С позиций современной лингвистики можно было бы сказать, что инструментальность языка имеет несколько иной, не «предметный» характер. Язык как средство обозначения должен соответствовать в большей или меньшей степени обозначаемому понятию по принципу тавтологии (А=А) или тождества, сходства (А=Б). Обозначение понятия с помощью слова – это всегда процедура их уподобления на основании общих или аналогичных признаков. Результатом уподобляющего обозначения является выражение мысли, а также совыражение сопутствующих ей понятий и признаков, ассоциируемых за счет «незадействованной» части словесного значения и за счет не объятых значением каких-то понятий, конституирующих данную мысль, ср. вырвать из сердца (= решить навсегда забыть кого-то или что-то, перестать думать о ком-то, о чем-то); яркий свет режет глаза (яркий свет вызывает ощущение рези).

7. Речь – это действие, которое согласуется или с природой вещей, или с представлениями говорящего.

Платон рассматривает речь как действие. «А говорить – не есть ли одно из действий?». Говорение – это «действие по отношению к вещам». Когда говорение о вещах строится в соответствии с природой этих вещей, то любое собственное мнение, построенное в соответствии с природой говорящего, будет в таком случае, согласно Сократу (Платону), ошибочным.

Говорение немыслимо без определенных актов наименования, ср.: «Давать имена тоже есть некое действие». Если наименование осуществляется также в соответствии с природой вещи, то это не что иное как «распределение вещей соответственно способу их существования». Правильное распределение сущностей с помощью имени подвластно лишь мастеру-учителю. Только он может хорошо пользоваться словом. Человек, не владеющий этим искусством, т. е. искусством правильной речи (наименования и распределения), может исказить истину.

Если исходить из того, что представления говорящего должны быть приведены в согласие с вещами и с именами, то говорение, как оперирование истинными именами должно быть истинно.

Если представления о вещах, о которых говорится, не являются истинными, то следует предположить, что это говорение не будет истинным.

Оба предположения имеют силу лишь при условии, что вещи соотносятся с именами опосредованно, т. е. через представления говорящего субъекта.

8. Установление тождества между именем, с одной стороны, и представлением вещи (вещью), с другой стороны, – это процедура уподобления, результатом которой может стать как полное, так и неполное (приблизительное) тождество.

Важную роль в лингвофилософском учении Платона играет понятие тождества. Для Платона тождество это «одно и то же», т. е. А есть А. Однако он отрицает полное тождество вещей и их имен. Имя, в отличие, например, от рисунка, не подобно вещи. На лингвистическом языке это могло бы быть сформулировано так: Означающее должно отличаться от означаемого, обозначающее – от обозначаемого. Говоря иначе, отношение тождества принимает следующий вид: А=Б. При этом А и Б принадлежат разным сферам, или разным категориям. Но отношение тождества между ними возможно только при наличии каких-то сходных признаков.

Решая проблему, является ли имя точной копией обозначаемого предмета, Платон приходит к выводу, что тождество между ними не может быть полным, потому что имена приблизительны, поскольку они стали использоваться людьми произвольно, т. е. не в соответствии с правилами, которые установил «законодатель». Однако «можно выражать вещи с помощью подобного, так и с помощью неподобного», т. е. по принципу А=Б. Таким образом, акт наименования можно понимать как целенаправленное, субъектно обусловленное уподобление имени и вещи. Только благодаря тождеству мы можем в таком случае изучать вещи с помощью имен, хотя не исключается изучение вещей и без обращения к их именам. Очевидно, что познание вещи с помощью имени может осуществляться двумя путями – посредством «подобных» и «неподобных» имен. [Интересно, на какой эффект мы можем рассчитывать при этом? Например, если «человека» назвать человеком, много ли проку от такого знания, кроме пустой тавтологии? Но, если «человека» назвать не своим родовым именем, например, скалой, можно сделать определенные познавательные выводы о его «непреступности, непоколебимости». Как видим имя по аналогии более информативно, чем имя по тавтологии. То же самое можно сказать о видовых именах, ср. врач, спортсмен, учитель].

Аристотель (384–322 до н. э.) – древнегреческий философ, создатель учения о метафизике. Ученик Платона, но не его последователь (ср.: «Платон мне друг, но истина – еще больший друг»). Воспитатель 13-летнего Александра Македонского. Основатель Перипатетической философской школы (ср. греч. peripatos – крытая галерея), своего рода академии наук, в которой системно разрабатывались все области знания, связанные с миром и жизнедеятельностью человека. Был чужд аскетическому образу жизни. Высказывал нетривиальные мнения о природе человека, его недостатках и достоинствах, ср.: «Того, кто опасается обладать каким-либо благом, нельзя считать нравственно прекрасным». «Всякая добродетель есть среднее место между противоположными крайностями». Мир для Аристотеля многообразен и динамичен. Цель науки – найти в изменяющейся материи то неизменное, постоянное, что определяет ее сущность. Сущность вещи находится в идее, а не в ней самой. Идея неделима, константна и неподвижна. Причиной всякого движения является метафизическое бытие, находящееся за пределами чувственно воспринимаемой действительности. Это космический Ум, или Бог. Истина проявляется в согласовании мысли с предметом мысли (вещью), т. е. в идентичности сознания и осознаваемого, в отличие от мнения Платона, у которого истинность или ложность это результат соотношения языка (наименования или речевого выражения) и осознаваемой сущности (мысли). Аристотелю принадлежит учение о дефинициях, логических категориях и о частях речи.

• Сочинения: В 4 т. Т.1 / Ред. В. Ф. Асмус. М., 1976. – 550 с.

• Сочинения: В 4 т. Т.2 / Ред. З. Н. Микеладзе. М., 1978. – 687 с.

• Сочинения: В 4 т. Т.4 / Пер. с древнегреч.; Общ. ред. А. И. Доватура. М., 1984. – 830 с.

1. Причины изменения вещи следует искать вне её. [Экстраполяция: Причины изменения языка следует искать вне языка].

Говоря о причинах изменения мира, Аристотель отмечает, что вещь сама по себе не может претерпевать каких-либо изменений, ср.: «Не сам же субстрат вызывает собственную перемену». «Начало и причина должны быть вне тех вещей, начало которых они есть». Иными словами, причины любых изменений вещи следует искать вне этой вещи. Позднее эта мысль была высказана более глобально Л. Витгенштейном, ср.: «Смысл мира должен лежать вне его».

Вероятно, данное положение применимо не только к вещам (и к миру в целом), но и к языковым явлениям, в частности, к вербальным знакам которые фиксируют представления вещного мира. В языке субстратом является звуковая материя. Фонетические законы, в соответствии с которыми изменились или изменяются звуковые оболочки слов, являются предметом исследования в лингвистике уже не одно столетие. Как подтверждается, изменения членораздельных звуков языка происходят благодаря человеческой природе – физиологии органов речи, "экономии физических сил". Причины изменения словесных значений принято искать в семиотических отношениях или в так называемой экстралингвистической функции слов, а именно, в соотношении словесного знака и обозначаемого с его помощью понятийного образа предмета. Здесь срабатывает закон "экономии духовных сил". Кроме того, исходя из принципа системной организации языка, причиной семантических изменений языковых единиц считаются их парадигматические ассоциации и синтагматические отношения, которые в большей мере обусловлены рациональным мышлением человека.