3

Самый запад России. Стол для ужина накрывали вместе. Периодически Рита ловила на себе заинтересованный (да, именно — заинтересованный, а не похотливый!) взгляд гостя. А вот прикосновений к ней, даже случайных, по-прежнему избегал, что приводило в недоумение.

— Во мне что-то не так? — поинтересовалась она в какой-то момент.

— Боюсь показаться субъективным, но я изъянов не вижу, — признался он, наполняя бокалы легким игристым. — Напротив, очень хорошенькая. Проблема скорее во мне, — продолжал он, на какое-то мгновение над чем-то задумываясь. — Наверно следовало поговорить об этом еще утром.

А вот сейчас Коташова насторожилась, догадываясь, что разговор коснется чего-то очень, очень важного для ни обоих.

— Что-то серьезное? — не получилось скрыть беспокойства в голосе. Искреннего, не наигранного беспокойства. Вот к этому, точно, самому еще предстоит привыкать.

— В нашем случае — не знаю, — признался Константинов, выдерживая необъяснимую паузу. — Ты не против моего присутствия? — перехватив её недоумевающий взгляд, кивнув, поправил самого себя, — Рита, я принял решение остаться — единолично, не зная точно, хочешь ли ты видеть меня и дальше. Возможно, следовало уехать вместе с ребятами, дать тебе отдохнуть. Скажу честно, после нашего с тобой раннеутреннего объяснения — не смог себя заставить. Ты не против если задержусь еще хотя бы на пару часов? — спросил он с надеждой в голосе, тут же заверив, — Обещаю уехать по первой же твоей просьбе. По крайней мере, до следующего утра, а там, как масть ляжет. Будет желание — увидимся завтра утром. Пообщаемся. Захочешь, погуляем. Исключительно — как друзья.

Её необъяснимое напряжение почувствовал с момента, как молодежь начала собираться. Намеренно сам пошел гулять сперва с Глашкой, потом — один, чтобы дать ей время успокоиться. Что её настораживало, понять никак не мог. Самому себе за выдержку выставлял пять баллов с многочисленными плюсами.

Остановившись у мигающей разноцветными огоньками елки, Рита, выдержав достаточно внушительную паузу, совершенно неожиданно выдала, поинтересовавшись:

— А если я скажу — нет?

Растерянность, в какой оказался, не заметить было сложно. А ведь появилась надежда на серьезные подвижки в их отношениях. Однако, максимально короткое, но достаточно емкое слово прозвучало, как показалось Константинову, слишком категорично, не оставляя никаких сомнений в окончательно принятом решении.

— Да что ж ты будешь делать, — отставляя бокал, обронил он достаточно громко. — Что именно-то хоть — нет?

Вопрос, который подразумевал ответ. И снова — пауза. Могла сейчас солгать и устроить привычный для себя тихий вечер. А могла сказать правду. И, в таком случае, вечер сложится совершенно по-другому, сомнений в том не было. Она ведь видела, чувствовала отношение к себе со стороны Константинова!

Да и о причине его сдержанности — догадывалась, понять только не могла, почему не сделает тот единственный, решительный шаг. Тем более, что минувшей ночью объяснились максимально откровенно.

— Нет, я не хочу, чтобы ты уезжал не только сегодня, а вообще, — тихо, спокойно, без какого-либо надрыва и, в то же время — достаточно эмоционально продолжала, — Нет, я не хочу, чтобы мы оставались просто друзьями. Господи, я, наверно, с ума сошла, но хочу, чтобы ты остался. Ни как просто друг. Не знаю, что и, главное, как будет дальше. Страшно. Очень страшно. Не хочу снова проходить через предательство и потерю. Но и… — на мгновение взяв паузу, затем призналась, — Больше не могу притворяться, Алексей Константинов. Я хочу, чтобы ты был со мной если не как муж, то как друг, мужчина, любовник. Я твоей быть хочу, доволен?

Он не совсем понял резкость в её тоне. А вот в то, что услышал, не сразу поверил. Слишком много нерешенных вопросов между ними оставалось. Слишком много сомнений в ней самой. И сделать подобное признание по крайней мере для нее — сродни геройству. И то была не игра! Игру, в том не сомневался, почувствовал бы.

— Счастлив, — поправил Алексей, заключив маленькую женщину в достаточно крепкие объятия. А она каким-то образом упустила момент, когда оказался у неё за спиной. — Думал, еще долго не услышу ничего подобного. Относительно мужа обещать пока ничего не могу, поэтому и не буду. Но как друга, мужчину, любовника — гарантирую, — и голос его звучал достаточно уверенно. — Я ведь правильно сейчас понимаю: ты сделала выбор? — озвучил то, во что, кажется, боялся поверить. — Вот этот? — проговорил он тише и, мягко, избегая резких движений, развернув от ёлки, коснулся поцелуем её губ. И снова — сначала легкий, ничего не значащий, а следом — чувственный, многообещающий, глубокий. По крайней мере целоваться Константинов не просто умел, а делал это мастерски. Все ее прежние кавалеры рядом не стояли. Или ей так казалось? Она просто влюбилась. И на этот раз, кажется, по-настоящему. Как когда-то давно.

А вот к тому, что подхватят на руки и закружат по комнате, оказалась совершенно не готова, не сдержав скорее возгласа удивления от действия своего звездного гостя, чем — испуга. Не было сейчас страха, как с Алантьевым. Пугающая уверенность в этом человеке. Причем — во всем: в словах, в действиях. А ведь практически не знала его!

— Все хорошо, — заверил Константинов, бережно ставя её на пол, в то же время негромко, но уверенно продолжая, — Всё будет хорошо, обещаю. Встреча у меня с Никиткой шестого утром. Пятого вечером — самолет. Пять дней наших. Попробуем получше узнать друг друга.

— Ты меня сейчас слушал? — и вопрос Коташовой прозвучал с непонятным для него вызовом. Вот уж неожиданность. Еще одна — за минувшие сутки.

— И очень внимательно, — заверил Алексей, позволяя себе вновь обнять хозяйку квартиры. — Рита, давай сегодня ты будешь просто отдыхать, — предложил он, — Если не чувствуешь себя готовой к более серьезным отношениям, предлагаю пока остановиться на этих. Мы с тобой и так всего за сутки сделали огромный шаг вперед. Я счастлив, что ты рядом, что не против моего присутствия, — а вот сейчас предпочел быть максимально откровенным. — Но жертв, не надо. К хорошему это не приведет.

— Дело… — предприняла она попытку возразить.

— Дело как раз в этом, — не дослушав до конца фразу, перебил Константинов. — С моей стороны ты ждешь действия, которого, поверь, не будет, если с твоей — сохранится напряжение, — и тон его был достаточно категоричен, не вызывающий каких-либо сомнений. — Я не понимаю причины, но очень надеюсь, что она, все же, связана не со мной. Я не обижаю женщин, Рита.

— Если бы я тебе не доверяла, поверь, сделала бы все, чтобы ты уехал, — призналась Коташова, уверенно добавив, — Причем — еще с ребятами. Проблема, действительно, в другом. Возможно, покажется глупостью, но я боюсь, что утром сказка закончится, — закончила она на одном дыхании.

— Как я этого боюсь… — перехватив взгляд, улыбнулся, попросив, — Да поверь же ты, наконец, не денусь я никуда, — вот на столько счастливым не чувствовал себя давно.

Потом было шампанское. Разговор ни о чем. Медленный танец. Просто медленный танец, без какого-либо продолжения. А она почему-то была уверена, что, получив с её стороны разрешение, Константинов не станет себя утруждать дальнейшими ухаживаниями. Ошиблась. Отправляться с ней в койку незамедлительно данный человек не собирался…

Оставив на несколько минут комнату, вернувшись, застал Риту стоящей у елки, поправляющей гирлянду. Оглянулась. Что держало в напряжении, понять никак не мог. Кто-то сильно обидел в физическом плане? Или, всё-таки, проблема в нем? Другой вопрос — какая? Что делает не так?

Остановившись за спиной, обнял. Кажется, дышать перестала, когда его руки медленно, следуя за изгибами её тела, «прошествовали» от талии к груди, неся совершенно новые ощущения, пробуждая желания. Теплые губы коснулись пульсирующей от нервного напряжения вены на шейке.

— Или нет? — тихо прозвучал его голос и касался вопрос, точно не проявляемого в данную минуту к ней внимания. — Рита, решай, пока я могу остановиться, — лаская сквозь тонкую ткань платья её небольшую грудь, продолжал слегка севшим голосом. — Оставим все, как есть. Пока не почувствуешь себя готовой принять меня в качестве любовника. Не хочешь секса, боишься, что-то смущает, давай поиграем в подростков.