Взгляд Пуаро — и на редкость проницательный, кстати сказать, взгляд стремительно обратился к ней.
— Что-то не так, да?
— Представить себе не могу… — начала миссис Личэм Роше и смолкла. — Я имею в виду, — попыталась она собраться с мыслями, — это так странно… Хьюберт никогда…
Пуаро быстро обвел общество взглядом.
— Мистер Личэм еще не спускался?
— Нет, и это так необычно…
Она умоляюще взглянула на Джеффри Кина.
— Мистер Личэм Роше сама пунктуальность, — пришел тот на помощь. — Он не опаздывал к ужину уже… — я сомневаюсь, чтобы он вообще когда-либо к нему опаздывал.
Незнакомцу ситуация, вероятно, представлялась забавной. Растерянные лица, общая неловкость…
— Я знаю, что делать, — заявила вдруг миссис Личэм Роше с облегчением человека, справившегося со сложной ситуацией. — Я позову Дигби.
Так она и поступила. Незамедлительно явился дворецкий.
— Дигби, — обратилась к нему миссис Личэм Роше, — ваш хозяин. Он…
Продолжения, по обыкновению миссис Роше, не последовало, но дворецкий, очевидно, его и не ждал. Он тут же и с полным пониманием ответил:
— Мистер Личэм Роше спустился в пять минут девятого и прошел в кабинет, мадам.
— Ага!
Миссис Личэм немного подумала.
— А как вам кажется… я имею в виду… он слышал гонг?
— Думаю, должен был слышать: гонг расположен прямо у дверей кабинета.
— Да, конечно, конечно, — сказала миссис Личэм Роше, теряясь окончательно.
— Передать ему, мадам, что ужин подан?
— О, спасибо вам, Дигби. Да, думаю… да, да, вы ему передайте.
— Даже и не знаю, — сообщила она гостям, когда дворецкий вышел, — что бы я делала без Дигби.
Последовала пауза.
Вернувшийся Дигби дышал несколько чаще, чем это подобает хорошему дворецкому.
— Прошу прощения, мадам, но дверь кабинета заперта. Вот с этого-то момента Эркюль Пуаро и взял ситуацию в свои руки.
— Думаю, нам всем лучше пройти туда, — заявил он и первым двинулся к выходу.
Остальные последовали за ним. Никому и в голову не пришло подвергать сомнению его право распоряжаться. Довольно комичный гость исчез. Вместо него появился человек, облеченный властью и полностью владеющий ситуацией.
Поэтому они безропотно проследовали за ним через холл, прошли мимо лестницы, мимо огромных часов и, наконец, мимо ниши с установленным в ней гонгом. Прямо напротив него была закрытая дверь.
Пуаро постучал в нее; сначала — тихо, потом все сильнее и сильнее. Ответа не было. Пуаро проворно опустился на колени и приник глазом к замочной скважине. Затем он поднялся и огляделся.
— Господа, — объявил он, — мы должны взломать эту дверь. Немедленно!
Присутствовавшие и тут ни на миг не усомнились в его праве командовать ими. Как самые крупные из мужчин, Джеффри Кин и Грегори Барлинг немедленно принялись штурмовать дверь под руководством Пуаро. Процесс несколько затянулся. Двери в Личэм Клоуз были солидным и серьезным препятствием — не то что современные хлипкие заслонки. Они упорно сопротивлялись натиску, но в конце концов уступили объединенным усилиям мужчин и с грохотом повалились внутрь.
Заходить в кабинет, однако, никто не спешил: краем глаза они там уже увидели то, что, боялись увидеть. Напротив двери было окно. Слева, между окном и дверью, стоял большой письменный стол. В кресле, повернутом к нему боком, сидел крупный мужчина, безвольно повалившийся на стол. Он сидел лицом к окну и спиной к двери, но его поза не оставляла никаких сомнений. Под правой рукой, бессильно свесившейся к ковру, лежал маленький пистолет.
— Уведите миссис Личэм Роше, — резко бросил Пуаро Грегори Барлингу, — и других леди тоже.
Тот понимающе кивнул и положил ладонь на руку хозяйки. Миссис Личэм Роше вздрогнула.
— Он застрелился, — выговорила она. — Какой ужас!
Она снова вздрогнула и позволила увести себя. Девушки последовали за ними.
Пуаро, сопровождаемый молодыми людьми, вошел в комнату. Остановив их жестом, он подошел к телу и опустился возле него на колени.
Входное пулевое отверстие он обнаружил на правом виске. Пуля прошла насквозь, и разбитое зеркало, висевшее на стене, ясно показывало, куда она попала. На столе лежал лист бумаги, на котором неверной дрожащей рукой было выведено единственное слово: «Простите».
Пуаро оглянулся на дверь.
— Ключа в замке нет, — бросил он. — Возможно… Его рука скользнула в карман покойника.
— Да, вот он, — подтвердил он. — По крайней мере, должен быть он. Будьте добры, мосье, проверьте…
Джеффри Кин взял у него ключ и вставил в дверной замок.
— Да. Он и есть.
— А окно?
Гарри Дэйлхаус подошел к окну.
— Заперто.
— Вы позволите? — Пуаро стремительно поднялся и приблизился к большому двустворчатому окну, доходившему до пола. Он открыл его, с минуту пристально разглядывал траву внизу и снова закрыл.
— Друзья мои, — объявил он, — нам следует позвонить в полицию. До тех пор пока она не появится здесь и не убедится, что произошло действительно самоубийство, ничего нельзя трогать. С момента смерти не прошло и четверти часа.
— Знаю, — хрипло ответил Гарри. — Мы слышали вы стрел.
— Comment?[55] Что вы сказали?
Гарри Дэйлхаус и Джеффри Кин объяснили ему. В этот момент вернулся Барлинг, и Пуаро повторил ему то, что уже сказал молодым людям. Кин ушел звонить в полицию, и Пуаро попросил Барлинга уделить ему несколько минут.
Оставив Дигби охранять дверь кабинета и отправив Гарри Дэйлхауса за дамами, Пуаро провел Барлинга в небольшую комнату, примыкавшую к кухне.
— Насколько я понимаю, вы были близким другом покойного, — начал он. Именно потому я и счел возможным поговорить с вами первым. Возможно, приличия требуют от меня объясниться сначала с мадам, но в данный момент это не представляется мне pratique.[56]
Он помолчал.
— Видите ли, я попал в довольно деликатное положение. Лучше всего будет изложить вам факты прямо. По профессии я частный детектив.
Барлинг слегка улыбнулся.
— Вряд ли есть необходимость сообщать мне это, мосье Пуаро. Ваше имя гремит по всему миру.
— Мосье слишком любезен, — поклонился Пуаро. — В таком случае, начнем. Недавно на мой лондонский адрес пришло письмо от мосье Личэма Роше, в котором он писал, что имеет основания подозревать серьезную утечку своего капитала. По семейным обстоятельствам — так говорилось в письме — он не желает вмешивать в это дело полицию, поэтому просит меня приехать и разобраться в нем лично. Что ж, я согласился и приехал. Не так, впрочем, спешно, как ожидал от меня покойный мосье, но, в конце концов, у меня есть и другие дела, а мосье все же не король Англии, как бы он ни был уверен в обратном.
Барлинг позволил себе понимающую улыбку.
— Он нисколько в этом не сомневался.
— Вот именно. Э… ну, вы меня поймете. Письмо достаточно ясно говорило о — что называется — эксцентричности его автора. То есть не об откровенном безумии, но все же о значительной неуравновешенности. N'estce pas?
— Последний его поступок говорит об этом лучше всего.
— О мосье, самоубийства далеко не всегда совершаются импульсивно. Так часто говорят присяжные, но делают они это единственно, чтобы пощадить чувства родственников.
— И тем не менее, Хьюберт не был нормален. Он страдал непредсказуемыми приступами ярости, фамильная гордость превратилась у него в самую настоящую манию, а уж по части чудачеств мало кто мог его обойти. При всем при том он оставался умным человеком.
— Несомненно. Достаточно умным, чтобы понять, что его обкрадывают.
— Но разве это причина, чтобы свести счеты с жизнью?
— Вот именно, мосье. Нелепость. И я должен спешить. Из-за этих — как он назвал их в своем письме — семейных обстоятельств. Eh bien, мосье, вы человек опытный и прекрасно знаете, что подобные обстоятельства обычно и есть главная причина, по которой человек решается покончить с собой.