– Мы ведь еще не уверены, что он пользуется мыльным порошком, – охладила я Вандеров пыл.

– Да-да, конечно.

Хоть бы в лаборатории определили, что "блестки" на телах жертв – это и есть мыльный порошок! Но одного нашим химикам – да и никому – точно не выяснить: каково происхождение "блесток" на конверте и, если уж на то пошло, как сам конверт оказался в морозильнике.

Проснулся мой внутренний голос и снова стал меня изводить.

"Ты просто не можешь признать, что ошиблась, – зудел он. – Ты не хочешь принять правду. Ты сама перепутала ярлыки, а "блестки" попали на конверт с твоих собственных рук".

Но что, если?.. Что, если все было не так безобидно? Я молча спорила с внутренним голосом. Что, если некто с каким-то умыслом положил конверт в морозильник и "блестки" попали на картон вовсе не с моих рук, а с рук этого злоумышленника? Странное предположение. Да, что-то фантазия разыгралась не на шутку.

Однако похожие "блестки" были найдены на телах всех четырех задушенных женщин.

Я знала, что, помимо меня, к конверту прикасались Винго, Бетти и Вандер. К конверту могли прикасаться еще только трое – Таннер, Эмберги и Билл.

Перед моим мысленным взором всплыло лицо Билла. Память услужливо развернула передо мной все события понедельника, и мне стало не по себе. Во время совещания с Эмберги и Таннером Билл вел себя так холодно, так отстраненно. Он даже в глаза мне смотреть не мог – ни у Эмберги в кабинете, ни позже, у меня в конференц-зале.

Я живо вспомнила, как с колен Билла соскользнули дела четырех жертв маньяка и в беспорядке рассыпались на полу. Таннер тут же предложил помочь их собрать – совершенно естественно предложил, из простой учтивости. Но именно Билл собрал все бумаги, среди которых находились и незаполненные ярлыки. Затем они с Таннером разложили бумаги по папкам. Прихватить ярлык и сунуть его в карман – пара пустяков...

Потом Эмберги и Таннер ушли вместе, а Билл остался со мной. Мы еще поговорили в кабинете Маргарет – минут пятнадцать, не больше. Билл был такой нежный, убеждал меня, что пара бокалов и вечер наедине способны творить чудеса.

Билл ушел, а я осталась – то есть никто не видел, каким путем он выходил из здания и куда направился...

Я гнала эти мысли, эти образы, я не позволяла себе плохо думать о Билле. Какой кошмар! Неужели я потеряла контроль над собой? Билл на такое не способен. Во-первых, зачем? Невозможно представить, какую выгоду он бы извлек из подобного саботажа. Наоборот, путаница с ярлыками испортила бы ему все обвинение, с которым он должен был выступать в суде. Да что там испортила бы – путаница стала бы крахом всей карьеры Билла!

"Ты, – продолжал внутренний голос, – ищешь крайнего, потому что не хочешь признать простую вещь: ты, возможно, сама виновата!"

В моей практике еще не было более сложного дела, чем эти зверские убийства, и страх охватывал меня при мысли, что я не справляюсь. Вдруг я разучилась мыслить логически, просчитывать каждый шаг? Вдруг наделала непростительных ошибок?

– Мы выясним химический состав этого чертового мыла, – приговаривал Вандер.

Как дотошные покупатели, мы должны были найти коробку из-под мыльного порошка и прочитать, какие ингредиенты входят в его состав.

– Я поищу в женских туалетах, – вызвалась я.

– А я займусь мужскими.

Занятие оказалось не из приятных.

Без толку прочесав женские туалеты во всем здании, я сообразила обратиться к Винго – в его обязанности входило следить, чтобы в туалетах всегда было мыло. Винго направил меня в подсобку, находившуюся на первом этаже, недалеко от моего кабинета. Там-то, на верхней полке, сразу за кучей тряпок, я и обнаружила большую серую коробку с надписью "Борное мыло".

Значит, основной ингредиент – бура.

Я быстро справилась по химическому справочнику и выяснила, почему мыльный порошок сиял, как салют в День независимости. Бура входит в состав бора, кристаллического вещества, которое проводит электричество, подобно металлу при высоких температурах. Диапазон использования буры в промышленности достаточно широк – от изготовления керамики, некоторых видов стекла, стирального порошка и дезинфекторов до производства абразивов и ракетного топлива.

По иронии судьбы львиная доля буры добывается в Долине смерти.

Вечер пятницы наступил и прошел. Марино не позвонил.

В субботу, в семь утра, я уже была в морге и судорожно листала журнал учета.

Мне не требовались уверения – я не сомневалась, что в случае чего узнаю обо всем одна из первых. В журнале не было записей о поступлении новых трупов, но тишина казалась зловещей.

Я не могла отделаться от мысли, что где-то меня поджидает труп очередной жертвы маньяка, что кошмар не закончился. С замиранием сердца я ждала звонка Марино.

В половине восьмого из дома позвонил Вандер.

– Пока ничего? – спросил он.

– Как только – так сразу. Не волнуйся, я тебе сообщу.

– Я буду на телефоне.

Лазер стоял на каталке в Вандеровой лаборатории – в случае необходимости нужно было только перевезти его в рентгеновский кабинет. Я заняла первый стол для вскрытия – накануне вечером Винго натер его до зеркального блеска и оставил на каталках все необходимые хирургические инструменты и контейнеры для проб и вещественных доказательств. Пока ни стол, ни инструменты никому не понадобились.

У меня на субботу было два трупа – погибший от передозировки кокаина прибыл из Фредериксбурга, утопленник – из округа Джеймс-Сити.

Приближался полдень. Мы с Винго заканчивали вскрытие.

Винго со скрипом проехался кроссовками по влажному кафельному полу, прислонил швабру к стене и выдал:

– Провалиться мне на этом месте, если сегодня ночью добрая сотня полицейских не работала сверхурочно.

– Будем надеяться, их труды были не напрасны, – ответила я, продолжая заполнять свидетельство о смерти.

– Были бы, если б они охотились за мной. – Винго принялся поливать из шланга заляпанный кровью стол. – Преступник не дурак, он дома отсиживается. Один коп сказал мне, что полиция останавливает каждого, кто ночью ходит по улицам. У всякого, кого заметят, проверяют документы. Да еще и чек со стоянки потребуют, если машину обнаружат в окрестностях.

Я подняла глаза на Винго:

– Какой, говоришь, коп тебе об этом поведал?

Сегодня к нам не поступали трупы из Ричмонда, соответственно и полицейские из Ричмонда не приезжали.

– Один из тех копов, что привезли утопленника из Джеймс-Сити.

– Коп из округа Джеймс-Сити? Откуда ему известно, что делается по ночам в Ричмонде?

Во взгляде Винго читалось: "Что ж тут непонятного?"

– Его брат служит в полиции в Ричмонде, – объяснил мой ассистент.

Я отвернулась, чтобы скрыть раздражение. Вот что называется "язык без костей". Какой-то коп, у которого брат, видите ли, служит в Ричмонде, запросто – и в красках – рассказывает первому встречному обо всех делах в полиции. Интересно, что он еще разболтал? Слишком много толков. Я другими глазами посмотрела на возникшую ситуацию – да уж, опасаться следовало всего и всех...

Винго продолжал:

– Мне кажется, преступник залег на дно. Решил выждать, пока все успокоятся. – Винго сделал паузу. По столу барабанили струи воды. – Тут одно из двух: либо маньяк затих, либо сегодня ночью он еще кого-то задушил, просто тело пока не обнаружили.

Я молчала, еле сдерживая гнев.

– А вообще-то кто его разберет? – Голос Винго заглушала вода. – Как-то не верится, что он так скоро взялся за свое. Ведь риск-то какой! Но я слыхал одну версию: вроде как такие маньяки, убив несколько человек, становятся безрассудными, будто дразнят, а на самом деле они хотят, чтобы их поймали. Получается, преступник уже и не хочет убивать, а все равно убивает и умоляет, чтобы ему помогли остановиться...

– Винго! – попыталась я прервать его тираду.