Мы отправили нашему терпевшему неудачу французскому союзнику в момент смертельного кризиса, когда Германия вскоре должна была со всем неистовством обрушиться на нас, единственные две сформированные дивизии — южношотландскую 52-ю и канадскую 1-ю; это делает нам честь и искупает то, что мы смогли направить во Францию в первые восемь месяцев войны весьма ограниченные силы. Оглядываясь назад, я сейчас удивляюсь, каким образом в момент, когда мы были преисполнены решимости продолжать войну не на жизнь, а на смерть и находились под угрозой вторжения, когда было ясно, что Франция терпит поражение, у нас хватило выдержки лишить себя всех остававшихся у нас боеспособных воинских соединений. Это было возможно только потому, что мы понимали трудности форсирования Ла-Манша без господства на море и в воздухе или при отсутствии необходимых десантных судов.
Во Франции, за Соммой, мы все еще имели северошотландскую 51-ю дивизию, которая была отведена с линии Мажино и находилась в хорошем состоянии, а также южношотландскую 52-ю дивизию, направлявшиеся в Нормандию. Мы имели там также нашу 1-ю (и единственную) бронетанковую дивизию без танкового батальона и поддерживающей группы, которые были направлены в Кале. Однако эта дивизия понесла большие потери при попытках форсировать Сомму по плану Вейгана. К 1 июня осталась только треть ее численности и она была переправлена через Сену для пополнения. В то же время на базах во Франции была набрана сводная группа, известная под названием «группа Бомана». Она состояла из девяти импровизированных пехотных батальонов, вооруженных главным образом винтовками и имевших очень мало противотанкового оружия. У нее не было ни транспорта, ни службы связи.
Французская 10-я армия, включавшая этот английский контингент, пыталась удерживать линию Соммы. Одна лишь 51-я дивизия занимала фронт протяжением 16 миль, и остальная часть армии находилась в таком же напряженном положении. 4 июня вместе с французской дивизией и французскими танками она атаковала немецкий плацдарм у Абвиля, но без успеха. 5 июня начался последний этап битвы за Францию. Французский фронт состоял из 2, 3, и 4-й групп армий. 2-я группа обороняла Рейнский фронт и линию Мажино. 4-я стояла вдоль Эны; а 3-я — от Эны до устья Соммы. 3-я группа армий включала 6, 7 и 10-ю армии; в состав 10-й армии входили все английские силы во Франции. Вся эта огромная линия, которую занимали в тот момент почти полтора миллиона человек, или около 65 дивизий, должна была подвергнуться нападению 124 немецких дивизий, которые также образовали три группы армий, а именно: береговой сектор — Бок; центральный сектор — Рундштедт; восточный сектор — Лееб. Эти группы атаковали соответственно 5, 9 и 15 июня. Ночью 5 июня мы узнали, что немцы утром предприняли наступление на фронте протяжением 75 миль от Амьена до дороги Лаон — Суассон. Это была война в крупнейшем масштабе.
Мы видели, как немцы попридержали свои танки и не пустили их в ход в Дюнкеркском сражении, чтобы сберечь для конечной фазы войны во Франции. Теперь все эти танки обрушились на слабый и импровизированный, трещавший по швам французский фронт между Парижем и морем. Здесь можно описать только сражение на прибрежном фланге, в котором мы участвовали. 7 июня немцы возобновили свою атаку и две дивизии устремились на Руан, чтобы расколоть французскую 10-ю армию. Находившийся на левом фланге французский 9-й корпус, включая северошотландскую дивизию, две французские пехотные дивизии и две кавалерийские дивизии или их остатки, был отрезан от остальной части 10-й армии. «Группа Бомана», поддержанная 30 английскими танками, пыталась теперь прикрывать Руан, 8 июня они были оттеснены к Сене, и ночью того же дня немцы вступили в Руан.
51-я дивизия с остатками французского 9-го корпуса была окружена в районе Руан, Дьеп.
Мы еще перед этим были сильно обеспокоены тем, как бы эта дивизия не была оттеснена к Гаврскому полуострову и, таким образом, отрезана от главных армий. Ее командиру генерал-майору Форчуну было приказано отступить в случае необходимости в направлении Руана. Находившееся уже в состоянии разложения французское командование запретило такое движение. Мы неоднократно обращались с настоятельными представлениями, но все они оказались бесполезными. Упрямый отказ считаться с фактами имел своим результатом гибель французского 9-го корпуса и нашей 51-й дивизии. 9 июня, когда Руан уже находился в руках немцев, наши войска снова чуть не дошли до Дьепа в 35 милях к северу. Лишь тогда были получены приказы отступить к Гавру. Для прикрытия этого движения была отправлена в обратном направлении группа войск, но прежде чем основные ее части смогли тронуться в путь, появились немцы. Устремившись с востока, они вышли к морю, и большая часть 51-й дивизии, а так же много французов оказались отрезанными. Это был грубый просчет, потому что опасность была очевидной еще за три дня до этого.
10 июня после ожесточенных боев дивизия отступила вместе с французским 9-м корпусом к Сен-Валери, ожидая эвакуации морем. Тем временем все остальные наши части на Гаврском полуострове быстро и без помех грузились на корабли. В ночь на 12 июня туман помешал кораблям эвакуировать войска из Сен-Валери. К утру 12 июня немцы вышли к морским скалам на юге, и побережье оказалось под прямым обстрелом. В городе появились белые флаги. Французский корпус капитулировал в 8 часов, и то же самое были вынуждены сделать остатки северошотландской дивизии в 10 часов 30 минут утра. Спаслись только 1350 английских офицеров и солдат и 930 французов; 8 тысяч человек попали в плен к немцам. Я был раздражен тем, что французы не дали нашей дивизии вовремя отступить к Руану и заставили ее оставаться на месте до того момента, когда она уже не смогла ни достичь Гавра, ни отступить на юг и, таким образом, была вынуждена капитулировать вместе с их собственными войсками.
Примерно в 11 часов утра 11 июня от Рейно было получено сообщение, переданное также по телеграфу президенту. Французская трагедия развивалась и быстро шла к своему концу. На протяжении последних дней я настаивал на созыве Верховного совета. Встретиться в Париже мы уже не могли. Нам не говорили, как там обстоят дела. Немецкие передовые части, безусловно, находились очень близко. Мне с трудом удалось договориться о встрече, но настаивать на церемонии время сейчас было неподходящее. Нам нужно было знать, что намерены делать французы. Рейно сообщил мне, что может нас принять в Бриаре, вблизи Орлеана. Правительство переезжало из Парижа в Тур. Французская главная штаб-квартира находилась близ Бриара. Рейно указал аэродром, на который я должен был приземлиться. Я охотно распорядился приготовить «фламинго» в Хендоне ко второй половине дня, и с одобрения моих коллег, полученного на утреннем заседании кабинета, мы вылетели около 2 часов дня.
То была моя четвертая поездка во Францию; и поскольку преобладали военные дела, я попросил военного министра Идена, а также генерала Дилла, занимавшего теперь пост начальника имперского генерального штаба, и, конечно, Исмея сопровождать меня. Немецкие самолеты сейчас залетали далеко в глубь Ла-Манша, и нам приходилось делать еще больший круг. Как и раньше, «фламинго» сопровождали 12 «харрикейнов». Через пару часов мы приземлились на небольшой посадочной площадке. Там находилось несколько французов, и вскоре прибыл на автомобиле французский полковник. Я держался бодро и уверенно, как это принято, когда дела обстоят очень плохо, но француз был грустен и безучастен. Мне сразу же стало ясно, насколько ухудшилось положение с тех пор, как неделю назад мы встретились в Париже.
Через некоторое время нас доставили в замок, где мы встретили Рейно, маршала Петэна, генерала Вейгана, генерала авиации Вийемена и других французов, включая сравнительно молодого генерала де Голля, который только что был назначен заместителем министра национальной обороны. Совсем рядом на железнодорожном пути стоял штабной поезд, в котором разместились некоторые из сопровождающих нас лиц. В замке имелся всего лишь один телефон, который находился в гардеробной. Телефонная линия была крайне загружена, приходилось долго ждать и без конца кричать в трубку.
