— Лена, я был сыном самой обычной советской семьи, без парткомовцев в роду, — моя чашку и оборачиваясь, спокойно продолжал Константинов. — Правда, общался с ребятами не только своего круга. Тянуло меня к элите того времени, да и язык общий как-то получалось находить. Интересы те же общие имелись. Да и времена были другие, проще. На тебя давно засматривался, понимая, что шансов практически нет. Парткомовская дочка редко за простого смертного замуж выходила. Мы, когда с тобой заявление в ЗАГС подали, подходила ко мне одна твоя подружка. По-дружески так проинформировала о причине твоей, вдруг появившейся любви, к простому парню. Боялась ты, что после рандеву с Лепшенко беременной окажешься. Родители вышвырнули бы из дома. Но мне было без разницы, был у тебя кто до меня или нет. Мне важно было, что ты — рядом. Что мы — вместе.

А вот данный момент их жизни до сих пор не обсуждался. Даже, когда семейная жизнь покатилась в тартарары. Не считал мужским поступком бросаться обвинениями. Это был его выбор. А то, что не сложилось…

— И ты уверен, что Димка твой?

А вот Гарбузова использовала запрещенный прием. И еще года так два назад он, возможно, и усомнился бы в том, что считал незыблемым столько лет. Теперь же… Остановившись перед гостьей, выдержал внушительную паузу. Забрав из её рук чашку с недопитым кофе и отставив ту в сторону, совершенно спокойно заметил:

— Если ты ходила беременной почти двенадцать месяцев, то конечно, не мой. Только, учитывая, как ты давила, и до сих пор пытаешься давить на парня — мой. Целиком и полностью — мой. Ты его ненавидишь не меньше, чем меня. Правда, понять за что — не могу. Да теперь уже и не важно, — добавил он, глянув на часы.

— Леш, я не могла по-другому.

О чем она сейчас? Константинов, выдержав паузу, медленно выдохнул. Очень надеялся, что вот именно сейчас, с утра пораньше, не прорежется еще один человечек — из далекого Калининграда. При Гарбузовой «снимать» трубку совсем не хотелось. Учитывая характер Риты, в один «клик» может с легкостью оказаться в почетном черном списке.

— Лена, давай так, попытку быть вместе, почти тридцать лет назад мы сделали. Не получилось. Не хочу никаких выяснений отношений. Вообще никаких. Ты тогда приняла решение. Я ни на чем не стал настаивать. Всё. Поезд ушел. Безвозвратно. Обвинять тебя никогда ни в чем не обвинял. Не по-мужски это. Ты искала для себя лучшего. Твоё право. На тот момент я мало что мог тебе дать и вообще, гарантировать. Сам еле держался на плаву. У нас есть общее — сын. Давай не будем портить отношения ради него. Вырос отличный парень.

— То есть, ты меня до сих пор не простил, — сделала из чего-то вывод Ленка.

— Я бы сказал по-другому — всё перегорело, — поправил ее Константинов. — У тебя есть семья, дети, гарантия в завтрашнем дне. Я тоже нашел человечка, который меня понимает и принимает таким, какой есть. В обиду её не дам, предупреждаю сразу.

— Константинов, ты…

— Я тебя достаточно хорошо знаю, — прервал Алексей бывшую жену. — Поэтому данный момент обсуждаем один раз — сейчас. И ты принимаешь условие. В противном случае, Лена, тебя не спасет даже Гарбузов.

— Да на здоровье. Тебя всегда на экзотику тянуло! Посмотрю, как скоро тебе твоя провинциальная шлю…

— Достаточно! — не дослушав гостью, резко остановил Константинов. — Мне через час в театре надо быть. Собирайся, до метро подброшу, — закончил он, выходя из кухни.

До репетиции, на самом деле, было еще целых два часа! Но вот проводить те в обществе бывшей жены желанием не горел. Елена Викторовна и так подпортила настроение, которое в последнее время и без того было проблемным. И главная причина крылась… А в невозможности находиться рядом с человечком, который стал ближе всех в этом мире…

Снова глянул на часы. У них — восьмой час, у неё — только седьмой. Час разницы. Вот привыкнуть к этому никак не получалось. И пару раз даже случайно раньше времени звонил, не желая того — будя. Теперь пытался приучить себя не звонить раньше полудня по-местному. Вот тут точно сонной не застанет.

3

Самый запад России. Очередная среда. Впрочем, нет, в наступившем году — первая рабочая среда. Коташова «воевала» с коллегами по вопросу закрытия дел. Все документы прошлого года должны были в самые кратчайшие сроки быть оформлены в дела и сданы на хранение. Но, как обычно (и это не менялось годами) начались «пробуксовки». Кто-то странным образом в начале года ушел в отпуск, кто-то — на больничный!

Швырнув список дел на одну из полок, Ритка оглянулась к появившемуся Алексееву. Вот только этого еще не хватало сегодня для полного комплекта, — подумалось не без раздражения! И, главное, послать далеко и на долго было не за что!

— Коташова, для тебя там курьер с букетом. От ворот поворот сразу давать? — сообщил он.

Рита какое-то время в недоумении смотрела на Вадика. О чем тот вообще говорил? У неё с хозяйственниками проблема, утрата документов, а тут какие-то курьеры и цветы…

— С букетом? — переспросила она, отвлекаясь от какого-то, ничего не говорящего Алексееву, талмуда со списком табличной формы. — С каким букетом, Вадик? — напомнив, — На дворе 12 января, а не 8 марта.

Последний раз букеты ей присылали… В году минувшем. Но там было всё понятно. Как там говорят — конфетно-букетный период. Замечательный период, который, к сожалению, достаточно быстро проходит…

Теперь же, когда вступили в стадию максимально серьезных отношений, необходимость в пустой трате финансов элементарно отпала. По крайней мере, по мнению самой Коташовой.

— У тебя совсем всё плохо с восприятием? — откровенно съязвил Вадик, добавив, — С цветочным. Лилии. В какой отдел нести: бухгалтерия или кадры?

А до неё, наконец, медленно начало доходить… Вот в их случае, по всей видимости, этот самый «букетно-конфетный» период предполагал продолжение. Радоваться данному факту или нет, еще предстоит определиться…

— Счас же, — на ходу набрасывая куртку, обронила она, спешно оставляя службу делопроизводства, с удивленно смотрящими ей в след инспекторами.

Лилии… Красно-белые… Коробка конфет… Бережно обнимая букет, на какое-то время задержалась на улице, постаравшись справиться с нахлынувшими вдруг эмоциями… И предположить не могла, что, вот такое внимание к ней будет продолжено…

Алексеев, наблюдая из окна коридора за Коташовой, глянул на проходящую мимо кадровичку, поинтересовавшись, кивнув в сторону улицы:

— Слушай, а с ней что за новогодние праздники произошло? — и вопрос определенно касался Риты, задерживающейся у входа. — На крыльях летает, метлу забросила.

Кажется, он сейчас попытался сыронизировать. В своей, алексеевской, манере.

— Вадик, а у самой спросить никак? — полюбопытствовала Женька, сама глянув в окно. Тоже успела заметить перемены, причем — достаточно серьезные, в настроении начальника их делопроизводственной службы. И вряд ли дело было исключительно в новогодних каникулах. Отдохнули они, конечно, все. Такой, мини-отпуск. Только для разительных перемен одного обычного отдыха маловато будет…

— У этой бешеной? — ошарашенно глянув на Сергун, поинтересовался Вадик.

— Похоже, со своим помирилась. Сам говоришь — на крыльях летает, — со знанием дела (как говорится — сама — женщина), продолжала она, отвлекаясь от окна. — А это верный признак наладившихся отношений.

— За конфетки и цветы продалась? — очередной раз съязвил Алексеев.

Ну, не давала ему покоя Коташова со своей личной жизнью, что в их учреждении не заметил только разве слепой и глухой. При этом каких-либо серьезных шагов в её сторону не предпринимал, если только не предположить, что под резкими высказываниями скрывались какие-либо чувства.

— Ну, я бы не сказала, — протянула медленно Женька, задержав взгляд на собеседнике. — Сережки и колечко не в местных «Супер ценах» куплены. Сразу видно — даритель и при бабках, и цену безделушкам знает.

— Сейчас бижутерию сделают так, что не отличишь, — не унимался Алексеев.