очень, очень опасна. Эта сука на все способна.

Билл говорил с такой горячностью, что я просто опешила. Обычно он не употреблял подобных выражений по отношению к кому бы то ни было. Особенно если знал человека недостаточно – а, по моим предположениям, Билл знал Эбби недостаточно.

– Вспомни, что она обо мне писала всего месяц назад.

Недавно "Таймс" наконец поместила очерк (между прочим, обязательный) о прокуроре штата. Очерк был длинный, вышел в воскресном номере, и я не помнила, что конкретно Эбби в нем настрочила. Единственное, что мне врезалось в память, – это нейтральный стиль. Зная Эбби, можно было ожидать гораздо более яркой статьи.

Так я и сказала Биллу.

– Насколько помню, статья была беззубая. От таких ни холодно ни жарко.

– Это неспроста, – вспылил Больц. – Подозреваю, что она собиралась писать совсем не то, что ее в конце концов заставили накропать.

Билл намекал совсем не на нейтральность очерка. Нет, тут крылось что-то другое. Я напряглась.

– В тот день она мне всю душу вымотала. Таскалась со мной повсюду, на все встречи, даже в химчистку поехала, и все в моей машине. Ты же знаешь, до чего эти журналюги назойливые. Стоит зазеваться – и они в туалет за тобой проскользнут. Ну так вот, чем ближе к вечеру, тем более неприятный и неожиданный оборот принимали дела.

Билл замолчал, чтобы уяснить, понимаю ли я, куда он клонит.

Я прекрасно понимала.

Билл продолжал с серьезным лицом:

– Она просто довела меня своим постоянным присутствием. На последнюю встречу мы поехали примерно в восемь. Потом она настояла на совместном ужине. Ужин оплачивала газета, а эта выдра еще не все вопросы мне задала. Не успели мы выйти из ресторана, как Эбби заявила, что ей дурно – перебрала, а может, переела. Короче, она хотела, чтобы я отвез ее не в редакцию, где была припаркована ее машина, а прямо домой. Я так и сделал – доставил ее к дому. И только я затормозил у ворот, как она у меня на шее повисла. Вот был кошмар.

– А ты что? – спросила я с деланным равнодушием.

– А я ничего. Она, естественно, обиделась – это же надо, отказать, если женщина просит! С тех пор она пытается стереть меня в порошок.

– И в чем это выражается? Она тебе звонит, а может, шлет письма с угрозами?

Я, конечно, спросила в шутку. Но ответ Билла меня весьма озадачил.

– А ты посмотри, что она обо мне пишет. А твоя база данных? Может, я псих, только мне кажется, тут личные мотивы...

– Утечка информации? Ты думаешь, Эбби влезла в мой компьютер и пишет статьи с сенсационными подробностями, чтобы стереть тебя в порошок?

– А если дойдет до суда, кому, по-твоему, не поздоровится?

Я не ответила. Я смотрела на Билла, не веря собственным глазам.

– Мне, кому же еще. Я буду вести эти дела. Преступления и без того гнусные, процесс и так станет сенсацией, а Тернбулл своими статейками еще усугубляет ситуацию. Меня по головке за это не погладят. И Тернбулл это знает, Кей, можешь не сомневаться. Она мне подлянку готовит.

– Билл, – произнесла я, понизив голос. – У Эбби работа такая – вынюхивать, делать из мухи слона. На то она и журналистка. Но не это главное. Главное – с помощью ее статей можно будет оказать давление на суд, только если единственной уликой будет признание обвиняемого. Тогда защита станет склонять его к отказу от своих показаний. Защита будет построена на том, что обвиняемый страдает психозом, а подробности убийств узнал из газет. Он якобы лишь воображает, будто совершил эти преступления. Выродок, что убил несчастных женщин, не признает себя виновным, нечего и рассчитывать на это.

Билл осушил бокал и налил еще вина.

– Возможно, копы будут разрабатывать эту версию. Скорее всего заставят подозреваемого заговорить. Может, именно так у них все и происходит. И не исключено, что с преступниками его будет связывать только это обстоятельство. Ведь у нас нет ни единого вещественного доказательства, которое нельзя было бы оспорить.

– Ни единого вещественного доказательства? – перебила я. Не иначе, я ослышалась. А может, Билл просто перебрал и теперь не понимает, что говорит? – Да ведь преступник оставил чуть ли не литр спермы. Когда его поймают, тест на ДНК подтвердит его виновность.

– Ах да, как же я забыл про ДНК. В нашем штате результаты теста на ДН К доходили до суда от силы два раза. Прецедентов практически нет, приговоров общенационального масштаба еще меньше, а по тем, что все-таки были вынесены, поданы апелляции. Эти процессы до сих пор не завершены. Попробуй объяснить суду присяжных в Ричмонде, что человек виновен на основании результатов теста на ДНК. Хорошо, если хоть один присяжный знает, как ДНК расшифровывается. У нас ведь как? Наш суд – самый гуманный суд в мире: оправдает каждого, у кого коэффициент IQ выше сорока пунктов. Я уже столько об этом говорил...

– Билл...

– Черт! – Больц забегал по кухне кругами. – У нас не вынесешь приговор, даже если пятьдесят человек присягнут, что видели, как преступник спустил курок. Адвокаты найдут кучу компетентных свидетелей, лишь бы воду замутить и безнадежно запутать дело. Тебе ли, Кей, не знать, насколько сложно провести тест на ДНК.

– Билл, мне не раз приходилось объяснять присяжным не менее сложные вещи.

Он хотел что-то сказать, однако осекся, снова обвел взглядом кухню и глотнул вина.

Повисла напряженная тишина. Если исход судебного процесса зависит исключительно от результатов теста на ДНК, то получается, что я – главный свидетель, выступающий со стороны обвинения. Мне неоднократно приходилось фигурировать в этом качестве, и что-то я не припомню, чтобы Билл так на данную тему переживал.

Теперь все было иначе.

– Да в чем дело, Билл? – Я прямо-таки заставила себя задать этот вопрос. – Ты волнуешься из-за наших отношений? Думаешь, кто-нибудь о них объявит и нас обвинят в служебном романе, скажут, что я подтасовываю результаты анализов, чтобы помочь обвинению?