Мойра.., где она сейчас? Что сотворил с ней этот зловещий тип? Только бы она была жива…

— Она должна быть жива, — мрачно, сквозь зубы произнес Бобби. — Ни о чем другом я и думать не хочу.

Он осторожно обошел дом, тщательно осмотрев его со всех сторон. Часть верхних окон светилась, в одном из окон первого этажа тоже горел свет.

Бобби подобрался к этому окну. Шторы были задернуты, но между ними оставалась щелка. Бобби оперся коленом о подоконник и бесшумно на него влез. Теперь можно было заглянуть внутрь.

За стеклом двигались мужская рука и плечо — человек, должно быть, писал. Вот он переменил позу, и стал виден его профиль. Это был доктор Николсон.

Не зная, что за ним наблюдают, доктор продолжал писать. Бобби испытал странное блаженство. Николсон был так близко — если бы не стекло, можно было бы протянуть руку и коснуться его.

Бобби чувствовал, что впервые по-настоящему видит этого человека. Волевой профиль: большой, мясистый нос, выдающаяся вперед челюсть, хорошо выбритый, резко очерченный подбородок. Уши маленькие, плотно прилегают к голове, а мочки полностью срослись с щеками. Такие уши вроде бы означают что-то особое в характере.

Доктор все писал — спокойно, неторопливо. Порою останавливался, подыскивая подходящее слово, и снова принимался писать. Перо двигалось ровно и точно. Вот он снял пенсне, протер и снова надел.

Бобби со вздохом спустился на землю. Похоже, Николсон еще какое-то время будет писать. Как раз теперь и надо бы пробраться в дом.

Неплохо бы проникнуть туда через окно верхнего этажа, а ночью не спеша обследовать все помещения.

Бобби опять обошел дом и выбрал подходящее окно на втором этаже. Фрамуга оказалась открытой, но свет в комнате не горел, по-видимому, сейчас там никого не было. Кроме того, поблизости весьма кстати росло дерево.

В следующую минуту Бобби уже на него карабкался. Все шло хорошо, но, когда он протягивал руку, чтобы ухватиться за оконный карниз, раздался угрожающий треск ветви — той самой, на которой он находился… А в следующий миг эта подгнившая ветка обломилась — Бобби рухнул вниз, угодив головой в купу гортензий под окном, что, к счастью, смягчило удар.

Окно Николсона было дальше, но по этой же стороне дома. Бобби услышал, как доктор вскрикнул, и его окно распахнулось. Немного оправившись от потрясения, Бобби вскочил, мигом вырвался из цветочных пут и кинулся сквозь густую тень на дорожку, ведущую к маленькой двери в стене. После короткой пробежки он нырнул в кусты.

Он слышал голоса и видел, как подле сломанных и потоптанных гортензий двигались огни. Он замер, боясь вздохнуть. Они могут пойти по дорожке. Однако если они увидят, что калитка открыта, то скорее всего решат, что нарушитель спокойствия успел скрыться, и дальше искать не станут.

Однако минуты летели, а к кустам никто не приближался. Вскоре Бобби услышал голос Николсона, который о чем-то спрашивал. Слов он не разобрал, но услышал ответ, произнесенный грубым голосом простолюдина:

— Все в полном порядке, сэр. Я все осмотрел.

Звуки постепенно замерли, огни исчезли. Все как будто вернулись в дом.

Бобби очень осторожно вышел из своего укрытия на дорожку. Все вроде бы было тихо. Он сделал шаг по направлению к дому, потом еще и еще.

И вдруг сзади из тьмы на него обрушился мощный удар. Он рухнул и провалился… во мглу.

В пятницу утром зеленый «бентли» остановился перед Станционной гостиницей в Эмблдивере.

Как было заранее договорено. Франки послала Бобби телеграмму на имя Джорджа Паркера. В ней она сообщала, что выезжает из Лондона на дознание, где ей предстоит давать показания по поводу смерти Генри Бассингтон-Ффренча и что по пути она заедет в Эмблдивер.

Но ответной телеграммы, в которой было бы названо время и место встречи, она не получила, а потому и приехала прямо в гостиницу.

— Мистер Паркер, мисс? — переспросил коридорный. — По-моему, джентльмен с такой фамилией у нас не останавливался, но я посмотрю.

Через несколько минут он вернулся.

— Он приехал в среду вечером, мисс. Оставил саквояж и сказал, что скорее всего вернется поздно. Его вещи здесь, у нас, но сам он так и не возвращался.

У Франки вдруг закружилась голова — она оперлась о стол, чтобы не упасть. Коридорный смотрел на нее с сочувствием.

— Вам плохо, мисс?

Франки покачала головой.

— Все в порядке, — выдавила она. — Он не оставлял никакой записки?

Коридорный опять ушел и скоро вернулся.

— На его имя пришла телеграмма, — сказал он. — А больше ничего нет.

Он смотрел на Франки с любопытством.

— Я могу чем-нибудь помочь, мисс?

Франки покачала головой.

В эту минуту она хотела только одного — уйти отсюда. Ей нужно собраться с мыслями и решить, как действовать дальше.

— Не беспокойтесь, — сказала она и, сев в автомобиль, поехала прочь.

Коридорный смотрел ей вслед и умудренно покачивал головой.

«Дал тягу, вернее верного, — сказал он про себя. — Не оправдал ее надежд. Улизнул. А девушка — пальчики оближешь, щеголиха. Интересно, он-то какой?»

Коридорный спросил у молоденькой регистраторши, но она не смогла вспомнить.

— Вельможная парочка, — со знанием дела заключил коридорный. — Собирались тайком пожениться, а он удрал.

Тем временем Франки катила по направлению к Стейверли, обуреваемая самыми противоречивыми чувствами.

Почему Бобби Не вернулся в гостиницу? Тут могут быть только две причины: либо он напал на след, и след куда-то его увел, либо.., либо что-то случилось. «Бентли» угрожающе вильнул, но Франки успела его выровнять.

«Дура она, придумывает невесть что. Да что с ним могло случиться, просто напал на след.., вот и все.., ну да, напал на след.

Но почему он не написал ни словечка, чтобы ее успокоить?

Это объяснить труднее, но все-таки можно. Непредвиденные обстоятельства — не было времени или возможности… Бобби знал, что она. Франки, не переполошится из-за него. Все в порядке.., должно быть в порядке».

Дознание прошло как во сне. Там были и Роджер и Сильвия — в своем вдовьем трауре она была такой трогательной, такой прекрасной. Франки поймала себя на том, что восхищается ею, как восхищалась бы актрисой.

Судебное разбирательство вели очень тактично. В здешних местах Бассингтон-Ффренчей любили и всячески старались щадить чувства вдовы и брата покойного.

Франки и Роджер дали свои показания, доктор Николсон — свои, было предъявлено прощальное письмо покойного. Все закончилось очень быстро. Вынесенный вердикт гласил: «Самоубийство в состоянии крайней депрессии».

«Обычный в таких случаях» вердикт, вспомнила она слова мистера Спрэга.

Два «таких» случая — Сэвидж и Бассингтон-Ффренч…

Два самоубийства в состоянии крайней депрессии. Нет ли.., не может ли быть между ними какой-то связи?

Что это безусловное самоубийство. Франки не сомневалась, ведь она была на месте трагедии. Версия Бобби о том, что это убийство, совершенно неприемлема. У доктора Николсона неопровержимое алиби — оно подтверждено самой вдовой.

Франки и доктор Николсон задержались после того, как другие вышли. Коронер пожал Сильвии руку и выразил соболезнование.

— Франки, дорогая, по-моему, для вас есть несколько писем, — сказала Сильвия. — Вы не возражаете, если я вас покину и пойду прилягу. Все это было так ужасно, — вздрогнув, добавила она и вышла из комнаты. Николсон пошел с ней, пробормотав что-то насчет успокоительного.

Франки повернулась к Роджеру.

— Роджер, Бобби исчез.

— Исчез?

— Да!

— Где и как?

Франки быстро, в нескольких словах, объяснила.

— И с тех пор его не видели? — спросил Роджер.

— Нет. Что вы об этом думаете?

— Мне это не нравится, — сказал Роджер. У Франки упало сердце.

— Вы не думаете, что…

— О, возможно, все не так уж плохо, но.., ш-ш, Николсон идет.

Доктор вступил в комнату своей бесшумной походкой. Он потирал руки и улыбался.