— Да, мэм…

— Она ведь теперь живет за границей, — продолжала Франки, делая вид, что она близкая знакомая Темплтонов.

— Да, говорят, — подтвердила миссис Прэт.

— Вы у нее служили, верно?

— Чего-чего, мэм?

— Я говорю, вы служили у миссис Темплтон, — медленно и очень четко повторила Франки.

— Да как сказать, мэм. И всего-то два месяца.

— А-а, я думала куда дольше.

— Это Глэдис, мэм. Горничная. Она у них с полгода служила.

— Значит, обе вы там служили?

— Ну да. Она горничная была, а я кухарка.

— А когда мистер Сэвидж умер, вы еще служили?

— Не пойму, мэм. Это вы про что, мэм?

— Это при вас мистер Сэвидж умер?

— Мистер Темплтон не помер… Нет, ничего такого я не слыхала. Просто уехал за границу.

— Мы говорим не о мистере Темплтоне, а о мистере Сэвидже, — не выдержал Бобби.

Миссис Прэт глянула на него непонимающим взглядом.

— Тот самый джентльмен, который оставил миссис Темплтон кучу денег, — сказала Франки.

На лице миссис Прэт мелькнул наконец проблеск понимания.

— А и впрямь, мэм, джентльмен, про кого дознание было.

— Вот-вот, — подхватила Франки, обрадованная своим успехом. — Он ведь часто к ним наезжал?

— Не могу сказать, мэм. Я тогда только поступила. Должно, Глэдис знает.

— Но ведь вам пришлось засвидетельствовать его завещание, верно?

Миссис Прэт тупо на нее поглядела.

— Вас позвали, и он при вас подписал какую-то бумагу, и вам самой тоже пришлось ее подписать.

— Опять проблеск понимания в глазах.

— И впрямь, мэм. И меня, и Альберта позвали. Я ничего такого никогда не делала, и не понравилось мне это. Я тогда и Глэдис сказала: не по мне это — какую-то бумагу подписывать, верное слово, не по мне. А Глэдис успокоила: мол, тебе бояться нечего, потому как там мистер Элфорд, а он очень даже приличный джентльмен, потому как поверенный.

— Так что же все-таки произошло? — спросил Бобби.

— Это вы о чем, сэр?

— Кто вас позвал поставить свою подпись? — уточнила Франки.

— Хозяйка, мэм. Она пришла на кухню и велела мне сходить за Альбертом, и чтоб мы с ним пришли в ту, самую лучшую спальню — сама-то она перед тем, как тому джентльмену приехать, стала в другой спальне спать. Приходим мы, а он в кровати сидит и, ясное дело, хворый. Это я сразу поняла, хоть раньше его не видела. Такой, что краше в гроб кладут. Мистер Элфорд там тоже был и говорил так хорошо, сказал, мол, нечего бояться, а просто надо подписать, где джентльмен подписался, я, как было велено, все сделала и еще приписала: «кухарка» и свой адрес, и Альберт, он то же самое сделал. Ну, я сразу потом к Глэдис — а сама вся дрожу — значит, ей говорю: это что ж такое, тот джентльмен в спальне того и гляди помрет. А Глэдис мне: вчера вечером он в полном порядке был, видать, в Лондоне что приключилось, вот он и расстроился. Он когда в Лондон поехал, еще спали все: тогда я ей и сказала, что не люблю я никакие бумаги подписывать, а Глэдис говорит, нечего, мол, беспокоиться, потому как там мистер Элфорд был.

— А тот джентльмен.., мистер Сэвидж.., он когда умер?

— Да сразу на следующее утро. С вечера он у себя в комнате заперся и никому не велел к нему входить, а утром Глэдис вошла и видит — он уж весь закоченел, и тут же письмо.., лежало, а на нем написано: коронеру. Ох, у Глэдис прямо поджилки затряслись. Потом дознание было, и все такое. А через два месяца миссис Темплтон сказала мне, что теперь за границей жить будет. Но она определила меня на очень хорошее место на севере Англии, с большим жалованьем.., и подарок хороший подарила, так-то. Уж такая добрая леди — миссис Темплтон.

Теперь миссис Прэт, можно сказать, блистала, упиваясь собственным красноречием.

Франки встала.

— Что ж, мы очень вам благодарны. — Она вытащила из портмоне банкноту. — Позвольте оставить вам, э-э.., э-э.., небольшой подарок. Я отняла у вас столько времени.

— Спасибочки, мэм, от всего сердца. Всего вам хорошего, и вашему джентльмену тоже.

Франки покраснела и поспешно ретировалась. Бобби последовал за ней через несколько минут. Вид у него был озабоченный.

— Похоже, — сказал он, — мы выудили из нее все, что она знает.

— Да, — сказала Франки, — И все сходится. Можно не сомневаться, мистер Сэвидж действительно сделал завещание, и похоже, что он и в самом деле перепугался, что у него рак… Доктора с Харли-стрит не так-то легко подкупить. Ну а они, я думаю, просто поспешили воспользоваться ситуацией и решили поскорее разделаться с ним, покуда он не передумал и не составил нового завещания. Но вот как можно это доказать, я просто не представляю.

— Ну конечно. Мы можем только подозревать, что миссис Темплтон кое-чего дала ему выпить — чтобы он немного поспал.., но как это докажешь? Бассингтон-Ффренч, возможно, подделал то письмо к коронеру, но опять же, как это докажешь? Письмо, скорее всего, уничтожили — сразу после того, как оно сыграло свою роль на дознании.

— Итак, мы опять вернулись к тому же: Бассингтон-Ффренч и его коллеги очень боятся, как бы мы чего-то не узнали… Только вот чего?

— А тебя не смущает вся эта история с завещанием? Этот срочный вызов свидетелей?

— Да нет, пожалуй… Разве только одно. Почему миссис Темплтон послала за садовником, ведь в доме была горничная, которая тоже вполне могла поставить свою подпись. Почему же позвали не горничную?

— Поразительно, что ты именно сейчас об этом заговорила. — Голос Бобби звучал как-то странно.

— Почему? — спросила Франки, с любопытством на него посмотрев.

— Я задержался, чтобы спросить у миссис Прэт фамилию и адрес Глэдис.

— Ну?

— Фамилия горничной Эванс!

Глава 32

Эванс

Франки ахнула.

— Понимаешь, ты задала тот же вопрос, что и Карстейрс. «Почему же не позвали горничную», то есть «Почему же не Эванс?» — взволнованно сказал Бобби.

— Ох, Бобби, наконец-то мы хоть что-то нащупали.

— Должно быть, Карстейрсу это тоже пришло в голову. Он пытался что-нибудь разузнать, так же, как мы с тобой, пытался найти что-то подозрительное. И это обстоятельство его смутило точно так же, как и нас. Думаю, что в Уэльс он поехал по той же причине. Глэдис — имя валлийское… А значит, велика вероятность, что родом она из Уэльса. Он проследил ее путь до Марчболта. Но кто-то проследил и его путь… В результате он с ней так и не встретился.

— Почему же не Эванс? — спросила Франки. — Какая-то для этого должна быть причина. Вроде бы пустяк, а получается, что совсем не пустяк. В доме две служанки, почему же она послала за садовником?

— Возможно, потому, что Чадли и Альберт Миир туго соображают, а Эванс из тех, кого не проведешь.

— Нет, дело не только в этом. Там ведь был мистер Элфорд, а он человек проницательный. Ох, Бобби, я чувствую, ключ к разгадке здесь. Только бы нам добраться до причины. Эванс. Почему Чадли и Миир, а не Эванс?

Она вдруг замолчала и прикрыла глаза ладонями, чтобы лучше сосредоточиться.

— Сейчас, сейчас, — пробормотала она. — Что-то такое крутится в голове… Дай мне немного подумать.

Думала она довольно долго, потом опустила руки и посмотрела на Бобби: глаза ее как-то особенно блестели.

— Бобби, если ты гостишь в доме, где две служанки, какой из них ты обычно даешь на чай?

— Естественно, горничной, — удивленно ответил Бобби. — Не кухарке же. Ее никогда и не видишь.

— Ну да, и она тебя тоже никогда не видит. Разве что мельком, если ты приехал к кому-то надолго. А горничная прислуживает тебе за обедом и приносит в комнату кофе.

— К чему ты клонишь, Франки?

— Позвать в свидетели Эванс они не могли, Эванс поняла бы, что тот, кто делал завещание, вовсе не мистер Сэвидж.

— Господи, Франки, что ты хочешь этим сказать? Кто же это тогда был?

— Бассингтон-Ффренч, вот кто! Ты разве не понимаешь, он изобразил из себя Сэвиджа. Держу пари, именно Бассингтон-Ффренч отправился к доктору, потом стал изображать, что он не сомневается, что у него рак. Послали за поверенным — тот, естественно, не знал мистера Сэвиджа, но потом конечно же с чистой совестью мог поклясться, что мистер Сэвидж при нем подписал завещание в присутствии двух свидетелей, вернее, свидетельницы и свидетеля. Но кухарка никогда прежде мистера Сэвиджа не видела, а садовник — старик скорее всего подслеповатый и, надо думать, тоже никогда прежде мистера Сэвиджа не видел… Теперь понимаешь?