Меня вызвали в НКВД и на допросе заявили, что заблаговременная подготовка к партизанской войне на случай агрессии — затея врагов народа Якира, Уборевича и других. Готовить «банды» было признано неверным.
Я видел, как мы катимся к катастрофе».
Для многих выживших профессионалов катастрофа была очевидной. Ликвидирована база партизанского движения, уничтожены кадры специалистов-партизан.
Необъяснимо и то, что перед войной мы усиленно увеличивали пропускную способность железных дорог на Западном направлении.
Наши железнодорожные пути были в три раза ниже немецких по своей пропускной способности. Вместо того, чтобы оставить ее на прежнем уровне, Советский Союз строил новые подъезды. Рельсы нам услужливо поставляла Германия. Разумеется, в обмен на зерно.
Первые шаги Сталина и правительства страны по руководству партизанским движением с началом войны оказались крайне непрофессиональными.
3 июля 1941 года в обращении к советскому народу Сталин заявил: «В занятых врагом районах надо создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога лесов, складов и обозов».
Все, что сказал Сталин, было безумием. Если бы кто-нибудь другой, а не Сталин призвал жечь леса, его бы сразу заклеймили как врага народа и бросили в тюрьму. Поджог лесов был выгоден немцам, а не партизанам.
В призыве Сталина отсутствовала главная задача партизанских сил — отрезать вражеские войска от источников тылового снабжения, зато звучал приказ уничтожать продовольствие.
У немцев было свое снабжение, а вот партизанам без продовольствия, уничтоженного по призыву «отца народов», проходилось туго.
Выступление Сталина толкнуло центральные и местные органы на необдуманное, неподготовленное, спешное формирование партизанских отрядов и заброску их на оккупированную территорию.
Обучали диверсионные группы не более чем неделю, а по опыту предыдущей подготовки 20-30-х годов на это уходило до полугода.
18 июля 1941 года вышло постановления ЦК ВКП(б) «Об организации борьбы в тылу германских войск». Самое поразительное, что оно нацеливало на партизанщину, а не на серьезное ведение боевых действий за линией фронта. Постановление предписывало развернуть сеть подпольных большевистских организаций, которые возглавят борьбу в тылу врага.
Но подполье, как известно, было крайне уязвимым. Против подпольщиков действовали опытные германские спецслужбы, и участь их, как правило, оказывалась весьма печальной. Какое уж тут руководство партизанами, самим бы уцелеть.
Однако после войны миф о руководящей роли большевиков-подпольщиков усиленно насаждался советский пропагандой.
Итак, к чему же привела непродуманная переброска в тыл наспех сформированных, неподготовленных партизанских отрядов?
К марту 1942 года на территорию Украины было заброшено около 2 тысяч партизанских отрядов и диверсионных групп, но данные о боевой активности у Москвы имелись лишь на 240 из них. А к лету того же года на Украине числилось 778 отрядов, но реально действовало только 22.
Вот отчет радиста-партизана Сергея Мельниченко, заброшенного в тыл врага в 1941 году. Его удалось разыскать в архивах. Это, несомненно, уникальное свидетельство преступных просчетов нашего руководства в деле развертывания партизанской войны.
«8 сентября 1941 года, — докладывает Мельниченко, — с группой 39 человек, по заданию 4-го управления НКВД мы выехали по направлению фронта в район Ворожбы для перехода линии фронта. Попытки связаться со штабом фронта и получить у него топокарты и место перехода линии фронта не увенчались успехом.
Встречали бегущих бойцов, но они не знали, где фронт.
Не имея топокарт, не зная местности, 11-го днем отыскали на станции Ворожба оставленный при эвакуации паровозик и поломанный вагон, мы погрузились и поехали по направлению к фронту...
Остановились мы на станции Немиловке — это был уже тыл противника.
Поздно вечером мы попытались установить радиосвязь, но нам это не удалось, так как аппаратура для нас была совершенно незнакомой и нам пришлось осваивать ее уже в тылу противника.
12 сентября на рассвете мы выступили в поход, сами не зная, в каком направлении, так как не было ни карты, ни компаса. Командование, неграмотное в военно-тактическом отношении, вело нас куда выйдем.
Путь был невероятно тяжел, так как люди были перегружены — несли тол, боеприпасы и запасы продуктов.
В этот же день мы встретили первую партизанскую группу из сельского актива села Казачье, оставленную для работы в тылу. На вооружении у них был станковый пулемет, из которого они нас чуть не перебили.
С нами был командир отряда Волошин (на редкость бездарный человек).
На рассвете 13 сентября мы достигли долгожданного беляевского леса... Командир Волошин лег спать, не выслав ни разведки, ни на поиски людей.
Вечером мы должны были переправиться через реку.
Переправу пошел организовать командир отряда Волошин с тремя командирами диверсионных групп, и оттуда они все дезертировали.
В этот день выбираем другого командира т. Горбушко. Связь все дни отличная, конкретных заданий не получаем, ежедневно слушаем положение на фронте.
Вечером 18 сентября выступили. Шли через села Веселое, Погаричи, Будище. Шли всю ночь, вел комиссар отряда т. Коротун, не знавший местности и без карты. Блудили по болотам и лугам, залитым водой. Все мокрые, измученные, замерзшие».
Однако время шло, и заброшенные в тыл отряды, группы, придя в себя, ознакомившись с обстановкой, начали действовать. Пусть их было немного, но возникла необходимость координации боевой работы партизан. И в декабре 1941 года Сталин приказывает создать Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД). Вместо того, чтобы назначить начальником штаба опытного партизана-диверсанта, Верховный поручил руководство кадровому партийному работнику, секретарю ЦК Компартии Белоруссии Пономаренко.
Правда, штаб просуществовал недолго. Уже в январе 1942-го его ликвидировали. А в мае вновь создали.
В сентябре была утверждена должность Главнокомандующего партизанским движением. Этот пост занял К. Ворошилов. В ноябре пост Главнокомандующего упразднили.
7 марта 1943 года ЦШПД в очередной раз разогнали. В апреле опять восстановили.
И тем не менее, несмотря на активную штабную «свистопляску», партизанское движение крепло, набирало силу. Партизаны учились воевать.
К лету 1943 года советские партизанские формирования насчитывали 120 тысяч человек.
Прошло два невероятно трудных года войны. Путем провалов и ошибок, ценой сотен смертей приходило осознание своей роли в общей борьбе, приходили знания, умения.
Партизанское движение превращалось в мощную силу. Сегодня специалистами и аналитиками разведывательно-диверсионной службы подсчитано, что при правильном планировании и умелой доставке боеприпасов и минно-взрывных средств партизаны способны были в течение 3-4 месяцев произвести крушения 10-12 тысяч поездов. Однако тут центр навязал им ошибочную тактику.
И это еще один миф партизанской войны. Десяток-другой лет тому назад его знал каждый школьник. Речь идет о так называемой «рельсовой войне» советских партизан.
В 1943 году прошли две операции «рельсовой войны». Первую начали брянские партизаны в ночь на 22 июля, а вторая, под названием «Концерт», проводилось в сентябре-ноябре.
К сожалению, ожидаемых результатов эти операции не дали. Москва почему-то рассчитывала на нехватку рельсов у фашистов. Но рельсов было достаточно, да и противник научился их сваривать или применял металлический мостик, который закрывал место разрыва рельса.
Было еще одно обстоятельство, которое не учли в Центральном штабе: раз приказано взрывать рельсы, а не поезда, то взрывы легче и безопаснее осуществлять, например, на запасных путях, подальше от немецкой охраны. Поступали и так.
За август 1943 года партизаны подорвали 200 тысяч рельсов, а у фашистов их было 11 млн. Так что эффективность «рельсовой войны» оказалась небольшой. Это был очередной просчет руководства страны.
