— Ну ладно, хватит! — проворчал Куп.

Он повернулся к ней лицом. В следующее мгновение его большие руки, обернувшиеся вокруг ее бедер, взметнули ее вверх и, прокрутив в воздухе, посадили на прилавок. У нее закружилась голова. Вероника обеими руками вцепилась в Купа, чтобы не упасть. Она держалась за его свитер и, подняв подбородок, изумленно смотрела ему в глаза.

— Я был хорошим солдатом, — сказал он хрипло. Его руки скользнули с ее бедер вверх и обрамили ее лицо. В глазах у него загорелся дьявольский огонь. — Когда вы сказали «нет», я отнесся к этому с уважением, несмотря на то что язык ваших глаз и вашего тела говорил об обратном. Не нужно дразнить меня, леди! Этот номер не пройдет, вы меня не обманете, можете быть уверены. Вы на одном дыхании говорите «нет» и тут же отираетесь об меня всем телом.

— Отираюсь?! — возмутилась Вероника. — Всем телом?! Да я и не собиралась дотрагиваться до вас. Я просто не рассчитала эту поганую дистанцию между…

Куп резко накрыл своим ртом ее губы, пресекши ее объяснение. С грубым звуком внутри горла, одним уверенным броском языка он вторгся в гладкую полость ее рта. В сравнении с этим резким движением большие пальцы, которые удерживали ее подбородок в приподнятом положении, а также другие пальцы, обхватившие ее затылок, были удивительно нежны.

Но она едва замечала это деликатное обхождение, и причиной тому была настойчивость, с какой Куп действовал ртом. Веронике показалось, будто она только что сунула палец в электрический патрон. Все ее умственные способности отшибло напрочь, как при коротком замыкании. Поразительное ощущение прострелило от губ к соскам и по нервным веточкам распространялось до кончиков пальцев, оставляя лихорадочный шлейф, превратившийся в приятную устойчивую пульсацию между бедрами. Глядя на Купа широко раскрытыми глазами, Вероника смутно различала черные полумесяцы его ресниц, взмахивающих над краем скул, и его нахмуренные темные брови.

Потом веки ее затрепетали. Она прикрыла глаза, наслаждаясь теплом его тела, смакуя вкус его языка при каждом уверенном скольжении. Вероника услышала свой собственный страдальческий стон, когда ее пальцы крепче вцепились Купу в свитер и ее язык пришел в соприкосновение с его языком, чтобы сплестись с ним.

В ответ Куп снова издал грубый звук, усилив накал поцелуя еще на несколько градусов. Для мужчины, который все время так своевольничал, его губы были удивительно мягкие, но язык беспощадно агрессивен. Куп переместил пальцы с ее подбородка вверх, поглаживая сначала ее щеки, потом скулы и двигаясь дальше к вискам.

Через минуту он отнял свой рот от ее рта ленивым, мягким присосом, скреплявшим их губы до самого последнего мгновения. У нее пульсировали губы, веки ее налились тяжестью от обуявшего ее неистового голода. Она медленно открыла глаза и увидела, что Купер пристально смотрит на нее. Его веки тоже выглядели отяжелевшими и сонными, радужки глаз — почти черными от сексуального желания, столь интенсивного, что это привело ее в ужас.

— О Боже, эта кожа… — мрачным, низким голосом сказал Куп. Он расслабил пальцы у нее на затылке и провел загрубелыми кончиками по коже. Вероника вздрогнула, когда он стал гладить ее по шее, ключицам и груди, спускаясь до низкого выреза тонкой блузки под джемпером. — Я думал, только у младенцев бывает такая мягкая кожа.

Вероника заморгала, пытаясь хотя бы чуточку собраться. Но его прикосновения рождали потрясающие ощущения, распространяющиеся волнами от кончиков его пальцев во все ее самые интимные места, рассеивая ее внимание. Она сумела сосредоточиться лишь настолько, чтобы пробормотать:

— Я уже давно далеко не младенец.

— О да. Я знаю. — Куп просунул палец в вырез ее джемпера и прошелся кончиком по атласному краю ее бюстгальтера, от лямки до лямки, между полукруглыми чашечками, откуда выступала ее грудь. — Факт, которому я безмерно рад.

Он наклонился и впился ей в губы. Голова ее откинулась назад в беспомощной капитуляции. Куп уронил руки ей на колени, разводя их в стороны. Тепло его пальцев проникло сквозь ткань ее джинсов. Он моментально поместился в созданном им пространстве у нее между ног. Вероника сомкнула бедра вокруг него, но он не спешил сокращать скудное расстояние, чтобы прижаться к ней вплотную. Но она вдруг захотела этого больше, чем воздуха, который нужен для дыхания.

Она подтянула бедра повыше, но Куп не обращал внимания на ее приглашение. Он продолжал ее целовать не спеша, как будто впереди у него была целая ночь. Отчаянно ерзая на прилавке, Вероника отцепила пальцы от его свитера и обвила его за шею. Куп крепко схватил ее за бедра. Его губы оставили ленивое смакование и жестко внедрились к ней в рот. В глубине ее горла возник натужный стон. Она стремительно подалась вперед, вровень с твердым толстым тяжем, угрожающим исподнизу вспороть плотный шов на джинсах Купа. Вероника судорожно вдохнула, войдя в контакт с ним, и замкнула лодыжки у него за бедрами.

Куп прервал поцелуй и выругался. Он обхватил ее за ягодицы и запрокинул голову. Веки его плавно закрылись, когда он начал покачивать бедрами. Вероника только держалась за него и прижималась в ответ, бездумно двигаясь вместе с ним, — все, на что она сейчас была способна.

Неожиданно Куп открыл глаза и посмотрел на нее.

— Я хочу вас нагой! — прорычал он. — Немедленно!

Ей даже в голову не пришло раздумывать. Она без колебаний освободила его шею и выпросталась из своей одежды. Куп отступил назад и одним экономным движением стянул с себя свитер и белую футболку под ним. Вероника замерла, моментально забыв обо всем. Руки ее так и остались скрещенными на животе, с краем блузки, зажатой между пальцами.

Во рту стало сухо, как в знойной пустыне, лишенной капли влаги. Пресвятая Дева Мария, Матерь Божья! Его тело было прекрасно, словно изваянная классическая статуя. Только вместо холодного белого мрамора была кожа с золотистым — не по сезону — загаром, который Вероника отметила еще раньше на лице и руках.

Грудь его была гладкая и твердая, с небольшими плоскими сосками медного цвета, живот — с тугими, четко очерченными мышцами — сплошное загляденье. На широких плечах, словно горный кряж, проступали крепкие кости с пучками мышц — и никакого жира. В верхней части плеч бугрились мощные бицепсы, круглые и жесткие. На предплечьях мышцы были более длинные и тонкие. Они текуче переместились под кожей, когда он протянул руку расстегнуть пуговицу своих «ливайсов».

Сомнение, точно крохотный ручеек, пробилось сквозь туман ее возбуждения. Ее собственная фигура была далеко не так роскошна. Формы ее вообще едва обозначились. Но прежде чем Вероника успела впасть в тревогу, большие руки Купа с грубыми костяшками остановились. Она подняла глаза и увидела, что он рассматривает ее. Голод в его глазах разом смыл всю ее неуверенность.

— Вы отстаете, Ронни, — сказал Куп, кивком указывая на ее джемпер. — Снимите это.

Вероника путающимися пальцами стала раздеваться. Она подняла руки, чтобы стянуть через голову одежду, и услышала свистящий звук, вырвавшийся у Купа. В тот же миг ее лифчик был расстегнут и снят. Горячие руки окутали ее грудь. Вероника спихнула с лица свой джемпер.

Куп бережно держал ее грудь, как будто это были яйца Фаберже, хрупкие и бесценные. Он смотрел на нее, баюкая в ладонях, сосредоточив на этом все внимание.

— Черт побери, — прошептал он, — это самая крошечная грудь, какую я когда-либо видел у взрослой женщины.

—Тоже мне, дамский угодник, — сухо сказала Вероника, преодолев дурман ощущений, вызванных его прикосновением. — Это мечта каждой женщины — услышать констатацию ее недостатков.

Куп поднял на нее глаза.

— О нет! Я ничего не сказал о недостатках. Крохотная — да, но могущественная. Я готов поклясться, что этой адской силе подвластно поставить мужчину на колени. — Когда он, не отнимая рук, наклонился поцеловать Веронику, она немедленно была отброшена обратно во вселенную ощущений. Все нервы кричали в ней, разбуженные им, казалось, даже без всяких попыток. Он поглаживал большими пальцами легкую покатость ее груди, зажимая указательными пальцами ее соски. Вероника придвинулась ближе к нему и, когда он легонько потянул соски, со всхлипом втянула воздух.