Витя же с остальными парнями отправился за валежником. Правда, вскоре об этом пожалел, так как валежник оказался влажным, и не только руки, но и одежда молодого человека оказались перемазаны чем-то склизким и марким.

Розжигом костра занимался сам Варфоломеев. Бывший фронтовик знал, как заставить гореть даже влажную древесину, и минут через пятнадцать объятые пламенем сучья манили своим теплом. Девочки приступили к приготовлению горохового супа из брикетов концентрата, а Витя отправился в направлении родника, чтобы вымыть руки и более-менее привести в порядок одежду.

Как идти – девчонки ему объяснили на словах: мол, прямо, прямо, потом обойдёшь поваленное дерево, заберёшь вправо, потом влево и будет небольшой спуск, где и найдёшь родник с глиняным бережком. Да и вообще там уже считай тропинка протоптана, не заблудишься.

Однако Виктор умудрился заблудиться. Что идёт не туда, он понял, когда прошёл с километр и никакого спуска к роднику не обнаружил, как, соответственно, и самого родника. Поваленное дерево он проходил, это он точно помнил, а дальше, видно, свернул куда-то не туда. Как там Ленка Фирсова ему объясняла: после поваленного дерево повернуть… Ёлки-палки, она же говорила идти направо, а он свернул налево! Теперь придётся возвращаться обратно.

Но, следуя вроде бы пройденным маршрутом, он до поваленного дерева почему-то так и не добрался. Проплутав ещё минут двадцать, Фомин понял, что заблудился.

– Люди! – принялся кричать он, сложив ладони рупором. – Пётр Андреевич! Помогите! Я заблудился!

Надрывался до тех пор, пока крик не перешёл в хрип. Отчаявшись, он едва не заплакал, живо представляя, как будет умирать в этом проклятом лесу от голода и холода, но в этот момент услышал вроде бы как далёкий взрыв.

«Что бы это значило?» – подумал Витя, вытирая выступившие на глазах слёзы.

И решил идти на звук, тем более что вскоре раздался ещё один «взрыв». А пройдя с полкилометра, он услышал щелчки словно бы винтовочных выстрелов. Может быть, где-то рядом идут учения? Не задело бы шальной пулей… Хотя если учения, то выстрелы должны быть холостыми.

Так рассуждал наш герой, всё ближе и ближе приближаясь к эпицентру странных звуков. Странным было и то, что в лесу уже лежал снег, не везде, проглядывали и земля с травой, но снег был. Впрочем, будущий посол (на худой конец переводчик) своё внимание на этом факте решил не заострять. Ну выпал снежок, что ж в этом необычного для почти середины ноября, они вон пока сюда шли, с неба тоже снег сыпал, правда, с дождём вперемешку. Сейчас главное – добраться до источника этих звуков, где он обнаружит людей, которые, вполне вероятно, помогут ему добраться до Болычево.

Если бы Витя знал, что это настоящее сражение, то, наверное, побежал бы в противоположную сторону. Но Виктор Фомин этого не знал, а потому, когда лес как-то неожиданно закончился, он увидел перед собой огромное, с этой позиции смотревшееся заснеженным поле, по которому ехали танки с крестами на броне и бежали маленькие фигурки, одетые в шинели немецких солдат. А двигались они в сторону окопов, в которых сидели другие солдаты, одетые уже в красноармейские шинели. Вот у бруствера разорвался как-будто бы снаряд, бойцов засыпало землёй, а один сполз на дно окопа, и вроде как из-под каски у него текло что-то красное.

При этом то и дело в сторону наступающего врага палили небольшие пушечки, в памяти всплыло – сорокапятки. Вот один танк горит, а другой на глазах студента лишился гусеницы и на единственной уцелевшей принялся крутиться вокруг своей оси.

Витя подумал, что, наверное, угодил на съёмки фильма. Что-нибудь вроде «Они сражались за Родину». Вот только почему-то не видно никого из съёмочной бригады. Должны же быть операторы, режиссёр с мегафоном в руках, ещё куча всякого народу…. Да и как те, кто в «Тигре» или что это там за танк, умудрились на ходу расцепить звенья гусеницы? Какой-то хитрый спецэффект?

Да что там гадать, надо просто подойти поближе, может, что и прояснится. Витя так и поступил, но когда приблизился к крайнему окопу вплотную, его увидели.

– Ты кто? Куда прёшь?!

Это кричал боец с малиновыми треугольничками в петлицах, при этом ещё и размахивая свободной рукой, в другой он сжимал ППШ[10]. Судя по фуражке, наверное, не рядовой, но молодой, значит, и звания невысокого, логично рассудил Витя.

– Я это, заблудился, – крикнул он, пытаясь перекричать шумовое сопровождение боя.

– Чего?

– Заблудился я! – снова крикнул Фомин.

Видя, что артист массовки его не слышит, он решил подойти поближе, и в этот момент рядом с ним что-то взорвалось, а одновременно взорвалось и в его голове. В глазах моментально потемнело, и в следующее мгновение студент второго курса престижного вуза Москвы Виктор Фомин рухнул без чувств».

Ну вот, вроде бы неплохое начало, и ошибок не обнаружено. Я разложил оригинал и копию по разным, заранее приготовленным папкам. Теперь можно и на боковую, а завтра сяду писать ручкой черновик второй главы.

Блин, а ведь завтра воскресенье, мы договорились с парнями обустраивать тренировочный зал в подвале! Эх, не придётся весь день за машинкой провести, а ведь буквально руки чешутся.

– Завтра бабушку навестишь? – заразительно зевая, поинтересовалась мама.

Точно! Как я мог забыть о любимой бабушке?! Когда-то, до того момента, как мне исполнилось 7 лет, мы жили в одном доме, тоже на Карла Макса, только двумя кварталами выше, наискосок от краеведческого музея. Бабушка с дедушкой жили в более просторной квартире, на втором этаже этого же дома, а мы с отцом и матерью ютились в комнатушке шесть квадратных метров, что мне сейчас представляется чем-то нереальным, но эти цифры метража, однажды услышанные, навеки отпечатались в моей памяти. Деда не стало, когда мне было три года, пошёл за водой к колонке зимой, поскользнулся на наледи вокруг колонки, и так неудачно упал, что напоролся грудью на торчавшую из снега железяку. Я помнил его лишь по редким фотографиям в семейном альбоме и как он меня, хохочущую мелюзгу, подбрасывает к потолку. Почему-то именно этот момент засел в памяти.

Сейчас вдовая бабуля обитала в маленькой однокомнатной квартирке на Пролетарской, а её любовь ко мне не знает границ, так что, если я хотя бы одно воскресенье её не навещаю – она очень страдает. Но мы с парнями уже договорились, и давать в такой ситуации задний ход точно не по-пацански. О чём я маму и проинформировал. К тому же я по прошлой жизни помнил, что вроде как в это самое воскресенье мы возились в подвале, так что, думаю, бабушка нашу затянувшуюся разлуку как-нибудь переживёт.

В общем, половину следующего дня я с Андрюхой и Игорем пахал в подвале, повторяя когда-то уже пройденное. Копали мы с Игорем в две лопаты, Андрей при своей конституции был хлипковат для тяжёлых работ, он неторопясь таскал вёдра с землёй в коридор, где горела 60-ваттная лампочка, и высыпал её на пол. В одиночку он не успевал справляться с растущей горой земли, и когда мы с Игорем закончили, то стали эту гору разбрасывать лопатой по углам и утрамбовывать.

В этот день мы успели не только выкопать яму, но и установить над ней турник. На следующей неделе Игорь обещал притащить ещё и боксёрский мешок, который собирался преимущественно лупить ногами. Это я точно помнил ещё по прежней реальности. Парень он был крепко сбитый, с длинными конечностями, как раз подходящими для карате, правда, на моей памяти ни в одной драке участия не принимал, вообще предпочитая не связываться с местными хулиганами, и те его не трогали, возможно, глядя на физические данные и уверенный вид парня. И ведь мог поступить в 9-й класс, но так любил возиться со старым отцовским «Запорожцем», что выбрал себе профессию автослесаря. Ну а что, если у человека руки растут откуда надо, то они и будут его кормить по жизни, и я знал, что Игорь не пропадёт.

У нас была своя дворовая компания, на троих, при этом параллельно я дружил ещё и с Пашкой Яковенко, жившим с родителями и старшим братом в старом, уже разваливавшемся домике ниже на Московской, в десяти минутах ходьбы от моего дома. Впрочем, после того, как я ушёл после 8-го класса, наши пути стали пересекаться всё реже, а потом, опять же, у меня армия, а он погибнет от удара ножом в сердце. И одной из моих задач в этом настоящем будет попытка предотвратить этот самый удар. А чтобы Пашка был у меня всегда на виду, желательно избежать призыва, правда, я пока не представлял, каким образом это можно сделать. Стать за пару лет известным писателем? Это вряд ли, в СССР путь к славе был долгим и тернистым, желающие напечататься годами ждали своей очереди, причём большинство произведений отсеивалось ещё на предварительной стадии рассмотрения. В основном правильно отсеивалось, графоманов хватало всегда, но строгая цензура зачастую ставила шлагбаум и перед талантливыми писателями и поэтами, чьи труды не совпадали с генеральной линией партии. Я не считал себя отпетым графоманом, да и по части идеологии в моём будущем романе всё должно быть в порядке. Плюс увлекательный сюжет – уж об этом я позабочусь в первую очередь. Но даже если роман увидит свет до моего 18-летия, то не факт, что это послужит уважительной причиной для хотя бы отсрочки от армии.