— Идей полно, — сказал я. — Какая из них правильная — понятия не имею. Подозреваю, что дальше нас между собой стравливать будут.

— Пока всего одна группа не останется? — спросила Ника.

— Точно, — кивнул я. — Так и будет. А потом попытаются между собой стравить, наверное. Пока один не останется.

— Ну тут у них, думаю, ничего не получится, — проговорила девушка.

Чех промолчал. А я прекрасно знал, о чем он подумал. Это против нас у админов рычагов давления нет, а вот против наемника он вполне себе имеется. Бомба у него в голове.

— Может все-таки свалите? — спросил вдруг он. — С новым железом шансов больше. До Периметра дойдете без проблем, там двинете в Новую Казань. Попытаетесь найти хакера, которые перепрошьют вас, вернут доступ в сеть. Потом новые личности…

— Нет, — прервал его я. — Если будут стравливать между собой, одному тебе туго придется.

— Мы остаёмся, — кивнула Ника.

— Упертые, — проговорил наемник, но замолчал.

Я встал, подошёл к окну, повернул ручку и потянул на себя створку. В помещение ворвался поток свежего воздуха, теплого. Тело приятно холодило.

Вернулся на диван, забрал флягу, отпил.

— Короче, было весело, — сказал я. — Но будет ещё веселее. Правда, я не знаю, что придумают шоураннеры, чтобы дальше нас стравливать. Груз сбрасывали, жирный, ничего не скажешь. Подземная лаборатория — тоже тот ещё куш. И ведь три дня что-то творилось, а у нас даже уведомлений нет.

— Не думаю, что они будут повторяться, — кивнул Чех. — Им ведь нужно постоянно внимание зрителей удерживать. Стоит на секунду зазеваться, и все.

— Кстати, а почему они второй сезон решили здесь проводить, а не в Севасе, скажем? — спросила Ника. — Там ведь тоже зомби.

— Ты представляешь, сколько они заплатили, чтобы под свои нужды целый город выкупить, пусть и мертвый? — спросил Чех. — То то и оно. И то, видишь, им пришлось официальное объяснение дать, что они нас сюда не просто умирать отправляют, а зомби истреблять.

— Думаю, город не выкупали, а в аренду брали, — сказала Ника. — Надолго. Сезонов так на пять. И наверняка затраты уже отбили. А как Казань зрителю надоест, так и Севас в ход пойдет.

— Если конкуренты раньше не подсуетятся, — кивнул я. — Они ведь могут и аналог запустить. А прикинь, если они в Волкове сезон запустят?

— В Волкове? — спросила Ника. — Да там, небось, давно руины одни. Сколько лет-то он заброшенный стоит? Пятьдесят?

— Сорок семь, — сказал Чех. — Не сильно-то и дольше Казани. Плюс там климат другой. Это Урал. Но я не думаю, что Волков им отдадут. Там ведь лаборатории эти, где вирус разработали. Я смотрел пару стримов людей, которые забраться туда пытались. Закончились они неудачно. Одни попались на входе, их посадили вроде как. Другие забрались внутрь, нарвались на зомби, двинули обратно. Там их и положили всех. Даже разбираться не стали.

— Жёстко это, — сказал я. — Жёстко. Нет, не дадут им Волков. Слишком уж история вокруг него секретная. Никто не знает, выжил там кто-то или нет в итоге. Сами ведь знаете, данных по по тому, что там произошло, так никто и не рассекретил.

Разговоры не отвлекали, меня по-прежнему трясло. Усидеть на месте не удавалось. Я прошел через гостиную и открыл шкаф. Внутри оказались книги.

Вот уж кому пришло в голову хранить книги в закрытом шкафу, честное слово? Обычно их выставляют напоказ.

Открыл второй и нашел мини-бар, практически пустой, там была всего пара бутылок. Одна с вином, вторая с водкой. Я никогда ее не любил, но сейчас схватился именно за нее.

Свернул крышку, понюхал. Остро запахло спиртом. В чем плюс водки — так это в том, что в правильно закрытой бутылке она может храниться практически бесконечно. Портиться там нечему, это ведь просто разбавленный водой спирт.

До сих пор есть некоторые любители самогона, которые зовут его «хлебным вином». И до сих пор жалуются, что в свое время, придумав водку и введя ее в оборот правители России уничтожили целую культуру производства этого самого хлебного вина.

Не знаю, правда это или нет, но я приложился к бутылке и сделал несколько больших глотков. Глотку обожгло, в животе словно взорвалась бомба, стало очень тепло. Пить теплую водку — затея неудачная, но я не собирался наслаждаться вкусом, я хотел просто чтобы меня немного отпустило.

В голове будто разжалась невидимая пружина. Трясти перестало. Наконец-то пришло понимание, что наше сегодняшнее приключение уже позади. И да, впереди нас наверняка ждёт новое, но это будет уже позже. А сейчас можно допить бутылку на троих, поесть, а потом завалиться спать.

И дрыхнуть со спокойной душой до следующего утра, до того самого момента, пока зомби не станут вялыми. А потом куда-то идти. Неважно, куда, может быть, на базу, а может по очередному зову шоураннеров. Где придется опять засунуть голову в петлю и сыграть в русскую рулетку.

— Будете? — спросил я, протянув бутылку своим товарищам.

Ника протянула руку в ответ первой, сделала несколько глотков и закашлялась. Лицо девушки покраснело, но несмотря на то, что Чех попытался забрать бутылку, она ее не отдала. Наконец, поборов приступы кашля, выпила еще, после чего протянула бутылку наемнику.

Он взболтал ее, выпил, ухмыльнулся. Отпил ещё. Бутылка вернулась ко мне.

— Теплая, — сказала Ника, будто оправдываясь. — Противная.

— Не пьем, а лечимся, — сказал Серёга.

— Как будто тебе мало чего теплого и противного приходилось глотать, — ухмыльнулся я и отпил из бутылки ещё.

Прошел через зал, уселся на диван, раскинув руки.

Ника вдруг встала, подошла ко мне и уселась рядом, положив голову на плечо моей искусственной руки. Обняла меня. Это было первое проявление чувств за долгое время. И на дурацкую шутку она, кажется, совсем не обиделась.

— Как думаете, нас реально отпустят? — спросила она.

— После чего? — не понял я.

— После того, как мы выиграем в шоу. Тот пиджак, что приходил ко мне в тюрьму, плел очень красиво. Что после победы можно будет всю жизнь не работать, а только интервью давать и в рекламе сниматься. Я, естественно, не поверила ни слову, просто ситуация так сложилась, что если бы осталась в тюрьме, то жить мне пришлось бы совсем недолго.

— Ну, у вас хотя бы был выбор, — сказал Чех, вытянув ноги вперёд. — Меня вообще никто не спрашивал. Просто передали из тюрьмы одной корпорации в тюрьму другой. А здесь ведь люди не только из обычных тюрем есть, но и из долговых лагерей банков. Как я понял.

— И все рассчитывают на то, что они победят, — сказал я.

— Да никто на это не рассчитывает, — поморщился Серёга. — Всем просто хочется прожить немного дольше. Если подумать, то чем жизнь в Новой Москве отличается от жизни здесь? Умереть в любой момент можно и там, и там. У меня, например, из одноклассников больше трети уже мертвы. И это только те, про кого я знаю.

— Ещё треть сидит, — сказал я. — А ещё треть охраняет. У меня так же, наверное, хотя я с одноклассниками не общался очень давно. Всегда одиночкой был.

— По тебе не скажешь, — проговорила Ника. — Ты ведь стал Легендой. В нескольких «андерах» Новой Москвы в твою честь коктейли назвали, где-то даже блюда.

— Монетизируют имя, — я усмехнулся. — А я ни в одном из «андеров» помимо «Коробки» и не был. И то потому что меня Чех туда привел. Я наемничал-то сколько? Меньше полугода?

— Вот видишь, тебе хватило, — проворковала она.

— А ты реально всё это один сделал? — спросил Чех. — В одиночку взорвал башню «Губерния»? В одиночку вырезал почти всех «Резаков»?

— Да нет, конечно, — ответил я. — Мне помогали. У человека, который подбил меня на эту историю с башней, внутри были свои люди. Они добавили меня в систему безопасности, а потом перекрыли вход, чтобы никто не мог войти в здание. Ну и системы связи отключили, чтобы полиция раньше времени не приехала. А с «Резаками» мне тоже помогли. Я никогда не делал ничего один.

Я поморщился. Вспоминать, что случилось с теми, кто мне помогал, не хотелось. Я ведь и Чеха считал мертвым долгое время, но он вот воскрес. Правда на воскресение остальных рассчитывать не приходилось, потому что такое уже точно не лечится.