Так что отправились ужинать всем нашим купе. Председательша выглядела довольной, так как бык вёл себя смирно и даже удостоился от Косыгина поглаживания по холке.

А как только вернулись наверх, объявился Ермин. А то я уже начал волноваться, вроде на семь вечера договаривались быть у его сестры. Он постучался в номер, уже в верхней одежде, попросил меня выйти в коридор, где сообщил, что машина внизу уже ждёт.

— Одевайтесь, я вас здесь подожду.

Соседи удивились, мол, куда это босс меня в ночь потащил, на что я, играя бровями и надувая щёки, ответил:

— Это страшный партийный секрет. За разглашение — сразу расстрел. Или как минимум десять лет без права переписки.

— Ну вы и фантазёр, Арсений, — хохотнул Андрей Вячеславович.

Вскоре всё та же «Волга», на которой мы добирались с вокзала в гостиницу, вырулила на Краснопрудную улицу, а спустя двадцать минут остановилась у 12-этажного дома на улице Гастелло.

— Вы надолго? — поинтересовался водитель. — А то мне в гараж не позднее девяти нужно вернуться.

Ермин вопросительно посмотрел на меня, я пожал плечами, мол, как пойдёт.

— Тогда не ждите нас, езжайте в гараж, — махнул рукой Лев Борисович. — Сами до гостиницы доберёмся.

Мы вошли в подъезд, на лифте поднялись на 7-й этаж. Я видел, как волнуется Ермин, как на его лбу выступили бисеринки пота. Да я и сам малость волновался. Всё-таки не был на 100 процентов уверен в удаче своей миссии. Согласен, ДАР пока не подводил, пусть даже приходилось выжимать себя до последней капли, как было с питерским вором. Однако рано или поздно может случиться облом-с, дорогие господа, причём в самый неподходящий момент. То есть когда исцеляю большую шишку или кого-то из её близких.

Мы вышли из лифта, Лев Борисович подошёл к двери, обитой цвета красного дерева дерматином с кнопочками, между которыми была натянута тонкая проволока, образуя рисунок ромбами. Немного помедлив, нажал кнопку звонка. С той стороны раздалась гаснущая трель, после чего ещё спустя секунд десять щёлкнул замок и дверь распахнулась.

— Здравствуй, Костя! — кивнул Ермин мужчине, на вид примерного его ровеснику.

— И тебе, Лев, не хворать. Заходите, товарищи.

Он шагнул в сторону, пропуская нас.

— А это и есть тот самый Арсений. Арсений, знакомься, это Константин Сергеевич Крупский — муж Анастасии.

Я пожал протянутую ладонь, оказавшуюся узкой, но при этом крепкой и сухой.

— Как она? — спросил Ермин.

— Прилегла с час назад, сказала, может поспать удастся до вашего прихода, а так с утра голова периодически кружилась, — тяжело вздохнул тёзка Станиславского, который тоже был Константином Сергеевичем.

В этот момент под аркой дверного проёма, ведущего в зал, появилась худая, немолодая женщина в запахнутом халате. Лицо её хранило следы былой красоты. Под большими, некогда, видимо, пленившего не одного мужчину глазами пролегли тёмные круги, уголки рта скорбно опущены. Весь её вид говорил о том, что она уже смирилась с неизбежным, слабо веря, что какой-то молодой врач избавит её от неизлечимого заболевания.

— Лёва…

— Здравствуй, Настя!

Голос Ермина дрогнул, в следующий миг он шагнул к сестре и обнял её. Та несмело обняла в ответ. У меня почему-то в горле встал ком, казалось, они прощаются друг с другом. Константин Сергеевич стоял на прежнем месте, смущённо уставившись в потёртый паркет, которым был выстлан пол.

Наконец они разомкнули объятия, Ермин, моментально вернувший себе былую солидность, представил меня, и мы прошли в зал.

— Чай будете? — спросила принявшая на себя обязанности хозяйки Анастасия.

— Ну, у меня с утра практически во рту крошки не было с этим ВДНХ, — крякнул Ермин. — Не откажусь.

— Тогда, может, суп гороховый? Я с утра сварила целую кастрюлю, Костя говорит, что неделю её будет есть.

— А что, можно, — согласился Ермин. — Арсений, присаживайтесь, и вам нальют супчику.

— Супчику не надо, я хорошо поужинал, — сказал я, занимая предложенный стул. — А вот чайку с чем-нибудь сладеньким…

— Есть печенье «Курабье», шоколадные пряники, и какие-то конфеты на кухне в вазе лежали, — сказала хозяйка. — Сейчас принесу.

— Может, нам на кухню и переместиться? — предложил Лев Борисович.

— Да ладно, — отмахнулась она, — сидите, чай не каждый день такие люди в гости приезжают.

На лице женщины впервые появилось подобие улыбки. Вскоре первый секретарь Пензенского обкома партии вовсю наяривал гороховый суп, а я пил заваренный с липовым цветом душистый чай, то и дело протягивая руку к большой вазе, в которую были наложены печенюшки и конфеты. Не то что я хотел есть, но заполнить внутренние аккумуляторы до отказа в преддверии серьёзной работы — дело нужное.

Константин Сергеевич тоже чайком баловался, так, чисто за компанию, а Анастасия Викторовна — отчество я выяснил по ходу чаепития — просто сидела и смотрела, как ест её двоюродный брат, иногда осторожно косясь в мою сторону. Побаивалась, как боятся всего неизвестного, и в то же время в её взгляде я видел плохо скрываемую надежду. Что ж, постараюсь эту надежду оправдать.

[1] Шавля — блюдо из риса, вкусное, если правильно приготовить, но не плов.

— Да, опухоль имеется, и метастазы пока не сильно расползлись, в истории болезни всё написано верно, — пробормотал я, открывая глаза после тщательно проведённой диагностики.

— А как вы это определили?

— Я же говорил вам про восточную методику управления энергетическим полем, у вас тут в Москве Джуна Давиташвили этим активно занимается, называет себя экстрасенсом, слышали о такой?

— Да, что-то слышала…

— Ну вот и это что-то вроде того. Не знаю, насколько сильны способности Джуны, но у меня, скажу без лишнего бахвальства, получается не хуже. А вообще, я так думаю, профессор Коновалов мог бы с этим справиться. Но, раз уж вы не хотите ложиться под скальпель… Знаете что, давайте так договоримся. Если сеанс моего лечения особой пользы не принесёт, то вы согласитесь на операцию. Уверяю, профессор Коновалов умеет творить настоящие чудеса.

Она посмотрела на меня печальным взглядом. Упрямо сжала губы, разомкнув их только для того, чтобы сказать:

— Нет, на операцию я не соглашусь, и не уговаривайте.

Я вздохнул и развёл руки в стороны:

— Что ж, тогда я попытаюсь сделать всё возможное и невозможное.

Мы с Анастасией Васильевной уединились в небольшой комнате, вероятно, раньше принадлежавшей дочери Крупских, поскольку квартира была двухкомнатной, и родителя наверняка обитали в зале. Тут даже остались кое-какие девчачьи вещи, включая чёрно-бело фото на стене, где была изображена девчушка, похоже, первоклассница, со смущённой улыбкой на веснушчатом лице и белыми бантами в заплетённых бубликами косичках.

Здесь имелась вполне удобная кровать, но нам пригодился стул с мягкой обивкой, на который я и предложил сесть пациентке. Мне пришлось встать перед ней, что было не очень удобно, но по-другому никак: опухоль располагалась с левой стороны головы и, стоя сзади, мне пришлось бы изгибаться, чтобы приложить правую, рабочую ладонь к больному месту. Так больной и объяснил, мол, правая рука у меня рабочая, после чего закрыл глаза и приступил к диагностике.

И вот теперь пытался уговорить её в случае неудачной попытки лечения с моей стороны довериться знаменитому нейрохирургу. Но, услышав отказ, не особенно огорчился, рассчитывая всё же справиться собственными силами.

— Прошу вас снова не шевелиться, и снова полностью расслабиться, только на этот раз на более продолжительное время. Почувствуете тепло в левой части головы — не пугайтесь, это побочный эффект исцеления.

Она кивнула, и я приступил… Что сказать, времени на «сжигание» опухоли и небольших ещё, к счастью, метастаз, ушло почти сорок минут. И силы были потрачены практически все, на ногах, можно сказать, чудом держался. Но главное, что недуг был побеждён, о чём я, едва ворочая языком, тут же доложил Анастасии. Та и сама почувствовала некоторое облегчение, а если конкретно, то уменьшение давления в области левой височной доли. Да и головокружение как-то прекратилось к моменту окончания моей работы.