Я с удивлением поднял глаза на Шумского.

— В смысле?

— С сыном у меня проблема. Он у нас с женой ребенок поздний, долго не получалось у неё родить, два выкидыша было, прежде чем получилось… мы в нём души не чаем. Но парень хороший вырос, неизбалованный, серьёзный. В 9 классе учится. Думает в наш комитет идти работать. Со временем конечно, соответствующее образование надо получить. В общем, ступеней много. Но не в этом дело. Увлёкся Витька мотогонками — он вообще спортивный парень, гантели, гири тягает с малых лет. В общем, на соревнованиях получил травму. Правая нога вдребезги. Голень собирали по кускам. Получилось не очень. То есть ходить-то он сможет, но о спорте вообще и военной специальности забыть придется навсегда. Пока передвигается на костылях. Вернее, на костыле. Вот такие дела… У сына, понятно дело, депрессия. Куда мы только его ни возили, кому только не показывали… В общем, вы наша, так сказать, последняя надежда. Возьмётесь?

Я снова выдержал его взгляд, в котором теперь теплилась надежда.

— А почему бы и не нет? — сказал я, и лицо собеседника тут же неуловимо разгладилось. — Сколько времени прошло после травмы?

— Почти четыре месяца, в апреле всё случилось.

— Так… Консолидация костных отломков, конечно, уже пошла, — пробормотал я мысль вслух. — Снимки есть?

Шумский достал из папки снимки и какие-то выписки, с которыми я внимательно ознакомился.

— Первичная мозоль сформировалась, вторичная в процессе формирования… Судя по дате на снимках, они были сделаны пару недель назад?

— Так и есть, — кивнул подполковник.

— Ясно… Работа предстоит серьёзная, энергии на это дело уйдёт много, заранее ничего гарантировать не могу. Нужно ломать кость и сращивать её заново, и всё это в течение одного сеанса… Не пугайтесь, боли ваш сын не почувствует, — добавил я, заметив во взгляде Шумского тревогу. — Когда можно будет вашего парня глянуть?

— Да можно прямо и сейчас. Виктор в соседнем кабинете.

Вот оно как, подготовился, словно бы знал наверняка, что услышит от меня положительный ответ.

— Хорошо. Но вы ведь коль скоро так подробно изучили мою методику, знаете, что требуется?

— Обижаете, доктор! Даже большую кастрюлю мяса потушили. На кухне внизу вас дожидается.

— Это серьёзно, — хмыкнул я. — Тогда идёмте.

Я встал, поднялся и подполковник.

— Подождите, — он коснулся моего плеча. — Я тут за разговорами совсем забыл. Может, вам нужно матушке вашей позвонить, сказать, что приехали, да вот с поезда на консультацию попросили съездить. Она же наверняка волнуется.

— А что, логично, — согласился я. — Она же знает, во сколько приходит поезд, я ей сам говорил.

На звонок ушла буквально минута, после чего мы с чекистом отправились к его сыну.

Шумский-младший и впрямь дожидался нас в соседнем кабинете. Парню на вид было лет шестнадцать, ну да, 9 класс всё-таки. Крепыш, и почти с меня ростом, на голове непокорный вихор, взгляд твёрдый, как у отца.

— Привет! — я протянул руку.

Он встал без помощи стоявшего рядом костыля, опёршись рукой на спинку стула. Ответное рукопожатие было крепким, видно, и впрямь парнишка качается.

— Я смотрю, вы подготовились.

Я кивнул в сторону стоявшей у стены кушетки.

— Да просто подумал, что с лежащим пациентом вам, возможно, будет легче работать.

— Правильно подумали… Ну-с, молодой человек, закатывайте штанину и ложитесь на кушетку.

Перед тем, как приступить к манипуляциям, я обернулся к Шумскому-старшему:

— Товарищ подполковник, вы уж извините, но мне легче работать, когда в помещении, кроме меня и пациента, никого нет.

— Вопросов не имею, позовёте, когда закончите.

Он вышел, на прощание ободряюще подмигнув сыну, а я тем временем незаметно активировал браслет.

Работа и впрямь предстояла тяжёлая и довольно специфическая. Хорошо, что за свою прежнюю жизнь я малость и в ортопедии поднаторел. Но в основном рассчитывал на своих помощников — безотказные «паутинки» по моей мысленной команде должны были, как обычно, самостоятельно провести операцию, и заодно обезболить оперируемый участок, чтобы пациент не испытывал никакого дискомфорта. С моей стороны только контроль (хотя и без него можно обойтись), да оценка финального результата. Ну и, самое главное, отдача «ци», и чем сложнее операция, тем больше её расходуется.

В этот раз всё действо заняло около сорока минут, по итогу которых, к своему удивлению, я чувствовал себя не совсем уж обессиленным. Во всяком случае, коленки не дрожали, как и у моего пациента, который сейчас стоял передо нами с Шумским-старшим на своих двоих.

— Можешь пройтись, — предложил я парню, в глазах которого всё ещё таилось сомнение.

Тот сделал один шаг, второй. Посмотрел в нашу сторону, переводя взгляд с одного на другого.

— Нога не болит, — удивлённо сказал он и, сделав ещё несколько шагов, радостно добавил. — Блин, бать, я хожу, как раньше!

— Ты это, Витька, не блинкай, хорошо ещё мать тебя не слышит, — каким-то странным голосом произнёс Владимир Борисович.

Секунду спустя я понял, что это просто спазм сжимает его связки, но внешне подполковник ничем своих чувств не выражал. Вот же выдержка!

Десять минут спустя мы с Шумским-старшим сидели на кухне. Он пил чай с ватрушками, а я уминал тушёную с луком говядину, и всё никак не мог наесться. Подполковник только дивился, глядя, как я уминаю, почти не разжёвывая, куски мяса. Только когда я наконец отвалился на спинку стула, поглаживая раздувшийся живот, Владимир Борисович, глядя на меня с едва скрываемой счастливой улыбкой, выдал:

— Ну вы, Арсений Ильич, просто волшебник!

— Я не волшебник, я ещё только учусь, — ответил я фразой ученика феи из фильма про Золушку.

— Ну-ну, не прибедняйтесь, — его улыбка стала шире. — То, что вы сейчас сделали с ногой моего сына, кроме как чудом и не назовёшь. Давайте я вам чайку налью. Кстати, ватрушки изумительные, от местной поварихи Варвары Петровны.

— А сама она где?

— Хотите лично поблагодарить? Не получится, я её отправил восвояси, пока вы ногу Виктору лечили.

— А что это вообще за контора? И народу нет… Ах да, сегодня же воскресенье!

— Народу нет, потому что эта организация года три как закрылась. Мы используем это здание, скажем так, для своих нужд.

Я сделал глоток горячего чая, проглотив остатки ватрушки. Уф-ф, хорошо-то как!

— Так что, Владимир Борисович, когда я смогу уже домой отправляться? Так сказать, с чувством выполненного долга.

— Да вот прямо сейчас и поедете. Только надо подписать пару бумаг. Извините, но формальность. О неразглашении.

— А я уж думал, о сотрудничестве, — слегка съязвил я.

— Это пока рановато. Впрочем, если есть желание…

— Хм, лучше я уж повременю. Морально ещё не готов. Но, если что, обращайтесь.

— Да уж обратимся, за этим дело не станет. И вы обращайтесь. Денег вы не берёте, но в случае чего наша помощь может прийтись кстати. Вот вам мои телефоны, рабочий и домашний.

Он протянул мне заранее заготовленный листок, явно вырванный из блокнота, с двумя номерами. Я спрятал его в карман, после чего подписал бумагу, из которой, резюмируя текст, можно было понять, что я вообще понятия не имею, что в Пензе существует подобная контора, в стенах которой мы сейчас находимся.

— Теперь я свободен?

— Свободны, — улыбнулся Владимир Борисович. — Наш человек ждёт вас за дверью с вашими вещами, доставит на машине к подъезду вашего дома. Но прежде чем мы попрощаемся…

Лицо его снова сделалось серьёзным.

— Прежде чем попрощаемся, хочу спросить… А зачем вы в Новошахтинск мотались?

Твою же мать! Я сколько раз в голове прокручивал варианты ответов на вопросы о моих целительских способностях, а вот про Новошахтинск как-то совершенно забыл. Ну что же, будем импровизировать.

— Товарищ полковник…

— Подполковник.

— В смысле? А, ну да… Так вот, товарищ подполковник, извините, а чаю ещё можно?